Биографический очерк о Н. Чебаевском – в проекте «Без обложки»
Алтайская краевая библиотека им. В. Я. Шишкова представляет главу из очерка, посвященного алтайскому писателю Николаю Чебаевскому. Авторы издания– Владимир Шнайдер и его сын Герман. Книга выйдет из печати в октябре.
Герой биографического очерка Николай Чебаевский большую часть жизни прожил на Алтае, с 1958 года был членом Союза писателей. Первые его рассказы были опубликованы в альманахе «Алтай» в 1948 году. Старший автор очерка Владимир Шнайдер начинал свой творческий путь с того, что отнес свою первую подборку рассказов на рецензию Николаю Николаевичу. Однако, как говорит автор, «маститый писатель их безжалостно забраковал». Тем не менее, Владимир Александрович не опустил руки и с 1987 года публикует свои произведения в различных изданиях, выпускает отдельными произведениями. Владимир Шнайдер серьезно занимается историей, купеческим периодом. В феврале 1999 года с группой литераторов Бийска организовал и издал первый номер газеты «Творческий Алтай». На страницах издания печатали материалы о писателях и их произведения, художниках, музыкантах, театре, краеведении. С 2005 года автор ведет работу по установке мемориальных досок писателям. Так, по его инициативе установлены доски: И. Семоненкову, В. Попову, Н. Дворцову, Н. Чебаевскому. При непосредственном участии установлены мемориальные доски Г. Панову, Е. Гущину.
Владимир Александрович — автор 16 опубликованных статей по истории края, автор 11 отдельных изданий, в числе которых очерки, повести, изыскательные и справочные материалы, рассказы. Он общественный деятель, член Союза журналистов и Союза писателей России, а его сын Герман – студент АлтГПУ, автор статьи по истории Барнаула, соавтор справочного издания «Некрополь литераторов Алтая».
В октябре текущего года издание выйдет из печати. А пока представляем вниманию читателей главу из будущей книги «Николай Чебаевский».
Глава VII
Московские издательства время от времени печатали сборники художественных произведений авторов из глубинок. Так, в 1959 году в Москве был подготовлен и издан сборник рассказов и очерков «Сибирь сегодня», в котором наряду с произведениями маститых сибирских писателей был опубликован и рассказ Н. Чебаевского «Сентябрьские дни». Ранее он печатался в сборнике «Горячие сердца» под названием «В сентябре». Вроде бы повторение, но произведение вышло на новый, более высокий уровень и для более широкого круга читателей, а это значит, что и мнения будут иными, благодаря чему и сам автор увидит на своё творение в другом ракурсе. Тем более – в новой редакторской версии. Как бы ни была горька правда, а желал её слышать Николай Николаевич непременно. Об этом вы прочтёте на следующих страницах.
Творчество для Н. Чебаевского стало одной из важнейших жизненных составляющих. Другой (и, наверное, главной) – была семья: дочери Наташа и Лена. Детей Николай Николаевич любил очень. Можно сказать, что все родители любят своих детей, и ничего в этом особенного нет, но, согласитесь, по-разному любят. Николай Николаевич провожал дочерей в школу и встречал, помогал собираться на занятия и выполнять домашние задания. Одним словом, дома не оставлял детей без внимания ни на минуту.
В воспитании детей хорошим подспорьем стали его энциклопедические знания. Дочери всю жизнь были уверены, что их папа знает обо всём на свете: с каким бы вопросом они к нему ни подошли – полный, исчерпывающий ответ услышат всегда.
В 1960 году в Новосибирске издаётся восьмой сборник «Золотые искорки», в котором публикуется большой рассказ Н. Чебаевского для детей «Пётр Великий» – о деревенском мальчике Пете и его дедушке Мироне из небольшого посёлка Дымелка, расположенного в Салаирской тайге. В этом же году в журнале «Молодой колхозник» печатают маленький рассказ Николая Николаевича «Ключик», а в «Сельской жизни» – рассказ «Заповедные дубы», который, видимо, очень нравился самому автору – он публиковал его несколько раз.
В этот год старые травмы дали о себе знать. В одном из писем Н. Дворцову он писал, что сильно болела голова, правая рука практически не работала. К тому же болела спина. Почти три месяца Николай Николаевич был неработоспособным.[1] Даже когда болезнь отступила, начать работу с рукописями он ещё долго был не в состоянии.
Терзало душу и то, что заботы о хозяйстве, о детях да и о нём самом легли на хрупкие плечи Валентины Васильевны. Мучило его это и угнетало очень. И потому изо всех сил в её присутствии старался скрывать свои боли и делать вид, что всё нормально. Но обмануть супругу не получалось.
В 1961 году рассказы Н. Чебаевского публикуются в «Советской России» – «Приобретение» и в сборнике «Голубая лесенка» (Алтайское книжное издательство) – «Друг за друга».
В 1960 году у Н. Чебаевского почти на год прерывались отношения с самым близким другом Н. Дворцовым. Этой теме можно было бы посвятить целую главу, но, мы думаем, что для истории намного ценней окажется первоисточник – письмо Н. Чебаевского от 3 ноября 1961 года: «Дорогой Николай Григорьевич! Мне тоже давно хотелось написать тебе, но все-таки, хотя и жаль было, я прекратил переписку с тобой.
Сотников сказал тебе правду – главную роль сыграла тут обида. Но обиделся я не потому, что ты забраковал мой рассказ. Дело вовсе не в рассказе. Мне, конечно, как и тебе, известно, что литература не математика, что одно и то же произведение может быть оценено разными людьми совсем по-разному.
Если бы ты прямо сказал свое мнение, я бы согласился или не согласился с тобой, возможно, даже поспорил, но обиды никакой не возникло. На что тут обижаться? Ну, не подошёл рассказ для альманаха «Алтай», так можно послать в другое место, (кстати, его напечатали потом в «Молодом колхознике»), а не приняли бы нигде, значит, писать новый.
А как обстояло дело? Ведь я послал тебе рассказ не почтой, а с Валентиной, когда она проездом была в Барнауле. Скажу по совести: для меня не имело решающего значения, понравится рассказ или нет (это же не повесть, не роман, пропали бы не многолетние труды). И присылка его тебе, как говорят в народе, была лишь «задельем». Мне хотелось, чтоб Валентина зашла к тебе, узнала литературные новости. Без всякого повода зайти было вроде неудобно, вот я и снабдил ее рассказом. Решил, что это будет тактичнее. И потом ты мне ответишь, пришлешь, какой ни есть, отзыв, а я могу соглашаться или возразить. Все-таки «не пустая» переписка.
Так казалось. А получилось все иначе. Ты не отозвался ни словом, а я обиделся. Откуда мне было знать, что рассказ передан Юдалевичу? Да если бы мне это и было известно, на Юдалевича я не имел оснований обижаться: ведь рассказ-то я послал не ему, а тебе, от тебя ждал письма. А ждал я долго – чуть не год.
Надо ли удивляться, что, ничего не дождавшись, я пришел к горькому выводу: Дворцов занесся, не хочет знаться с бывшими товарищами по литературе. А раз не хочет – и не надо.
Поэтому, когда год спустя, ты всё-таки написал мне, я тоже решил не отвечать: «невестке в отместку».
Ну а сейчас, конечно, я доволен. Вижу: возникло простое недоразумение, что тебе вот тоже показалось обидным, будто я не заметил твоей постоянной доброжелательности и молчу «в знак благодарности» за все, что ты для меня сделал.
В общем, «конфликт» наш получился несерьезным. Повторяю: я не только доволен, но и рад этому! Ведь из всех алтайских литераторов ты для меня наиболее близок.
Ну, ладно, хватит об этом.
Судя по адресу, тебе дали новую квартиру. Поздравляем от души с новосельем!.. Может, напишешь хоть коротенько, как оно выглядит, твое новое жилье? Наверное, есть все благо современной квартиры?
Найдешь время, напиши, что нового, интересного в литературном Барнауле.
Привет твоей семье, а также Юдалевичу, Баздыреву, Трескову, Попову и всем знакомым писателям.
Жму руку! Н. Чебаевский».[2]
Это письмо, на наш взгляд, ценно не только сутью, но и тем, что по нему видно, как Николай Николаевич дорожил дружбой, какую имел ранимую и чуткую душу. Любил и очень ценил откровенность, открытость и правду, какой бы горькой она ни была. Крайне редкое качество души. И к окружающим он относился именно так, как хотел, чтобы относились к нему. В работе с молодыми авторами, став известным и опытным писателем, Чебаевский всегда был чутким и отзывчивым рецензентом и редактором. Даже если произведение, которое ему приходилось читать, было неимоверно далеко от настоящей литературы, он высказывал своё мнение автору тактично, мягко, дабы не ранить самолюбия и не ударить по рукам.
В жизни Николая Николаевича, как практически у каждого человека, были и остались белые пятна, как в биографии, так и в творчестве. Первых мы трогать не будем, а вот о вторых скажем.
Например: 15 января 1962 года он высылает Н. Дворцову рукопись объёмом в 252 машинописных страницы. Солидное творение, и работал над ним автор, видимо, не год, а многим более. К сожалению, название рукописи не известно. Отправляя её, Николай Николаевич попросил не только своего друга, но и ещё некоторых писателей вычитать текст, а после прислать рецензии. Как правило, в те годы рукописи вычитывали не менее трёх рецензентов. И работали над ними, невзирая на отношения с автором. Били, как говорится, не в бровь, а в глаз – по-дружески, открыто и справедливо, не заигрывая. Рукопись писатели отработали быстро. Рецензия была разгромной. Получив из Барнаула ответ Н. Дворцова, Чебаевский в отчаянии и горести сразу же сел писать ответ (датирован 10 февраля 1962 года). Вот что он пишет Дворцову:
— Дорогой Николай Григорьевич! Получил отзывы на повесть.
Тяжело стало на душе. Но обиды нет.
Взялся вот за письмо под первым впечатлением и сгоряча, наверное, должен бы возражать, спорить, доказывать своё. И если бы мог – это, пожалуй, принесло облегчение. Только спорить-то не могу: обезоружили вы меня совсем.
Я уже тебе писал: твердой веры, что повесть написана сносно, у меня не было. А теперь, прочитав ваши отзывы, окончательно убедился в крахе.
Не ради оправдания, а просто по-товарищески скажу лишь, что получилось все так, по-видимому, из-за бесконечных переделов, из-за того, что не раз ломал сюжет и композицию. В результате притупилось чутьё.
Конечно, самым разумным в этом положении было: не посылать никуда рукопись до тех пор, пока не определится о ней собственное мнение.
Но больно уж затянулась работа. Даже стыдно стало произносить это слово: «работаю». Вот и решился послать как есть.
Теперь мне горько, да хоть не так стыдно: всё-таки «показал», что чего-то делал, старался, во всяком случае, сделать…
А если выстою против этих ударов (ведь предстоит ещё разнос от Валентины, — сейчас её дома нет, уехала в Чесноковку на встречу с депутатом, — а домашние критики лупят похлеще) и примусь снова за рукопись, то все ваши замечания, конечно, не раз ещё обдумаю и постараюсь учесть.
Как бы там ни было – прошу передать А. Г. Баздыреву и Л. И. Квину искреннее товарищеское спасибо за советы.
А тебе просто дружески жму руку.
Н. Чебаевский
Привет твоей семье».[3]
Можно строить догадки и думать, что это был первый вариант романа «Если любишь». Но это будет всего лишь догадка, а какое произведение на самом деле попало под удар, так и осталось тайной.
Подобные встряски для здоровья Николая Николаевича были губительны. Как творческая личность, Николай Николаевич был легкораним. И любая, пусть даже лёгкая, критика расстраивала его донельзя и провоцировала мучительные головные боли, надолго выбивая из рабочего ритма.
Если исходить из текста письма, то Валентина Васильевна (как первый слушатель и рецензент всех произведений супруга) советовала ему дать рукописи вылежаться, а он, воспользовавшись её отсутствием, отослал на суд товарищей. За что и поплатился.
История знает массу примеров, когда откровенные и справедливые рецензии разбивали навсегда многолетнюю дружбу двух творческих людей. Но в случае Чебаевского и Дворцова, слава богу, такого не произошло. И вот ещё один эпизод. В том же году Н. Дворцов выехал на лечение в Ялту. И то ли Николай Григорьевич не рассчитал свои финансовые возможности (творческие личности в большинстве своём совершенно не умеют распоряжаться деньгами), то ли по другой какой причине, но в сентябре он пишет Чебаевскому письмо и просит выручить деньгами. Заметьте, просит денег не у горожан Сотникова или успешного Квина, а у сельского друга-инвалида, у которого к тому же две дочери-школьницы. Николай Николаевич в тот же день, как получил письмо с просьбой о деньгах (7 сентября), собрал и отправил просителю нужную сумму.[4]
Изучив все имеющиеся в Государственном архиве Алтайского края документы по Алтайскому отделению писательской организации, мы не нашли ни одного, в котором было бы сказано, что Н. Чебаевский воспользовался правом (как член литературного фонда) пролечиться в санатории или профилактории. И это удивительно. Некоторые писатели (не будем называть их фамилии), будучи молоды и вполне здоровы, по нескольку раз побывали в различных санаториях-профилакториях и на курортах по бесплатным путёвкам, а вот Чебаевский – ни разу. Хотя ему это было просто необходимо.
С годами болезнь прогрессировала, наведывалась всё чаще и выводила с поля активной жизни на всё более длительные периоды. Так, 29 мая 1963 года Н. Чебаевский пишет Дворцову, что вновь сильно и длительно болеет. Тяготит не столь болезнь, сколько то, что в эти периоды он совершенно не способен работать над рукописями и помогать супруге по хозяйству.[5] А каково жить в частном доме, знает только тот, кто жил или живёт в таких условиях. Чего стоит одна заготовка топлива на зиму! Зимой топить печь по два раза в день. Носить воду из колонки или колодца для питья и приготовления пищи одно, а для стирки или бани – другое, особенно в зимнее время, в бураны да снегопады. А работа на огороде в двадцать, а то и тридцать соток!
В середине шестидесятых друзья-писатели (во главе с Дворцовым) стали уговаривать Чебаевского перебраться на жительство в город. Притом действовать они начали не с Николая Николаевича (зная, что он врос в Тогул всем своим существом и слушать о переезде не станет), а с Валентины Васильевны. В основном убеждали, что, мол, дочери вырастут, окончат институты и останутся в городе, и вы будете рядом с ними и с внуками. Тем более, что старшая дочь Наталья с 1964 года уже училась в Барнаульском педагогическом институте и жила в общежитии. После долгих разговоров, раздумий, семейных советов Чебаевский согласился, и друзья принялись хлопотать в крайкоме КПСС о предоставлении ему квартиры.
На переезд в город Николай Николаевич согласился, поддавшись не уговорам, нет. Забота о семье, о родных заставила его покинуть родной посёлок. С одной стороны он даже был рад, что друзья сами предложили это дело и ему не пришлось просить (что для него было сущим наказанием). Он прекрасно осознавал, что с годами весь круг забот по дому и хозяйству (включая и мужскую работу) полностью перевалится на плечи супруги. И очень не хотел этого и боялся. Потому и согласился.
В начале 1967 года переезд состоялся. Но это произошло после выхода самого популярного произведения Николая Николаевича – романа «Если любишь», который, в прямом смысле слова, принёс автору всенародную известность и любовь. А работа над романом, по всей видимости, была начата в середине 50-х, потому как ещё в 1959 году писатель рассказывал журналисту В. Серебряному, что давно работает над повестью о студентах, участвующих в уборке урожая.[6]
Тираж книги был небольшой, всего 15 000 экземпляров, и цена вполне сносная – 68 копеек. Роман ушёл с магазинных прилавков с неимоверной для местных изданий скоростью. В библиотеках занимали очередь на книгу. Популярность росла день ото дня. И автору, и в издательство, и в газеты пошли письма от читателей со словами благодарности. Были даже письма, в которых спрашивали, что же дальше было с Тихоном и Ланей?[7] Судьба двух героев не оставила равнодушными ни одного читателя.
Если просто сказать, что Николай Николаевич был счастлив, значит, ничего не сказать. Популярность романа, читательские отзывы – самая высокая оценка, признание таланта. Вместе с ним радовались и его родные: дети, жена, сестра.
Естественно, не оставила роман без внимания и критика. Первым откликнулся В. Ковалёв, опубликовавший в «Книжном обозрении» № 17 за 1966 год небольшую, но тёплую статью под названием «Первый роман». А в 1967 году откликнулись и местные критики. Например, Алексей Ефимович Сотников во 2-ом номере альманаха «Алтай» в 1967 году к юбилею Чебаевского написал хороший очерк «Сердцем сильный», который был опубликован и в газете «Алтайская правда» за 25 марта.
Алтайское книжное издательство на спрос романа отреагировало незамедлительно. С автором быстро был заключён договор, и весной 1967 года роман был переиздан 15-тысячным тиражом.
Не менее автора был рад и редактор А. Тресков. А как же, это же он, можно сказать, первый оценил по достоинству роман «Если любишь», он дал рекомендательную рецензию и работал с автором.
На обсуждение собратьям по перу Николай Николаевич почему-то роман не вынес, т.е. в писательской организации о нём не говорили. По крайней мере, в документах об этом не сказано и в письмах друзьям он об этом не сообщает. Хотя в те годы обсуждать новые книги и рукописи на рабочих собраниях было принято. Возможно, роман миновал публичный разбор потому, что в этот период в коллективе писателей было далеко не спокойно: велись отрытые и тайные интриги, между некоторыми писателями сложились неприязненные отношения. Например, 11 февраля 1967 года проходило отчётно-выборное собрание, на котором из десяти членов СП, состоявших на учёте, присутствовало 8: Баздырев, Дворцов, Мерзликин, Юдалевич, Сергеев, Чебаевский, Павлов, Пантюхов. Квин и Больгер не могли явиться из-за болезни. Ещё на собрании присутствовали председатель Правления СП РСФСР М. П. Шевченко, секретарь крайкома КПСС Т. А. Кулаков, зав. отделом пропаганды и агитации крайкома В. И. Казанцев, литактив края. На повестке дня было два вопроса: отчёт ответственного секретаря А. Баздырева и выбор Бюро организации. Первым, как и полагается, выступил А. Баздырев. В своём объёмном докладе (48 машинописных листов) он, практически, не обошёл вниманием ни одного члена СП и литактива. Лестно высказался о Л. Квине. Положительно отметил М. Юдалевича, Н. Дворцова, Н. Чебаевского. Похвалил недавно вышедший роман «Если любишь». Отметил серьёзную работу Л. Мерзликина, И. Пантюхова, И. Кудинова, Ф. Больгера, В. Попова, В. Сидорова и его роман «Путь наш нехоженый». Критически высказался о повести Г. Егорова «Крушение Рогова», сказал, что это огорчение издательства. Из литактива ещё отметил П. Старцева, Г. Комракова и П. Никольского. Также перечислил все проведённые работы: выступления, творческие поездки, встречи в трудовых коллективах, семинары, направления на учёбу в литературный институт им. Горького и т. п. Доклад, как и у всех предыдущих ответсекретарей, был неоднозначным и, соответственно, воспринят по-разному.
В прениях после доклада выступили 14 человек.
М. Кашников высказался за переизбрание А. Баздырева, заявив, что за период его работы (с 1963 г.) в должности ответсекретаря в СП с Алтая никого не приняли. Это было ложное обвинение. Л. Мерзликин был принят в Союз в 1965 году, в 1966 году на собрании были приняты В. Попов и И. Кудинов, а в мае 1967 их утвердили в Москве. Кроме того, Г. Комраков в тот год жил в Томске, но А. Баздырев ходатайствовал о его приёме в Союз писателей.
Не одобрил работу Баздырева также и Н. Лоткин (автор нескольких детских книг).
Но всех яростней критиковал его работу приехавший из Магадана в январе 1964 года В. Сергеев. В творческом багаже Сергеева было шесть книг: четыре издано в Магадане и по одной в Москве и Барнауле. Имел хорошее образование – окончил Ленинградский университет и Высшие литературные курсы. Среди писателей пользовался заслуженным авторитетом, к его мнению прислушивались. В конце выступления Сергеев предложил Баздыреву уйти с поста ответственного секретаря.
Выступления остальных участников собрания были о разном: о слабых книгах, отсутствии критики и краем, как бы мимоходом, о слабой в некоторых вопросах работе ответственного секретаря. Хотя теперь, изучая документы писательской организации, мы видим, что работу Баздырев вёл большую и справлялся с должностью достойно, но об этом будет сказано в другой книге. Исходя из всего этого, можно предположить, что «свержение» Баздырева с поста ответственного секретаря – заговор.
Не бросил камня в него только Николай Николаевич. Он вообще не выступал.
При выборе нового состава Бюро Алтайского отделения СП гонение на Баздырева усилилось. Смотрите. Открытым голосование в состав Бюро было выдвинуто четыре кандидатуры: Дворцов, Пантюхов, Юдалевич, Баздырев. Голосовать решили по каждому кандидату отдельно, и в итоге Баздырева отклонили с убийственным результатом. За него было только два голоса (он сам и Чебаевский). Против – 4, воздержалось – 2. Затем за выдвинутых членов голосовали тайно. В счётной комиссии Чебаевский и Сергеев. Выдано 8 бюллетеней. Итоги тайного голосования: за Дворцова – 8, за Пантюхова – 8, за Юдалевича – 8. Бюро утвердили.[8]
Такого незаслуженного отношения к себе Александр Баздырев, конечно же, стерпеть не мог. Да и непонятно было, за что с ним так обошлись те, кто в 1960 году единогласно рекомендовал его в члены Союза писателей, в 1963 году также единогласно избрал ответственным секретарём. Что случилось? Не смягчило удар и то, что его избрали уполномоченным по литфонду. Почётная должность для отставного лица? Замкнувшись в себе, он в течение года выбрал новое место жительства и в начале осени 1968 года уехал с Алтая.
Переехав в Барнаул, Чебаевские дом в Тогуле не продали, оставили в качестве дачи. Уезжали туда обычно после схода снега и оставались до уборки урожая. Тогул заменял Николаю Николаевичу и санаторий, и профилакторий. И писалось там, на родной земле, намного легче.
В городе Валентина Васильевна устроилась сначала преподавателем литературы и русского языка в школу № 68, а затем там же была назначена заместителем по учебной части. Но ни она, ни Николай Николаевич так и не смогли стать горожанами и каждый год с нетерпением ждали весны, чтобы перебраться в Тогул, отдышаться, напитаться живительной энергией родной природы. А ещё они оба очень скучали по деревенскому открытому, простому и чистому общению не только с родными, но и сельчанами, к которым можно и самим запросто сходить и которые к тебе могут заскочить на огонёк в любое время и без всякого повода – просто поговорить по душам.
[1] КГКУ ГААК Ф. Р1386 оп. 2, д. 139
[2] КГКУ ГААК Ф. Р1386 оп. 2, д. 139
[3] КГКУ ГААК Ф. Р1386 оп.2, д. 139
[4] Там же.
[5] Там же.
[6] Альманах «Алтай» № 13 1959 год, стр. 127
[7] КГКУ ГААК Ф. 1368 оп. 2, д. 142
[8] КГКУ ГААК Ф. Р485 оп. 2, д. 25