Валерий Копнинов (г. Барнаул) СОЧИНЕНИЕ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ
Так случилось, что у Вадьки Белоусова, и в прямом, и в переносном смысле, по ветру развеялись все его радужные ожидания, связанные с зимними каникулами. Пусть не очень большими, но всё-таки каникулами, не менее долгожданными, чем любые другие. Да и любил Вадька вот эту самую передышку перед третьей четвертью – за снежные горки, за санки-лыжи, за коньки-клюшки и, конечно же, за новогодние праздники. Любил гораздо больше, чем придуряться с друзьями «ВКонтакте» или играть по сети в стрелялки или бродилки.
Поначалу так всё и шло, как положено: классный час в школе, подарки под ёлочкой тридцать первого декабря, где среди прочих приятных и нужных вещей выделялась лаковым блеском новенькая клюшка. Кстати, хорошие и отличные оценки за полугодие гарантировали Вадьке от родителей, в знак поощрения, самую широкую свободу действия и на хоккейной коробке во дворе, и на лыжне в парке, и в других зимних забавах.
Плюс ко всему погодка благоприятствовала: чуть примораживало к ночи и отпускало днём, да ещё время от времени подсыпало поверх уже достаточно высоких сугробов свеженького, лёгкого и пушистого снежка.
Благоприятствовала она до третьего января. А уже к вечеру третьего снег повалил гуще, ночью поднялся ветер, и четвёртого утром на улицах города вовсю бушевала метель… И с неослабевающей силой – ещё и пятого, шестого, седьмого, а также восьмого января.
И без того короткий, зимний день словно убавил своё присутствие, вроде как за ненадобностью. Да в такую погоду никто на улицу носа и не показывал, кроме как в случае крайней необходимости. Достаточно было посмотреть из окна на свивающиеся в гигантские клубки снежные вихри, бесследно заметающие дорожки и скрадывающие очертания не только деревьев, но и домов, легковых машин и даже пассажирских автобусов, чтобы всерьёз призадуматься – а стоит ли ради сомнительной прогулки лишать себя уюта тёплого кресла и умиротворённости телевизора.
Впрочем, это больше касалось взрослых. Вадька раздумывать над вопросом: «Идти или не идти?» – не стал бы. Но на его прогулки был наложен строжайший запрет. Да и у друзей его, видимо, дела складывались не лучше, и это обстоятельство, даже в случае возможности Вадькиной «утечки» на улицу, сводило большую часть его планов на нет. Ведь тот же хоккей – игра командная.
Дикторы в новостях ежедневно продляли штормовое предупреждение на следующие сутки-двое и пытались перед лицом тысяч телезрителей придать голосу оптимизма и бодрости, что, видимо, должно было означать принятие мира во всей его сложности и во всем многообразии.
Вадька в общем-то понимал, что сведения у дикторов достоверные, но всё равно каждое утро торопился к окошку, чтобы лично убедиться в неугомонности метели. Убеждался и после шёл в коридор, заменяя молниеносные проходы по левому краю к воротам противника простой возможностью подержать в руках без толку стоящую у дверей клюшку, ощутить её приятную тяжесть и со вздохом вернуть на место. Настоящая клюшка – это не то, что виртуальный пистолет!
Конечно, Вадька время от времени заглядывал в ноутбук, но с играми не складывалось, потому что он постоянно отвлекался на сайт погоды в расчёте найти там о погоде то, чего не знали телевизионные дикторы.
А метель, как назло, только прибавляла с каждым днём в усердном стремлении завалить город по самые крыши, и, похоже, не только невысокую пятиэтажку, где жил Вадька с родителями – папой Борисом Владимировичем, мамой Ириной Васильевной, а также с бабушкой Томой и сестрёнкой Дашей, но и все остальные дома – девятиэтажные, и даже новые, очень красивые шестнадцатиэтажные здания, с недавнего времени выраставшие, как грибы, в разных районах города.
– Вадюлька, иди… По телевизору фильм начинается «Морозко»! – ласково звала Вадьку бабушка Тома, не в силах выносить его мытарства. – Фильм – загляденье!
Вадька шёл, садился на диван, а через полчаса снова бежал к окошку, проверить, как там дела с метелью.
Баба Тома в дополнение к фильму зажигала гирлянды на ёлке, тем самым напоминая о том, что новогоднее настроение никто не отменял. Разноцветные огоньки бегали по еловым веткам, то играя в догонялки – кто быстрее домчится до макушки и обратно, то затевая настоящие прятки, угасая и на время теряясь в хвое, то устраивая развесёлый танец под свою, никому не слышную музыку. Вадька ёлку очень любил, а гирлянды, и в прошлом году, и в этом, даже помогал папе развешивать, но…
Телевизор, ёлочные гирлянды, равно как и другие бабушкины уловки – вкусный ягодный кисель, ватрушки, читка сказок вслух – действовали в основном на пятилетнюю Дашу, а Вадьку обмануть не могли.
И вот уже количество прошедших дней, отмеренных для каникул, превысило количество дней оставшихся…
– Так дальше продолжаться не может! – заключил Вадькин папа Борис Владимирович на стихийно собравшемся «малом семейном совете», состоящем из самого Бориса Владимировича и его супруги Ирины Васильевны – Вадькиной мамы, когда они, облепленные снегом и изрядно замёрзшие, вернулись из вынужденной околопраздничной вылазки в гости и в очередной раз обнаружили сына подпирающим подоконник в безнадёжном ожидании хорошей погоды. – Нужно придумать Вадюльке полноценную замену тому, что он утратил из-за метели!
– Как? – скептически поинтересовалась ещё не согревшаяся с улицы Ирина Васильевна, кутаясь в тёплый плед. – Проведем всеквартирный турнир по хоккею? Или лыжный пробег с кухни до лоджии?
– Надо подумать! – глубокомысленно произнёс Борис Владимирович, и они отправились думать на кухню, чтобы совместить думанье с горячим чаем – наилучшим средством для избавления от холода, пробравшего их, как видно, до самых костей.
– Клин нужно вышибать клином! – заявил Борис Владимирович, наливая Ирине Васильевне вторую кружку чая с заботливо добавленным кружком лимона. – Давай, ты затеешь генеральную уборку и поручишь Вадюльке пропылесосить всю квартиру…
– А ты? – с подозрением спросила Ирина Васильевна, чувствуя в словах мужа подвох.
– А я к Николаю поднимусь… – Борис Владимирович как бы между делом приоткрыл дверь холодильника и по очереди потрогал бутылки с пивом, убеждаясь, что они достаточно охладились. – Там футболец на «Матче»… «Челси» с «МЮ»… Ну, чтоб вам не мешать…
– Я! Я буду с пылесосом! – подхватила маленькая Даша, просочившаяся вслед за родителями на кухню и теперь пристраивающаяся к столу со своей кружечкой, чтобы тоже попить чайку. – Можно мне…
– Никаких пылесосов и никаких «Челси»! – отрезала Ирина Васильевна. – Мы и так семьёй не часто собираемся – так хоть в законные выходные…
– Да, Ириша, там такая игра! Кубковая! Такие команды… Сказка…
– Нет! Футбол отменяется! И не спорь! Я смотрю, с моими планами тут тоже не очень-то считаются!..
Борис Владимирович вздохнул, понимая, что футбол накрылся, вернулся к столу, налил чай себе и Даше и даже выставил на стол вазу с конфетами.
– Генеральную делать будем, когда ёлку уберём! – продолжила Ирина Васильевна – А Вадюльку отвлечём чем-нибудь интеллектуальным. И я знаю чем!
– Чем? – поинтересовался Борис Владимирович.
– На собрания в школу ходить надо! – отрезала Ирина Васильевна так строго, что Даша, до этого момента безмятежно ёрзавшая на стуле и под шумок разворачивающая четвёртую шоколадную конфету, тихонечко зажала её в кулачке и отправилась в свою комнату.
А уже через пятнадцать минут настроенный на «интеллектуальную работу» решительной Ириной Васильевной и при безмолвном сочувствии Бориса Владимировича Вадька сидел за письменным столом перед раскрытой тетрадью, где в верхней части чистого листа было выведено название сочинения, заданного на зимние каникулы Вадьке и его одноклассникам их литераторшей – новой учительницей литературы: «Мой город Барнаул через сто лет», о котором «так кстати» вспомнила мама Ирина Васильевна.
Определив Вадьке фронт работы, слегка подавленные, с одной стороны, тяжестью, а с другой стороны, явной необходимостью принятия непростого решения, Ирина Васильевна и Борис Владимирович удалились.
Поначалу от обиды Вадька и способность мыслить, и даже дар речи утратил – оттого и родителям возразить не смог как следует. Мол, что это несправедливо, в каникулы, заработанные ударной учёбой в четверти, вместо хоккея над тетрадкой сидеть!
Тоже – ещё родители называются!.. Сами что ни день, то в гости…
Но… Постепенно успокоился, приняв, как есть, свою тяжёлую долю школьника-шестиклассника, со всеми вытекающими последствиями. И родители, конечно же, были ни в чём не виноваты, да и сочинение действительно было задано. А тему они всем классом выбрали. Единогласно, из пяти предложенных литераторшей, как самую интересную. На такую тему, быстренько обменявшись мнениями, решили они, писать любо-дорого – вспомни «Звёздные войны» или «Властелина колец», и вперёд!
Вадька ещё разок глянул на улицу, приподнявшись над столом, и, подавив вздох, уткнулся в тетрадь. «Мой город Барнаул через сто лет» – по-прежнему гласило название, выведенное Вадькиной рукой, его мелким почерком, с будто бы «пляшущими» буквами «л» и «е», то стоящими под одним углом с остальными буквами, то наклонёнными в противоположную сторону, а то замершими под прямым углом как столбики. И теперь тема будущего не казалась Вадьке такой лёгкой, как раньше…
«Через сто лет что будет? – постепенно возвращающаяся к Вадьке способность мыслить выдавала первые результаты. – Мне исполнится сто одиннадцать лет! Кем я стану?.. Ну, возможно, знаменитым тренером по хоккею… По космическому хоккею… Тогда уже изобретут…»
Вадька вспомнил свою новенькую клюшку, бесполезно стоящую в коридоре, и в этот раз подавить вздох уже не сумел.
«Да – космический хоккей, – продолжал он фантазировать, – такому не страшна метель, ведь в космосе каток не заносит снегом! Изобретут турбоклюшки и турбоконьки!.. Стоп! Чего это я? Сто одиннадцать лет – столько не живут!»
Вадька буквально пару мгновений назад уже занёс ручку над тетрадью, чтобы записать свои первые соображения о космическом хоккее, но мысль о краткости человеческого века ошеломила его и перечеркнула придуманное им начало.
И неудивительно – у Вадьки было понимание смерти: четыре года назад в их семье хоронили дедушку Володю, папиного отца и мужа бабы Томы, тяжело болевшего и умершего от рака. Да и тема это такая, что мимо никак не пройдёшь – и в литературе прослеживается, и в кино…
«Да ну, – успокоил себя Вадька, – за сто лет наверняка придумают что-нибудь такое, чтобы жили подольше! Умирать станут меньше… А рождаться – больше!..»
В комнату заглянула сестрёнка Даша, видимо, в надежде, что Вадька бездельничает и от безделья, может быть, почитает с ней книжку. Но Вадька сразу сделал сердитое лицо, давая Даше понять, что очень занят. Тогда Даша потихоньку прошла к старенькому манежу, служившему складом для её игрушек, взяла пару кукол и коробку с пазлами и так же тихонько вышла из комнаты. А комната эта, в их небольшой квартире, у Вадьки с Дашей была общая.
Раньше, когда Даша родилась, её кроватка стояла в родительской спальне, а Вадька единолично барствовал в детской, где они жили сейчас, правда, с перспективой, впоследствии, по мере подрастания Даши, быть переселённым в зал. Это его совсем не смущало, так как в зале стоял телевизор, и все ночные папины просмотры футбола и хоккея были ему так же гарантированы. Но Даша подросла, перебралась в комнату к Вадьке, а он никуда не переселился, потому что в зале стала жить баба Тома, после смерти дедушки Володи переехавшая к ним.
Сначала у Вадьки с Дашей была общая двухъярусная кровать, а потом Вадька из неё вырос, и пришлось родителям покупать два раскладных кресла. Но с креслами получилось даже лучше – комната как бы поделилась на две части – одна Дашина, а другая Вадькина, с «ничейной зоной» посредине – на паласе с запачканным краской изображением Ивана-царевича на Сером Волке…
«И город станет расти не только в ширину, но и в высоту! – решил Вадька, представляя себе Барнаул будущего. – Вместо старых пятиэтажных домов начнут строить стоэтажные и даже больше, чем стоэтажные… В маленьких деревянных домах с печками, которые сейчас бестолково занимают много места, не будет больше необходимости, но те, кто привык, могут в своих квартирах такой же интерьер, если им нравится, сохранить, хоть даже и с печкой… Барнаул переберётся на другую сторону Оби и станет таким же большим, как сейчас Москва… Ну, а почему нет? Так-то хорошо будет – всё новое!.. Да только что? Из тех зданий, которые нынче есть, ничего не сохранится? Молодёжный театр, наш дом, Дворец спорта, школа, где до меня ещё мои родители учились, пушки возле музея – тоже исчезнут?»
Дверь за Вадькиной спиной вновь заскрипела. Вадька быстро вернул лицу недавнее серьёзное выражение и обернулся в расчёте «безжалостно» призвать мешающую ему сестру к порядку. Но там оказался папа…
– Ну как? – шёпотом спросил Борис Владимирович. – Получается?
– Вроде – да… – неуверенно ответил Вадька. – И вроде – нет!
– Может, помочь? – предложил Борис Владимирович.
– Ага! – обрадовался Вадька. – Я вот думаю, а если через сто лет Барнаул станет как Москва, у нас всё изменится?
– Как Москва, говоришь? – призадумался Борис Владимирович и ответил с улыбкой, всей пятернёй ероша свой непокорный, словно бы не знающий расчёски «мальчишеский» чуб. – Если как Москва, то у нас метро наконец-то пророют!
– А зачем через сто лет метро? – усомнился в отцовском предположении Вадька. – Через сто лет машины по воздуху летать будут…
– Ты уверен?.. Ну-у… Cто лет, сынок, не так уж и много! Для нас – да, а для истории – мгновение… Мы вон, в восьмидесятых, смотрели фильм «Назад в будущее», так там в 2015 году тоже машины уже летали… И что? Обман?! Уже прошёл 2015 год, а машины всё по земле ездят, и пока никаких изменений не предвидится!
– А где предвидятся? Изменения… – спросил Вадька.
– Ну, ты спросил… – вновь задумался Борис Владимирович. – Медицина, надеюсь, вперёд шагнёт, может, от рака лекарство придумают… Знаешь, изменений хочется хороших, чтобы для человека… Ты вот говоришь – Барнаул, как Москва, станет… А я, к примеру, не хочу, чтоб как Москва! Мне нравится, что город наш маленький, уютный… И дело не в метро – мы его уже давно себе придумали. Пусть, конечно, и дома новые строятся, но… Барнаул должен быть разный: со своим прошлым, настоящим и будущим… И чтобы так складывалось, любить его нужно по-настоящему. Сам посуди, сынок: Барнаул стоит на реке Обь и река эта по площади своего бассейна занимает первое место в России. Есть чем гордиться! А вот набережной, где люди могли бы погулять и своей знаменитой рекой полюбоваться, в городе нет. Помнишь, какая замечательная набережная в Омске у Були и Дули?..
Вадька на минутку отвлёкся, вспомнив Булю и Дулю – родителей мамы – его вторых бабушку и дедушку. Буля и Дуля служили актёрами в Омском ТЮЗе и, будучи людьми творческими и неугомонными на выдумки, сами изобрели себе имена для общения с внуками – Буля и Дуля – производные от бабули и дедули. Набережная была у Були с Дулей действительно высший класс, и они в первый же вечер повели Вадьку и Дашу, приехавших тогда погостить с родителями, прогуляться вдоль Иртыша.
– …А ведь Иртыш, – продолжал тем временем Борис Владимирович, – всего лишь приток нашей Оби! Ну не обидно ли?.. И тут многое от руководства зависит и города, и края! И от нас всех, конечно… Вот был у нас мэр – Баварин, возможно, тоже не ангел, но город он любил, и в городе его за это уважали. В нём не начальника видели, а скорее – земляка, барнаульца!.. А нынешние… Вот только и надежда, что за сто лет найдутся и честные, и работоспособные, и с уважением к городу и горожанам…
Борис Владимирович прервался на полуслове, будто бы сам себя застеснялся, потрепал Вадькины, торчащие так же, как у него, вихры и добавил шутливым тоном:
– Единственное, чего мне хочется, чтобы было не хуже, чем в Москве, так это стадион футбольный хороший и команду, чтобы играла в Высшей лиге! Ну и в Лиге чемпионов, конечно… А то – мы тут от настоящей футбольной жизни оторваны!.. Ну ладно, мешать не буду, пиши, давай, самостоятельно – тебе через сто лет жить!
И Борис Владимирович ушёл, а Вадька, в какой-то степени сбитый с толку, несколько приуныл. Наговорил отец всякого, и как в этом разобраться? А всё непогода, не будь её – бегал бы сейчас на лыжах по парку, пружиня шаг, крепко отталкиваясь палками и красиво выдыхая клубы морозного воздуха…
Вадька выбрался из-за стола, отодвинул тюль в сторону и вскарабкался на подоконник. С одной стороны, небольшой внутренний двор их дома вид имел необычный и даже красивый. Метель сравняла дорожки, ведущие от подъездов на улицу, вровень с сугробами, по крыши замела автомобили, стоящие на площадке у ворот, оставив торчащими из автосугробов только радиоантенны, укрыла под толстым слоем снега все постройки детского городка. Одна лишь крыша беседки торчала из-под снега, правда, на крыше тоже красовался огромный сугроб, зализанный шершавым языком метели таким манером, словно это была закинутая на бок чёлка.
Да – с одной стороны, красиво. Но в сочетании с метелью, мотающей по всему двору внушительные охапки снега вперемешку с яркими конфетными фантиками и разноцветным конфетти, совершенно непригодно для игр и прогулок, по крайней мере, по мнению взрослых…
Чтобы отвлечься от вновь назревающих мрачных раздумий, Вадька отправился на кухню чем-нибудь полакомиться.
На кухне хозяйничала баба Тома – она чистила у раковины картошку и одновременно управлялась с парой кастрюлек и сковородой, бурлящими и шкворчащими на плите.
– Ой, да кто к нам пришёл! – обрадовалась баба Тома появлению внучка. – Вадюлька! Сядь, мой золотой, отдохни, я тебе сейчас киселька налью да оладушек вон свеженьких положу! Отдохни!.. Придумали тоже – ребёнку в каникулы за уроки садиться.
Вадька в принципе точку зрения бабы Томы про «придумали тоже» разделял, но решения в доме, к сожалению, принимали не они с бабушкой. Да и что такое – «ребёнок»? Он не считал себя совсем уж ребёнком, вот сестра Даша – та другое дело. А раз он не ребёнок, то значит должен свои обязанности исполнять. Ведь и сама баба Тома тоже…
– А ты, бабушка, что делаешь? – спросил Вадька, невольно принюхиваясь к ароматным запахам мяса и жаренного на сливочном масле лука. – Ужин?
– Ужин, мой хороший, ужин! – ответила баба Тома, управившись с картошкой, сполоснув руки и накладывая Вадьке обещанных оладушков. – Толчёнку да котлетки куриные… Да капустки достану соленой и постным маслицем полью… А после – чай с оладушками да земляничным вареньем… Помнишь, землянику-то летом собирать ездили, и ты баночку тоже набрал литровую, чуть не полную. А вот теперь варенье с неё пригодилось!
Вадька помнил ту поездку: по загородной дороге, через Обской новый мост, мимо широких до горизонта полей, через какую-то деревню, где отцу, ведущему машину, то и дело приходилось сигналить, чтобы прогнать с дороги зазевавшегося телёнка или стаю гусей. И баночку литровую, что бабушка вспомнила, Вадька, если честно, наполнил не сам – баба Тома как раз и помогала. А когда ехали обратно, она читала ему сказку из журнала какого-то – «В тёмном лесе» сказка называлась. Вадька от сказок нос воротил в последнее время – считал, что они для совсем маленьких, но эта сказка была «взрослая» и Вадьке понравилась, хотя он так и не узнал, чем там дело закончилась – намаявшись за день, уснул на коленях у бабы Томы…
– Бабуль, – сообразив, что баба Тома может помочь своим советом, приспросился Вадька, – мне про будущее написать надо… Ты же много сказок знаешь, а будущее – тоже почти сказка! Так вот… Что будет в Барнауле через сто лет? А то я запутался немножко…
– Через сто лет? – переспросила баба Тома. – Целый век: ни много ни мало! Это что ж, учительница у вас так задумала? Анна Александровна? Наслышана… Молодец! А ты, значит, не знаешь, какое будущее ожидать?
– Ну, не то чтобы не знаю… – замялся Вадька, отцовским жестом теребя чёлку. – А так, не уверен кое в чём…
– Не зна-аешь… – призадумалась баба Тома. – А может, и хорошо это, что не знаешь. Будешь мечтать и сам решишь… Я вот в твои годы точно знала про будущее… Каким оно должно нам явиться… Счастливым для людей хороших, справедливым для работящих и честных и радостным для всех, кто это будущее построит! Даже один раз точную дату наступления этого счастливого будущего объявили… Вот тебе и сказки… А называлось это будущее – коммунизм! И мы в него верили… не все, конечно, но многие. А потом коммунизм отменили. Сказали, что ошибка вышла… И другого ничего не предложили. Сказали, живите сегодняшним днём… Вот и живём теперь… Да, есть ещё вариант – в рай можно попасть в будущем, каждому человеку… или не попасть… Но это тебе пока будет непонятно… А Барнаулу нашему чего в будущем пожелала бы? Корабли, чтобы по Оби пошли в разные стороны, да пусть бы какие-нибудь космические, что ли, им ведь в Новосибирске через плотину перелетать как-то надо… и дальше, чтоб плыли до самого Карского моря!.. Ну, или хотя бы до Новосибирска, те, что раньше ходили, – на воздушной подушке и на подводных крыльях… Чтобы всё производство возродили. Заводы чтобы восстановили и новые открыли… Мы ведь раньше-то заводами своими гордились! «Трансмаш», моторный, котельный, ХБК, меланжевый… Вот тебе это ничего уже не говорит… Для тебя понятнее «Лента», «Арена», «Метро» – магазинов скоро будет больше, чем людей, а на кой они нужны, если людям зарабатывать негде! Если… Господи, да что это я, дура старая, на ребёнка чего не надо взвалила?!Ещё киселька налить, мой золотой?
Кисель – дело хорошее, да только… Вадька и рад был бы зависнуть здесь, на кухне, но, понимая, что выполнение задания по литературе родители с него сегодня рано или поздно спросят, от добавки отказался. Да и над будущим, поведанным бабой Томой, подумать нужно было – может, что для сочинения и сгодится.
Вадька отправился в свою комнату – пора было вновь садиться за сочинение. Пора-то пора, да с чем садиться? Мысли у Вадьки расползались в разные стороны! Футбольный стадион отца и бабы-Томины космические пароходы на Оби никак не соединялись друг с другом. И точно так же, несоединимые ни с чем, поблизости от футбола маячили новые заводы, а с ними метро и космический хоккей на орбите…
Кстати, про хоккей! И не про космический, а про самый что ни на есть земной хоккей вспомнил Вадька, проходя коридором мимо спортивного инвентаря, «заготовленного» для зимних каникул. И опять потянуло его полюбоваться новенькой своей клюшкой, что так ладно ложилась в руки, но Вадька смог только лишь подержать её, прицелиться в воображаемые ворота и, цокнув языком, озвучивая щелчок, отправить в воображаемые ворота воображаемую шайбу. «Воображаемые ворота» – ну что за тоска!
А тут ещё, вернувшись в комнату, Вадька обнаружил, что Даша оказалась за его письменным столом в нарушении всяких правил разделения комнаты. Воспользовавшись Вадькиным отсутствием, Даша, конечно же, устроилась там, где поудобнее, со своими листочками и цветными карандашами, с которыми могла заниматься художествами по несколько часов кряду.
– Даша, – Вадька включил верхний свет в комнате и попытался придать голосу строгие мамины интонации, – мне нужен стол… уроки делать!
– Я тоже хочу уроки делать! – ответила Даша, прикрывая ладошками листы с рисунками
– У тебя нет уроков… Ты ещё в школе не учишься!
– Ну и что? Не учусь… А уроки есть!
Вадька соображал, как бы вытурить сестру из-за стола, чтобы это не повлекло за собой Дашиных слёз и маминого сурового вмешательства. Обычно, когда Вадька занимался, Даша, если хотела рисовать, шла на кухню, но сейчас там готовила ужин баба Тома.
– Даша, а тебя баба Тома искала! – схитрил Вадька. – Ей твоя помощь нужна…
Даша, не раздумывая, сползла со стула, быстренько потопала на кухню, и, уже когда она выскочила в коридор и захлопнула за собою дверь, Вадька окликнул её.
– Даша, подожди!
Она остановилась, приоткрыла дверь и просунула голову в комнату, видимо, больше настроенная на помощь бабе Томе, чем на разговор с братом.
– Даша… – спросил Вадька, подыскивая слова. – Вот если бы ты могла загадать желание, которое точно сбудется… Что бы ты загадала?
– Чтобы зимой дорожки всегда были чистыми! – почти без запинки ответила Даша.
– Какие дорожки? – не понял Вадька.
– Во дворе, которые снегом засыпало!
– Дорожки? А зачем? – удивился такому скромному желанию Вадька.
– Чтобы гулять всегда можно было! – как о чём-то само собой разумеющемся поведала Даша.
– Ах гулять! – сообразил Вадька. – Ну ладно, беги к бабе Томе!
Через мгновение Даша уже топала по коридору в сторону кухни.
«Конечно – гулять! – рассуждал Вадька. – Она ведь тоже дома сидит, как и я… Ей ведь тоже на улицу хочется…»
Он отодвинул в сторону рисунки сестры и вновь засел над тетрадкой с листом, озаглавленным: «Мой город Барнаул через сто лет».
«Ну, дали же заданьице!» – тяжело вздохнул Вадька уже, наверное, раз пятый или шестой за нынешний вечер.
На улице совсем стемнело к тому времени, и фонари с большим трудом пробивали мечущиеся по двору, словно перемешиваемые гигантской ложкой хлопья снега.
А когда снежная круговерть ненадолго стихала, чтобы через несколько секунд закружиться с новой силой, сквозь метель из окна соседнего дома виднелись разноцветные огни светодиодной гирлянды, словно далёкие сигнальные ракеты с просящего о помощи корабля, тонущего в необузданной стихии …
В Вадькиной голове ничего более или менее связного не выстраивалось. А кроме как в этой самой голове те нужные для сочинения слова и взять-то было негде – найти в интернете информацию о том, каким Вадька хотел бы видеть Барнаул в будущем, не представлялось возможным.
«Может, я один такой непонятливый? – вдруг подумал Вадька. – А другие уже полтетради исписали?»
Вадька отключил шнур зарядки от старенького сотового телефона – «донашиваемого» отцовского наследства, врученного ему «на время» вместо совершенно случайно разбитого им на горке смартфона, – и полез в список контактов. Первым по алфавиту значился Алекс – лучший Вадькин друг и одноклассник Славка Александров. Ответил Славка не сразу.
– Вадька, привет! – отозвался наконец-то Славка. – Чего звонишь?
– Да я тут с заданием запарился! – с ходу сознался Вадька. – С этим – по литературе…
– Че-го? – весело протянул Славка. – Ну ты совсем бивень мороженый?! На чём там париться? Сиди да пиши!
– А чего писать, когда ничего толкового в голову не лезет?
– Да, тут дело серьёзное! – с преувеличенной значимостью произнёс Славка. – Я всегда говорил, что твоя голова слишком мало вмещает! А я вот пишу, что в Барнауле XXII века построен большой космопорт и вся жизнь города переориентирована на космос… Предприятия и научные институты разрабатывают и строят новейшую космическую технику, способную путешествовать за пределы галактики… Универ и политех соединили в один факультет – прикладной космонавтики! Внизу под Барнаулом совершенно секретно построен ещё один город – военный… Даже не город, а мощная военная база, где проходят ремонт и техобслуживание десантные космические корабли…
– Да это не сочинение! – перебил Вадька. – Это научно-фантастический роман у тебя получается…
– Ну и что? – парировал Славка. – Училка что сказала? Помечтайте! Ну, вот я и мечтаю, а заодно и прославляюсь как писатель!
– Не прославишься! – съязвил Вадька. – Романов с таким сюжетом – миллион, а то и больше…
Вадька отключил трубку. На самом деле на Славку он не злился, даже в чём-то Славке позавидовал – как ловко тот выкрутился из ситуации. А ведь все тогда в классе, получая задание, так и подумали и даже пошумели на эту тему: «Вспоминай, как было в «Звёздных войнах», и пиши про Барнаул».
«И все, поди, сейчас шпарят, как Славка!? – подумал Вадька. – А я – действительно бивень мороженый!»
Для подтверждения этой теории необходимо было позвонить ещё кому-нибудь. Этим «кому-нибудь» Вадька выбрал Серёжку Матюшенко. Тот отозвался сразу, будто трубку в руках держал и ждал звонка.
– Слушаю! – просипел в трубку Серёжка, явно простуженным голосом.
– Привет! – поздоровался Славка. – Серёга, ты, что ли? Что с голосом?
– Простыл! – кратко ответилСерёжка. – На улицу ходил… С горки на Сахарова кататься… Мать на работе была, я и смылся…
Серёжка жил в неполной семье – с одной только матерью, которая работала в Первой Градской больнице медсестрой, и, с точки зрения пацанов, друживших с Серёжкой, – отсутствие отца предоставляло Серёжке вдвое больше свободы, чем остальным одноклассникам.
– Понятно! – оценил ситуацию Вадька. – Сочинение пишешь?
– Какое там! – отозвался Серёжка и попытался засмеяться, но вместо смеха глухо закашлялся. – Температура! Голова, как чугунное… как его… ведро! Если повезёт, то ещё недельку к каникулам прибавят на лечение! А через неделю никто про сочинение и не спросит…
– Ну ладно – выздоравливай! – пожелал товарищу Вадька.
– Типун тебе на язык! – отозвался Серёжка и отключил трубку.
Поговорив с Серёжкой, Вадька вначале даже обругал себя «дураком» и опять же «бивнем мороженым» – ведь такие реальные пути решения проблемы он упустил. Можно было, конечно, идти по стопам товарищей, но это, в глазах тех же товарищей, выглядело бы идеей «второго сорта».
Впрочем, корил себя Вадька недолго, он вдруг понял, что не хочет искать простого решения, а наоборот, ему важно выполнить домашнее задание по максимуму, то есть разобраться в теме, насколько это возможно…
– Ну что, ты так ничего и не написал? – раздался за Вадькиной спиной мамин голос, и он даже вздрогнул от неожиданности, настолько тихо Ирина Васильевна вошла в комнату и приблизилась к столу почти вплотную.
Если бы в семье Белоусовых провели опрос: «Кто в доме производит меньше всего шума?» – все без исключения ответили бы, что это Ирина Васильевна. Она перемещалась по дому бесшумно, с девичьей лёгкостью и совершенно необъяснимо умела оказываться в нужное время и в нужном месте именно тогда, когда это было необходимо.
– Нет… – ответил Вадька, – Пока нет… Просто… Всё оказалось совсем непросто! Будущее – это ведь нечто такое суперновое… Наверное, смешно будет, если я напишу про роботов, которые запрограммированы на то, чтобы во дворах снег на дорожках чистить? Как ты считаешь?
– А что? – засмеялась Ирина Васильевна, – Неплохо бы! Но давай ты завтра додумаешь… Идём ужинать, а потом Даша отправится спать, а ты можешь с отцом телевизор ещё посмотреть. И – утро вечера мудренее… Никуда от тебя твоё будущее не убежит!
– Не убежит? – переспросил Вадька. – Значит, моё будущее уже где-то существует, а мне остаётся его только дождаться? Значит, что будет, то и будет?
– Нет, не значит! – снова рассмеялась Ирина Васильевна. – Философ ты мой маленький! Пойдём ужинать, а то остынет всё!
Как только Вадька сел за стол, он почувствовал, что всерьёз проголодался. Оказывается, увлечённый своей работой, он даже не заметил этого.
Вадька, пожалуй, единственный за столом уплетал куриные котлетки и толчёнку, в то время как полусонная Даша едва поковырялась в котлете вилкой и была сопровождена бабой Томой ко сну, а Борис Владимирович, быстренько уничтожив свою порцию, подхватил из холодильника бутылочку пива и на ходу, многозначительно бросив Вадьке: «Забирай свой кисель и подтягивайся в зал», поспешил к телевизору, всё-таки отвоевав себе для просмотра какую-то спортивную трансляцию.
На кухне остались Ирина Васильевна, чтобы убрать со стола, и Вадька, получивший на добавку кружку киселя.
– Мам! – допив кисель, заговорил Вадька. – Я уже всё почти придумал про будущее, как написать… Мне только надо бы мостик как-то перебросить в это будущее… Чтобы понятно было, откуда оно берётся… А то раз – и уже будущее…
– Какой же ты неугомонный! – удивилась Вадькиной настойчивости Ирина Васильевна. – Что я могу тебе сказать?.. Для меня будущее – это люди!
– Какие люди? – удивился Вадька.
– Не знаю, поймёшь ли ты?.. – задумалась Ирина Васильевна. – Но скажу, как думаю! Будущее – это всего лишь время, и оно очень тесно связано с людьми, как и прошлое, и настоящее. Мы как прошлое определяем для себя? В таком-то веке до нашей эры первобытные люди охотились на мамонтов… Римская империя… Крещение Руси… Как Барнаул наш был заложен? Стараниями Акинфия Демидова в 1730 году! Так и будущее… Нет людей – нет будущего! Вот ты – будущее Барнаула, надеюсь, достойное будущее… Ты находишься в единой цепочке эволюции…
– Я разве не сам по себе?
– «Сам с усам!» – усмехнулась Ирина Васильевна. – Вот смотри: у бабы Томы и дедушки Володи родился твой папа, у Дули с Булей родилась я. Мы с твоим папой встретились, и у нас родились вы с Дашей. Ты и Даша – не только будущее Барнаула, но и будущее ваших дедушек и бабушек, наше с папой… А когда вы станете взрослыми, у вас будут свои дети, а у ваших детей – свои… И они тоже могут стать будущим Барнаула, если не полюбят какой-нибудь другой город…
– А я думал, что будущее Барнаула – это стоэтажные дома, метро, космические корабли…
– Ты прав… – согласилась Ирина Васильевна, забрала Вадькину тарелку и, вытирая со стола крошки, подвела итог разговора: – Вот твои дети, а стало быть, мои внуки, и построят в Барнауле метро, стоэтажные дома и научатся водить космические корабли… А ты давай-ка, дружок, отправляйся спать!.. Тебе, чтобы влиять на будущее, ещё нужно как следует подрасти, а человек, как известно, растёт именно во сне…
– Мам, а можно я ещё на кухне посижу немножко? – попросил Вадька. – Я тетрадку сюда возьму и сочинение напишу, хотя бы черновик…
– Ну что мне с тобой делать?.. Пиши!
Через некоторое время Ирина Васильевна заглянула на кухню, чтобы посмотреть, как движется Вадькина работа.
Вадька спал, уткнувшись лицом в тетрадные листы, исписанные мелким почерком с хорошо знакомыми Ирине Васильевне «пляшущими» буквами «л» и «е».