***
Осень —  рыжей кобылицей —
Проскакала  по лесам,
Золотистою пшеницей
Разметалась по полям.
По утрам туман клубится,
Зябко падает роса,
Спешно покидают птицы
Пообжитые места,
Улетают, грусти строчки
начертив на небесах.
Дни становятся короче,
Пахнут яблоки в садах.
Дождь повсюду, словно в сито,
Сыплет моросью с небес,
И ковром листвы укрытый
Что-то шепчет мокрый лес.

Алтай мой!
И тайга, и степи,
Алтай мой…
И мороз, и ветер.
И, ленточных лесов
Зелёный караул
Хранит мой Барнаул!
Алтай…
Дорога в Сростки…
Алтай!
Калины россыпь…
Так сердца рвется тетива!
С Пикета слышу Шукшина, —
Отсюда Родина видна!
Алтай!
И Синегорье…
Алтай!
Свобода! Воля!
В горах ласкает свой комуз
Пастух, посланник древних муз!
Алтай!
И вечен Рерих!
Алтай!
Скалистый берег.
В Телецкой чаше ледяной
Ты душу укрепи, омой!
Алтай…
По склонам стелется бадан.
Костер…
Летящий бубен и шаман!
Он с Горным Духом говорит,
И вглубь Вселенной путь открыт!
Алтай…
И звезды, падая в горах,
В хрусталь переплавляют прах!
Здесь норовистая Катунь
Рвет бирюзу поющих струн
И с Бией вдруг сольётся Обью!
Рассвет…
Колени молча преклоню,
И благодарно обниму
Ту землю, что полна любовью!
Алтай…

Верх-Обское

Кто рисует холмы и дороги,
Ускоряя мой призрачный бег?
Мать Земля, ты даёшь мне так много!
Я — обычный земной человек!

Под покровом небесных мелодий
Я лечу в заколдованный миг!
Там Хранители мудрости бродят!
Там от жажды спасает родник!

Кудри ив разбавляет осока…
Я веками меж ними брожу.
По Чемальским тоскуя порогам,
С Верх-Обскою Катунью дружу!

Здесь — в лучах золотого восхода
Прибавляет мне силы прибой.
Здесь меня исцеляет Природа!
Здесь расту, воспарив над собой!

У костра, в задушевной беседе
Намечается будущий Путь.
Здесь друзья — кто певцы, кто поэты,
Помогают в себя заглянуть.

Окунаюсь в зелёные воды
И с волной говорю, не спеша…
Пусть смывает чужие наброды*!
Пусть становится чище Душа!

Уймонская Долина

Привычно во сне позвало Пространство,
Не голосом — памятью и ключом.
Бежала вода, и водой остаться
Помог ей рассвет
За моим плечом.

Рождение стало желанно всеми,
Кто был под руинами погребен.
И стаи событий, летя на Север,
Пришествия ждут на камнях времен…

Умолкли мечи на лугах знакомых.
Восторженность просится на постой!
Взошла благодать и причастность к Дому
Согрела Долину своей мечтой.

Проснуться в любви, в устремленье, в мере
Здесь может не только седой поэт,
Но каждый, кто в чашу небес поверит,
Кто лилий узор соберет в букет!

Мы все соберем и отыщем створы
И ветер поет, воспевая город
Тех знаков, что ты для себя открыл.

Мой   Алтай.

Земляками по праву хвалятся:
Где-то — Пушкин, а где- то — Блок.
Наш Алтай в ответ улыбается —
Дескать, что же, и я не плох.
Прочитаем названья улиц мы,
Каждый грамоте научён, —
Полководцы, герои, умницы —
Сколько славных у нас имён!
Как использовать силу пара?
Сделан поиск иных основ,
И трудов положил немало
Наш механик Иван Ползунов.
Побеждал Колчака не всякий,
По Сибири Гражданской гул…
Помнит Мамонтова-вояку
Солоновка и Барнаул.
Знают всюду имя другое-
Был когда-то простой солдат,
Но весь мир покорил без боя,
Наш Калашников, автомат.
И с Гагариным в связке–паре
В космос вырваться был готов
Наш алтайский красавец-парень,
Космонавт номер два — Титов.
Есть актёр, режиссер, писатель,
Что «Калиной красной» потряс
Все сердца. Он взывал: «Спасайте
От душевной гибели нас!»
Над Катунью и над Пикетом-
Благодатью стоит тишина.
Вот такой он, Алтай — рассветный,
Наша Родина, дом Шукшина!

Новоалтайск

Город наш начинался с посёлка,
Неприметной деревни простой.
Величали ее Чесноковка,
По названью реки под мостом.

Подарила природа посёлку
Ожерелье берёзовых рощ,
И калину с бояркой в околках,
И земли плодородную мощь.

В нём с любовью работали люди,
Хлеб пекли и растили детей.
Возлагая надежду, что будет
Город их с куполами церквей.

Вырос он, на глазах расцветая!
Возводились заводы, мосты.
Стал частицей Алтайского края,
Укрепился на карте страны.

Нас провожал июньский Барнаул,
Нас увозил красавец Мерседес
Туда, где ждал Катуни гордый гул,
Берёзово-сосновый, чистый лес.

Там горные хребты рвут небо пополам…
И бездна тишины, и умиротворенья!
И «Чёртов палец» все грозится небесам.
Но мы туда взберемся, без сомненья!

Нас ждут «рафты» и бурная Катунь,
А грозный рёв порогов чуть пугает.
Эй! Ветер-весельчак, нам в спину дунь!
Гляди, как «рафт» порог одолевает.

В палатках было сухо и тепло,
Теперь вдруг стало холодно и сыро.
И с горных спин потоками текло,
А  ветер тучами латал на небе дыры.

По тонким крышам барабанит дождь,
Погода  преподносит нам сюрпризы.
От холода уж пробирает дрожь,
Но «хан Алтай» не спросит нашей визы.

Припев

Для новичков нелегкая работа
Алтайские вершины покорять
Ведь для вершины очень важно, кто ты,
Чтобы тебе секреты доверять.

Татьяна Давыдова

***
Не люблю суету городов,
По душе лишь родная глубинка,
Где достойны хороших стихов
Лес, поля и тропинка в осинках.
Здесь  стараются чтить стариков,
Не пугают, а радуют встречи,
И улыбки друзей, земляков
Поднимают усталые плечи.
Все в Залесово близкое, здесь
Малой родиной будем гордиться
И любить её, и стремиться
К тем высотам, которые есть.

***

Осень бросила яркий платок…
Ах, как сон твой печален, глубок,
Не разбудишь, и не надейся.

Люди топчут его сапогами.
Листья тянутся за ногами,
Словно шерсти цветной клубок —
Осень бросила яркий платок…

Не одеть мне его на шею.
Только тихо сказать успею:
Осень бросила яркий платок…

 Позови  меня,  Сереброполь..

Где  бы  нас  судьбою  не  носило,
Все  манят  бескрайние  поля.
Чем  же,  чем  она  приворожила  —
С  виду  неказистая  земля?
Почему  от  длительной  разлуки
Всякий  раз  испытываю  боль?
Поскорей  же  протяни  мне  руки  —
Позови  меня,  Сереброполь!
Знаю,  время  трудное  настало  —
Все  быльем,  как  будто,  поросло…
Что  случилось,  что  с  тобою  стало,
Где  ж  твои  сыны,  мое  село?
Разбросало  их  по  белу  свету,
Но  душой  они  —  и  там,  и  тут:
Вспоминают  здешние  рассветы
И  вдали  от  Родины  живут.
Не  дает  покоя  ностальгия,
И  признаться  в  этом  не  боюсь:
Для  меня  ты  —  словно  вся  Россия,
Позови  меня,  и  я  вернусь.
Я  вернусь,   всему  приходят  сроки,
Только  ты  вернуться  мне  позволь,
Я  вернусь  издалека — далека,
Позови  меня,  Сереброполь!

Землякам

Вдали  от  столиц  или  просто   в глубинке,
Не  сыщешь  на  карте — для  карты  мало,
Лежит  в  эпицентре  степи  Кулундинской
Моё.  не  приметное  с  виду,  село.

Мне  степь  эта  с  детства  знакома  и  люба,
И  дали  бескрайние  сердцу  близки.
Живут  здесь  весёлые  добрые  люди
С  красивой  душою — мои  земляки.

Здесь  ветры  седые,  резвясь  и  играя,
Ломаются  в  брызгах  солёной  воды.
И  вольно,  как  птица,  летит  над  Алтаем
Ковыльная  песня  степной  Кулунды

 Крепость моя – Белоярск

— Год тысяча семьсот семнадцать,
Июль пятнадцатого дня,
Здесь мерою – сажен по двадцать,
Срубил над Обью крепость я, –

Шлёт весточку Иван-боярин,
Известный нам как Максюков —
И по Указу Государя
Под крепость сруб уже готов.
 
А по углам – четыре башни,
Под ней, четыре же, избы.
Земля имеется под пашни –
Начало крепости судьбы,
 
Которой, скоро, как три века.
Так появился Белоярск.
Районом быть – решили где-то —
У города Новоалтайск.
 
Глядят, с надеждой возрожденья,
На церкви в круге куполов
Двенадцать тысяч населенья,
Не девяносто пять дворов.
 
Район за центром успевает –
Водопровод, газопровод.
В нём, свою крепость воспевая,
Живёт талантливый народ.

***
Буйные февральские метели
Закружили край со всех сторон.
Мимо гор алтайских пролетели
Прямо в Благовещенский район.

Меж сугробов все дома застыли,
И на тесных улочках темно.
Замерло на краешке России
Славное село Яготино.

Вечерами после жаркой бани
Самовар дежурный на столе.
У моей родной сестрёнки Тани,
К счастью, день рожденья в феврале.

Озорные зимние частушки,
И настойки клюквенной бокал.
Напросился с улицы на плюшки
Волкодав по имени Байкал.

Ухватил кусочек сдобной пищи
И на пост рванулся поскорей:
На рябине над его жилищем
Приютилась стайка снегирей.
Хоть метели ставнями стучали,
Завывали  с дымовой трубой,
Во дворе друг друга привечали
Наши братья меньшие гурьбой.
Рассвет

Наступает апрель, и тает
Синева за спящим окном.
Над Алтаем тихонько светает.
Выхожу на крыльцо босиком.
Неожиданно, с дерзостью милой,
На рассвете ясного дня,
но – весна, лебединой силой —

Горячо обнимает меня,
Залетев ветерком под рубашку,
отзвенев смешком детворы.
И взлетает душа нараспашку
Выше главной алтайской горы.

Там проснулись горные духи,
Копошится в кустах лесовик.
Кувырком медвежата — с Белухи,
Через чащу, в Катунь, напрямик!

На рассветах остатки дремоты
вся природа теряет весной.
Вот тогда-то шальные полёты
Происходят в деревне со мной.

 КОСТЕР  У  БЕЛУХИ

Среди белых и сказочных гор,
Где вершины стоят, как святые,
Разведу я вечерний костер,
Искры в небо взметну золотые.
 
Опустилась за шапки заря
Чуть размытой багряной полоской,
Звёзды, словно брильянты, горят
Над идиллией этой неброской.
 
Здесь, где небо с Землею срослось,
Тихо заводь озёрная плещет…
Я мечтал о вершинах — сбылось,
Горный ветер палатку трепещет.
 
Чу, щебечет высотный птенец
Под размеренный гул водопада,
И Белухи треглавый венец,
Будто страж, возвышается рядом.
 
За строкою приходит строка —
Беловодье дары посылает,
И дрова что — то шепчут слегка,
Словно тайну костра понимают.
 
Среди белых и сказочных гор,
Где вершины стоят как святые,
Полыхает вечерний костер,
Искры в небо летят золотые.

Сибирская монета

Держу в руке сибирскую монету
Чеканки восемнадцатого века.
Она была в ладонях человека,
Чей след простыл в давно забытых летах.
Под вензелем царицы Катерины,
Увенчанном державною короной,
Венок побед Российской силы тронной
И слава Государственной Доктрины.
На реверсе, по центру, древный картуш
Два соболя удерживают стоя.
Пятак — пустяк… Но сколько жизней стоит
Сия медяха, взятая из карста?
На рудниках Сузунского уезда
И в Колывано-Воскресенских шахтах,
Под руководством бергеров и шляхтов,
Земли сибирской разверзалась бездна.
Сюда сгоняли каторжных и беглых,
И крепостных, от мала до велика.
За дело царское народ здесь горе мыкал,
В каменоломнях веруя в свет белый.
Тяжка была работа рудокопов.
Во тьме ослепший люд, голодный, хворый,
Крошил породы, раздвигая горы,
Приподнимая Русь в глазах Европы.
Под стук сердец руда в тяжёлых жилах
Людскую пламенность души вобрала
И на дворе плавильном, под накалом,
В кровавом отблеске монет ожила
И в колокольном звоне над Россией.
И в саблях, и в мортирах, и в мушкетах
Ожившая руда пошла по свету,
Являя Миру огненную силу.
И вот, в мой век, в моей руке монета.
Есть в медном сплаве серебро и злато.
Но ценностью другой она богата —
В ней много света…
Жизненного света.

 
Аскат

На левобережье плескуньи-Катуни,
Меж сосен, камней и песка,
Где бабочки с ветром танцуют, плясуньи,
Село есть с названьем Аскат.

Там древние силы с душой, воедино,
Народных умельцев, селян,
Работают с камнем, с песком, с древесиной…
Там каждый в уменьях — шаман.

В селе есть усадьба семьи Голованей —
Цветами усыпанный двор.
В живой акварели на шёлковой ткани
Там Вечностью дышит простор.

Художница, хрупкая девушка Даша,
Впитавшая силу камней,
Там беличьей кисточкой Ангелу машет,
И Ангел шагает за ней.

Там слышно, как флейта волшебно играет,
Там жизнь и добрей, и смелей.
Там людям не нужно небесного Рая,
Аскат – это Рай на земле.

Маральник – защитник Алтая

Как рога марала сильный,
Свежий, как дыханье мая,
Добрый богатырь былинный,
Ты цветёшь, краса Алтая.

Кто хоть раз маральник видел
В розовых цветочных латах,
У того прибудет силы,
Тот становится крылатым.

Где маральник – там и чудо
Свои стрелы рассылает.
Послан ты на счастье людям,
Оберег родного края!

Таёжная песня

Я отправлюсь в тайгу, позабыв городские дела.
Мне легко там дышать. Тесен воздух, где копоть и смог.
Две недели – дорога, что сердце прожгла, как стрела,
Комариная даль и рюкзак, что навьюченный стог.

Мой кедровый покой… Как пружинисто-вольно идти…
И в цепочке друзья, и вблизи дорогое плечо.
Я нашла  и любовь, и себя в этом долгом пути –
Сколько бы ни пройти – всё шагала ещё бы, ещё…

Время мчится вперёд – вот и зрелость уже подошла.
Может, хватит тянуть едкий дым от смолистых костров?
Только как же дорога, что в душу так прочно легла,
Как же синяя высь, что надёжно влилась в мою кровь?

ТАБУНЫ
(к 85-летию села)
Где ковыльная степь — без краёв и  границ,
Где резвился на воле жеребчик-стригун,
Где кочевник-степняк пас своих кобылиц,
Было стойбище просто,  с названьем Табун.

Все в былое ушло, нет лихих степняков,
Не увидишь ковыльных метелок.
Не Табун — Табуны уже много  годов
Носит  имя алтайский поселок.

Магистралью рожден был  разъезд Табуны,
Шли по рельсам вагон за вагоном.
Став достойным звеном на дорогах страны,
Покрупнел Табуны, стал районом.

Много минуло лет и воды утекло,
Было многое, многое будет,
Но без них не возникло бы это село,
Без героев с названием — люди.

Не сгибая усталых, натруженных плеч,
От саманных домов с плоской крышей,
От коптилок, лучин, стеариновых свеч
Устремлялся народ наш всё выше

Шёл со временем в ногу, печатая шаг,
Шёл с Союзом, как ныне — с Россией.
Жив потомок степей, юный пыл не иссяк.
Так держать, Табуны! Крепкой силы!

 Южный Алтай*

Что-то в сердце  гудит и тает, словно Дух Мессии –
На юг устремился Дракон Китая, на север – Дракон России.
Летишь, превращаясь в единицу со ста нулями,
Прощаясь с лугами, лесами, озёрами и полями.
Летишь  воздушной грацией на крыльях Драконов –
И никакой тебе гравитации, никаких законов
Физики и прочих наук древнейших!
Только Ангелы да бесплотные умные гейши**
Слева  и справа  следят за безумным полётом.
Оба Дракона,  они не чета звездолётам –
Золото Времени  вечностью их золотило!
В крылья вплетали соцветья травы «молодило»
Знающий Будда и Правду Несущий Мессия –
Древний Китай
и всегда
Молодая Россия.

* — Горная граница России с Китаем (Хребет Табын-Богдо-Ула)
** — Китай – родина профессии гейши

***
Разляжется синим сугробом,
Синильгой танцует в окне,
В просторах серебряной пробы
Царевной летит на коне.
По узеньким улочкам Бийска
Кембрийская*  мчится метель –
Такая пушистая киска,
Такая морозная гжель.
А ветер стенает всё горше –
Пред нею  ершись, не ершись,
Мой  город, мой мальчик замёрзший,
Она тебя любит!
Держись!

* кембрийская – (здесь) дикая,  древняя

СИРЕНЕВЫЙ  СЕЗОН

Опять поёт  в  объятьях   берегов
Танцовщица-река,  шаманка  Бия –
Хрусталь снегов и золото веков
Колышут  сарафаны   голубые.

Гудит вода –  могучий Дух  весны,
И сосны дышат  пламенем апреля.
Скворцы свистят в хоромах подвесных,
И город  светом солнечным расстрелян.

Зелёный Бийск, черёмуховый звон.
Танцовщица-река, шаманка Бия.
Сирень цветёт – сиреневый  сезон.
И облака  жемчужно-голубые!

ПОЛДЕНЬ

Он частый гость,
непрошеный, занудный –
Бродяга-зной –
восточный василиск.
Мы чувствуем друг друга обоюдно,
мой знойный город,
летний город Бийск.
Расплавлен день,
и всё течет и плачет,
Горячим струям  нет преград. И сон
Могущество востока обозначит –
Мой город спит,
злым зноем занесён.
И кажется,
не выйдет в Путь из тени
Ток времени,
свернувшийся в цветок.
А город спит.
Теперь и он  растенье –
Господнего  Сознанья  лепесток.
Июль, 2012 г

Алтайское лето – густой сладкий мед,
Кусты золотой облепихи,
И зоркого коршуна гордый полет,
И — цвет ароматной гречихи.

Алтайское лето — богатый улов,
Уха на костре для гурманов,
Ветрами пропитанный воздух лесов,
И свежие сливки туманов.

Алтайское лето — слепые дожди,
Шалфеем поросшее поле,
И ленты дорог, что бегут впереди,
И тучки на синем просторе.

Алтайское лето — как вспышка зарниц,
С рассветом однажды растает.
Лишь гром уносящих его колесниц
Надежду на встречу оставит.

Никакого горя мне, никоторой славы.
Если осень на дворе – все долги взыщи.
Берег прячется в туман да не для забавы.
А в реке, в реке, в реке стаями лещи.

«Перережьте горло мне, перережьте вены…»
Только дайте напослед осени глотнуть.
А на дальнем берегу да злые перемены.
А в реке, в реке, в реке можно утонуть.

Краснощеково, Чарыш

Ох, Демидовы слуги – злые!
Ох, и барщина бьёт под «Дых»!
Утекли мужички приписные
От казарм да от изб курных.

По холмам, сквозь леса и рощи,
Хоронясь от служивых, царевых,
Долго шли… Уж,  не в гости к тёще!
Шли, чтоб где-то в местечках новых

«Жисть» устроить себе вольготную…
Свить гнездо, и притом —  на века.
И пришли… — Ах, места добротные:
Рощи – дебри, лазурь – река!

Смотришь в реку — сплошные чары!
И прозрачность в ней, и таймень…
Мужички-то, без царской кары,
Очаровывались весь день.

— Берегов–то, вишь, щеки красны!
Глина, галька, песок… Луга —
Ладь саманку, мечи стога!
— Верши ставь… Стало быть, не напрасно
Приударились мы в бега!

Вот подыщем ещё кого
И зачнём деревеньку… Слышь!
Наречем свой скит – Краснощеково!
А реку – за чары – Чарыш!

 Мои деды

В День Победы не звякнут медали
На груди у моих двух дедов.
Они оба навеки пропали
На полях военных фронтов.

Одногодки – по тридцать восемь
В сорок первом исполнилось им.
Хлеб, посеянный в поле, осенью
Довелось убирать другим.

А солдатские жены и дети,
Полуголодом от войны,
Горя страшного в лихолетье
Натерпелись, не зная вины.

Константин,  по отцу мой дед,
Воевал, но где ж он не встал?..
Следопытский простой конверт
Очень долго наш адрес искал —

Гильза с данными, при раскопах
Пареньком хорошим поднята
Через четверть века,  в окопе,
где настигла пуля солдата.

Получили теперь похоронку.
В ней немного: числится павшим.
Потому на родную сторонку
Константин не вернулся к домашним.

Не узнал, что два его старших,
Сын Василий и сын Николай,
Возвратились живыми, каждый
Осчастливил семью и край.

Что давно умерла Аксинья,
Та, что мужа на фронт провожала,
Ей война, как всем вдовам России,
Дать пощады не пожелала.

Вот с тех пор, как синий конверт
нам из Харькова в дом прислали,
Знаем: там обелиск. Наш дед
Защищал украинские дали.

***
С малой родины моей
Начинается Россия,
С тропки между ковылей
И дуги на небе синем.

Начинается страна
С доброй маминой улыбки,
С колыбельной, что она
Напевала нам у зыбки,

С тихой речки за селом,
Где грустят о чем-то ивы,
С рощи кленов за холмом
Меж колышущейся нивы,

С жеребёнка на лугу
В ливне с летнею прохладой,
Духа травного в стогу
Для пасущегося стада,

С белых струек молока,
Что в ведро упруго бьются.
С  голубей на облаках
И мальчишек. Пусть смеются!

Синюха, Белое

Берёзки с елями играют в прятки,
В камнях морозная искрится рань,
На косогорах мшистые заплатки —
Алтайская седая Колывань.
Когда из-за горы проглянет солнце,
Как приподнимут голову цветы,
Заговорят ручьи, вздохнут болотца,
И Колывань опять – предел мечты!
Гора Синюха — около двух тысяч
По высоте, но вся расчленена,
И гордость здесь не только в высях —
Она отвесов, осыпей полна.
На верхотуре нет оледенений,
Лишь озерко замерзшее всегда,
Всё из легенд и  мудрых измышлений,
Молитвой было с древности всегда.
На берегах какие-то рисунки,
Фигурки и послания святых,
Но в наши дни мы там играли в жмурки,
В лучах Ярилы-солнца золотых…
Там получали первую закалку,
Купаясь утром в ледяной воде,
Потом, как скалолазы, шли на «скалки»
Для испытаний будущих надежд…
От севера коварная Синюха
Для сильных скалолазов непроста,
А мы, опасностей ещё не нюхав,
Любили эти трудные места.
На высоте, где стены шли отвесно,
Из рук и ног мы делали страховку,
Препровождали слабых бессловесно,
Потом стыдили их за остановку…
Считалось высшим классом бросить тело,
На собственные руки опершись,
И, сохранив инерцию, умело
Переходить прыжками «рубежи»,
Спускались мы легко, каким-то чудом,
Как горные козлы бегут гурьбой,
Последняя стена – и мы оттуда,
Вдохнув, в бассейн ныряли голубой…
И, никому неведомо, откуда,
Но только Белым озеро зовут,
Оно же голубое – изумрудное,
По берегам с камнями там и тут…
На них мы, растянувшись от купанья,
Заледенев от ледяной воды,
Устраивали игры и «камланья»,
Вершили «причащенье» молодых…
Тем временам обязана я чудом
На жизнь высокогорье полюбить,
И повезло, что родом я оттуда,
И первый «тренинг» мне не позабыть!
***
Там речушка Поперечка
В тёплых берегах,
Травы клевера и гречки
В золотых стогах.
На рассвете хлынет в поле
Сельская страда,
И повеселиться в волю
Силушка тогда!
Сняв холщовые рубахи, выйдут мужики,
Дружно крякнут – и во взмахе
Целые валки!
Засвербит усами колос,
Бабы на покос.
Потеряется их голос
В шелесте берёз…
И щедра неутомимо
Матушка – земля!
Этот край – мой дом родимый,
Родина моя!

 ТУРИСТАМ
Как разноцветные заплатки
Над шумной, бурною Иней,
Разбиты лагерем палатки,
Туристы у костра гурьбой.
Река порогами рокочет,
Ведя суровый свой рассказ.
В ведре уха, дымясь, клокочет,
Волнуя запахами нас.
Звенит аккордами гитара,
И песни Визбора звучат.
Толи от них, толи от жара
Светлеют лица у ребят.
Длиннее тени. Вечереет.
Таинственнее цепи гор.
С воды прохладой ночи веет.
Смолкает птичий разговор.
Над горизонтом появилась,
Мерцая, первая звезда.
В мохнатых елях притаилась,
Свой лик скрывая, темнота.
И горы — памятник столетий
Все ближе, ближе жмутся к нам,
Так темноты боятся дети,
Держась за руки своих мам.
Как хорошо! И так спокойно!
Какой размах! Какая ширь!
И с губ срывается невольно:
«Ты – чудо, матушка Сибирь!»

НА СПЛАВЕ

Закипает вода, разбиваясь об острые камни.
Пеной в бешенстве брызжет коварный порог.
Навалились на весла упрямые парни,
Весь свой опыт и силу влагая в гребок.
Речка справа и слева зажата горами,
Извиваясь, ревет, как израненный зверь,
Словно кошка с мышонком, играет плотами,
Угрожая стереть или выбросить просто на мель.
Вот крутой поворот под скалою отвесной.
Ствол березы навис, круговертью подмыт.
Здесь потоку особенно узко и тесно,
И он рвется на волю, брыкается, плачет, хрипит.
И блестят от воды спасжилеты и лица,
И кричит рулевой, отдавая приказ.
Вновь река проглотить в лютой злобе стремится
И упрятать на дно и сам плот, и всех вас.
Что влечет вас сюда, в этот край перекатов,
Где мохнатые ели небо колют иглой?
В чем секрет этих чар? Расскажите, ре6ята.
Ведь вы рветесь сюда, позабыв про покой.
— Чтобы встретить друзей, ощутить свои силы
И себе доказать, что могуч человек,
Чтобы дымом костров ветры душу лечили,
Полной грудью дышать, слушать музыку рек.
Чтобы к мудрости гор прикоснуться рукою,
Насладиться ухой прямо из котелка,
С глазу на глаз побыть с молчаливой луною,
Чтобы точно узнать, где живут облака.
Где мы только с командой своей ни ходили,
Каждый раз отмечая на карте маршрут.
Перекаты Катуни, Песчанки и Бии
Помнят нас и в волнении трепетном ждут.

Бабырган 
Бабырган — страж-гора или «белка-летяга» —
открывает собой осиянный Алтай.
Словно сфинкс безголовый, лапы вытягивая,
прячет золото белых, таит и река.
 
Там шаман,  пролетая, тропинки запутал,
до утра скалы-выси белил снегопад.
А в долине горит рыжей осени купол,
и хлопочет село, и гремит Чуйский тракт
 
Он уводит в безбрежно блестящее море,
синей Мекки алтайской,  хрустальных цепей.
Провожая авто до Китая, Монголии,
Бабырган предвещает погоду в Майме.

Горно-Алтайск

Горы кругом легли,
cиним  горлом  зовут.
Ось и магнит земли –
хор белоснежных юрт.
К солнцу наперерез –
лебеди-облака,
и бирюзу небес
гладит моя рука.
Там, меж грудей-холмов, —
город морской звездой,
вдоль высотных домов
светел людской прибой.
Птахой  звенит кедрач,
склоны в багряный лес,
сыплется карагач,
в желтых  берёзах всплеск.
Там напоит  Майма.
Выше — туман разлит:
это Катунь сама
строит воздушный скит.
Тайны миров храня,
свой бесконечный сказ
дарит синяя даль,
горы — свет наших глаз.

Катанда 

Бельё полощет девушка в реке —
две Катанды в логу меж пик сверкают.
Синит тайгу туман. На «Ермаке»*
матрос небесный в дудочку играет.
 
Саптан* за мглою, а над ним — сапсан
кричит в потоке, словно что вещая:
сельчан  торопит не до жарких стран,
тут мёд, зерно и сено — зной без края.
 
Дыханье льдов и солнца вносит мысль,
что в колесе и продыха не знают,
как деды те, что за своё секлись,
и улеглись не на погосте — с краю!
 
Искрят белки,  Белуха и Катунь.
Дома охотников в тиши скучают.
Сбегая, табуны призывно ржут,
и как цветёт долина золотая,
где синь полощет чья-то молодая!
 
* Ермак – местное название ближнего снежника, в виде корабля
* Саптан- вершина Теректинского хребта, которую перешел отряд И. Долгих в погоне за есаулом А.Кайгородовым

Чемал 
Посвящается В.Конькову
От экрана салона кружилась «Ламбада»,
и с плаката нам щурилась Дженнифер Лопес.
Я к Чемалу* стремилась, предвкушениям рада.
Мчались горы и волны мимо окон автобуса.
 
Храм Патмоса там ждет, водопад  гидростанции,
сливы, яблоки красят сад любой, огород.
Там рванем к перекатам, к небесной прострации,
призовет в лепоту нас  музейный народ…
 
Выйдя, смотрим, а всюду — застывшие залпы
в фиолетовой дымке! И церкви считаем.
Кто-то рядом сказал: — Что швейцарские Альпы?
Видел я эти Альпы: им слабо до Алтая!
 
*Чемал – муравейник (алт.)

Есаул 
 
По России война, давит продналог,
Власть с наганом дружна – вот весь диалог.
Встал Алтай с оружием, атаман созвал,
Но отряд разбитый отошел в Синьцзян.
 
Мир до гор прошагай – пахнет он смородиной.
фронтовик Кайгородов — ваше благородие,
Теленгитский размах и  русак породою —
Жить и жить бы, но как
Жить под несвободою?
 
Было время — террор и великий мор,
И народ на грехи от икон ушел.
Страшны тюрьмы ЧК и отряды ЧОН —
Был алтайский казак за Аргут смещён.
 
Бились насмерть враги меж теснин и скал,
«Волчья стая» рвала,  обагрив оскал.
Боль и гнев лавиною – все переплелось,
Голову — былинную – шашкой, под откос!..
 
Мир до гор прошагай – пахнет он смородиной.
Есаул Кайгородов — ваше благородие,
Теленгитский размах и  русак породою —
Жить и жить бы, но как
Жить под несвободою?
 
Красно-белым был мир, те бойцы в веках,
В небесах души их, правда в облаках.
Нет особых надежд, где пустует дол.
Есаулу поклон: он бесстрашно шел!
 
Там сороки трещат:
— Где сыночки родные?
Их отпел Кош-Агач  за Уймонь-дорогою,
Журавли  у озёр, перевалы снежные,
И летят всадники — смелые, мятежные…
 

Снег сгребает лопатою – крышкою от ноутбука…

В Белогорье зима, и не видно блистающих радуг.
Деревенская сага и брага ведут меж собой разговор.
Сбой режима работы – не лучший от жизни подарок,
и литовке в чулане ромашковый снится простор.
 
А зима – от ума, или ум – от зимы… Неразборчив
почерк белых равнин, что бегут от окошка к тебе…
Онгудай… Кош-Агач… Миллионами радужных точек
Теректинских отрогов алмазы сверкают в судьбе.
 
У тебя ребятишки резвятся в сенях оголтело,
и журавль домашний – клади ему хлебушек в рот!
И когда на коне, в лисьей шапке ты едешь по делу,
он летит над тобою и крыльями небо стрижёт.
 
Я и сам не пойму, по какой задержался причине
в этом мире забот, и живу, и пою, не дыша.
Может, это пралайя – любви, человечьей кручины,
и всё то, что я вижу, желает надолго душа.
 
В Белогорье зима – по алтайским поверьям наука,
как себя создавать, и твой младший сынок во дворе
снег сгребает лопатою – крышкою от ноутбука…
Может, так оно чище – в заботе, в работе, в игре!

Едет Ойрот на коне

Краски ночного Алтая
пьёт изумрудный песок.
Месяц на горке латает
смятый Медведицей рог.
 
Чуйскому тракту снится –
едет Ойрот на коне,
и Улала–столица
верной подобна жене.
 
Горы, почуяв задачу
будущих солнечных дней,
молятся за удачу
каждой вершиной своей.
 
Гостю готовит подарки
в чудо поверивший край…
Боги для подвигов ярких
выбрали Горный Алтай.

Гришиха

Губы перепачканы малиною…
Пауты звенящие… Жара …
Нет домов, лишь бугорки полынные.
Здесь деревня Гришиха была…
 
По садам, лихой рукой порубленным,
Я иду из нынче во вчера,
И крапива у деревьев сгубленных
Обжигает памятью меня…
 
Память, память… Ты – как сновиденье,
Я с тобою через годы шел,
И не ради баночки с вареньем
В детство я тропиночку нашел.
 
Вот ветла с морщинистой корою,
Сучьями качает, как в укор,
Чертит сонно знаки над водою
И ведет скрипучий разговор…
 
След колейный больше не приметен,
Бойкий ключ — затоптанный скотом…
Ни – ко – го! – вздохнул горячий ветер,
И взметнулся вихревым столбом!
 
Гришиха… Непрошено, негаданно,
катится туманная слеза…
На варенье собранная ягода,
Вдруг соленой стала, а была …

Песня о Целинном районе

Под небом бескрайним седого Алтая,
В подножии гор, средь березовых крон,
Простерлась земля, от хлебов золотая,
С названием гордым – Целинный район.
 
Звенят по камням Чумыша перекаты,
Цветут огоньки на отрогах Кивды,
Рождаются зори, пылают закаты
И всё это, малая родина, — ты.
 
В труде и сраженьях мы неутомимы.
Мы знали и знаем, что это не зря.
Тут исстари подвиг и труд побратимы —
Так было и есть! Нам иначе нельзя!
 
На свете немало встречалось и прежде,
Цветущих садов, плодородных равнин.
Целинный район – ты судьба и надежда!
Целинный район, ты на свете один!
 
Пусть будут, как прежде, поля колоситься!
Прими в каравай наши зерна, страна!
Целинникам есть, что любить, чем гордиться,
Так было и будет во все времена!

Городок — почти не город,
А окраина
Матушки России.
Ну и пусть!
Я в Москву возьму билет
Заранее,
А домой найду я
краткий путь.
Пусть здесь нет метро
И супермаркетов.
модных галерей, но
Есть здесь я.
Разве это мало для отечества —
Я тружусь здесь
И мои друзья.
Горы и озера здесь занятные —
Сердце замирает!
Ну и пусть
«малою землёй» нас называют!
Это чудо – тоже
Наша Русь.

Вновь в селе настала осень,
И тихонечко в тумане
Нудный дождь ромашки косит
На желтеющей поляне.
Будто хвастая сноровкой
Перед ветром, перед тучей,
Серебристою литовкой
Забирает круче, круче.
У воды остановился,
Отдыхая от покоса,
Прыгнул вниз и – растворился
На волнах речного плеса.
Серебристою литовкой
Новый дождь поляну косит.
Не поднять цветам головки,
Не увидеть неба просинь.

Осень моя, осень с желтыми дождями,
С запахами ветра, криком журавлей…
Паутинки солнце в небе привязали,
Воздух стал прозрачней, на душе светлей.
По дороге, сжатой сжатыми полями,
Путь один возможен — вдаль за горизонт.
Где-то там надежды счастье предсказали:
Из удачи соткано, как раскрытый зонт.
Вон дорога скачет, вьется меж полями,
И как будто манит: — Ты поверь в меня!
Там, у края неба, горизонт обманем,
Заглянем удаче мы твоей в глаза!
Осень и дорога. Позолота колков.
Тихим колокольцем каждый вдох звенит.
Клин плывет над лесом, словно указатель,
И по всей округе благодать летит.

* * *
За деревней — лес.
А вдоль леса – поле.
Между ними – я,
Вновь стихами болен.
 
Справа – желтый хлеб,
Слева – лес зеленый.
Между ними – я,
В этот мир влюбленный.
 
Между ними я.
Нет, я вместе с ними!
Мои корни здесь,
Здесь – моя Россия.

НЕБО НАД РУБЦОВСКОМ
Небо над Рубцовском полыхает,
В пелене сереющей – закаты…
Город, вроде, горестно вздыхает,
Чьим-то равнодушием распятый.
 
Выпали сполна ему на долю
И достаток, и свирепый голод.
Но гулял всегда в нем ветер вольный,
Оттого Рубцовск душою молод.
 
Над рекой – из прошлого туманы,
Заросли в забоке ежевики…
Запахи черемухи дурманят.
А в старице солнечные блики.
 
Город мой в излучине Алея
Преодолевает все невзгоды.
Чей-то грех прощает он, жалея
Вдруг окаменевшие заводы.
 
Он красив особой красотою,
Зеленью спокойною, неброской.
Тополей величественных кроны
Оттеняют небо над Рубцовском.

***
Кружат поздние метели.
Тонет улица в сугробах.
Сквозь сугробы еле-еле
Пробивается дорога.
 
Снег ли, пух, кудели пряжи
Заплели тропинок нити.
Буря толстый свитер вяжет
Каждой зябнущей калитке.
 
Где дома как россыпь пятен
Смотрят тихо из сугробов,
Мужики большой лопатой
Чистят санную дорогу.

В объятьях улиц, без забот,
Кружится осень заманихой,
И с нею празднует народ
В посёлке славном — Повалихе!
 
Родным селеньям, городам —
Поочередное рожденье,
И краю Юбилей! Сюда
мы собрались для поздравленья!
 
Куда ни глянь — везде друзья,
И многолюдно как в столице:
Большая, дружная семья —
Сияют радостные лица…
 
— Любимый наш, родной Алтай,
Живи себе, не зная лиха!
С рождением тебя! Гуляй,
Как мы сегодня в Повалихе!
 
Новоалтайск
 
Мой город, ты из года в год
Становишься всё выше, краше,
Твой, самый светлый, небосвод
Вселяет радость в души наши!
 
Печёт ли солнце над тобой,
Поёт ли вьюга, завывая,
А ты, мой город дорогой,
В работе, устали не зная.
 
Преображаясь день за днём,
Встаешь домами новостройки,
И я, в признательность о том,
Из слов стихи слагаю в строки!
 
Цвети, всё больше вырастай
В круженье улиц – хороводом.
Пребудешь славен, отчий край,
Ты наш, и мы отсюда родом!

И что с того…
Сибирь, Алтай, лесные дали,
Поля пшеничные ковром,
И мы с комбайном убираем
Зерно, что золотым руном…
В бескрайнем небе птицы кружат,
Слежу за ними, день хорош.
Но жарко. Мне б немного стужи —
От жажды выпью кваса ковш!
 
Стоим, чуть-чуть, передыхая —
От зорьки «пашем» день за днём,
Чтоб испеченным караваем
Входило счастье в каждый дом.
 
Побалагурю я с комбайном,
Проверив, гайки подкручу,
Похлопаю его: Нормально!
С тобою нам всё по плечу!
Не позабыть бы нынче смазать…
Рванули — только догоняй!
Ну, что с того что мы чумазы?
И пыль, и пот — за урожай!

Моя Косиха

В России много мест красивых
И сёл с хорошими людьми.
Таких, как здесь живут, в Косихе,
Нигде, наверно, не найти.
Приехал я сюда случайно,
Случайно домик свой купил.
И уж, конечно, не случайно
Село всем сердцем полюбил.
Мне говорят, что я не здешний.
Пусть говорят, я не сержусь:
Люблю село верней, чем прежде, —
Я здесь живу и тем горжусь!

***

Над тихою Лосихою,
Над голубой рекой,
Стоит село Косиха
Уж несколько веков.
И глубоко корнями
В старинушку вросло,
Тех славу сохраняя,
Кто жизнь вложил в него.
Кто лес растил и хлебом
Кормил родной народ,
В войне добыл Победу
И Родину сберёг.
Кто в космосе, как в поле
Дорогу проложил,
Тех, кто учился в школе
И кто земле служил.

К Пикету
Я к Шукшину приду к Пикету,
Чтоб сесть как Он, лицом к селу.
Смотреть на склон и тропку эту,
Когда заря прогонит мглу.
Скажу ему:
— «Макарыч, здравствуй!
Давай с тобой попьём чайку,
Вот, есть пирог с калиной красной,
Не добавляла сахарку.
Мы оба русские душою,
И я, прозаик и поэт.
Алтай люблю, живу мечтою,
Ещё приехать на Пикет».
Сидит, молчит Шукшин Василий,
С улыбкой лёгкой смотрит вдаль.
В селе берёзки и калина,
В глазах застывшая печаль…

Осень

А на озере первый ледок,
А у зеркала льда — камыши.
Оттого на душе холодок,
Словно осень коснулась души.
 
Я у бабушки, осень, в долгу:
Не успела ее навестить,
Никогда я уже не смогу
Хоть денек у нее погостить.
 
Нашепчи мне тихонько, камыш,
Сказки бабушки милой моей…
Но на озере — гулкая тишь
В опрокинутом омуте дней.

Память
посвящается селу Зыряновка, где я родилась, исчезнувшему в период укрупнения сел)

Сердце просится в детство,
Где тальник и река,
Где живут по соседству
Сказки и облака.
Где поет и искрится
Золотистый песок,
И легко раствориться
В ласке тихих проток.
Где у заводи старой
Ловит дед карасей,
Где калины пожары,
Стаи диких гусей.
Где зовет и дурманит
Трав нескошенных дух,
И утрами горланит
Неуемный петух…
Там под ивой кудлатой
Был покосников стан,
И сидел там у хаты
Чей-то прадед Зырян…
Синевой над протокой
Зыбкой памяти дым…
Человек без истоков,
Как река без воды.
Сердце криком ярится:
— Дед, коня оседлай!
Еду я повиниться
В твой заброшенный край.
Но просрочены сроки
И меня здесь не ждут.
Лишь седые протоки
Воду в вечность несут.

Уголок России

Сл. и муз А. Сошина

Есть в России уголок — маленький, неброский —
На Алтае деревенька, и названье Сростки.
Но туда из года в год, и в жару, и в холод
Собирается народ, всяк — и стар, и молод.
 
Мчит Катунь между вершин величаво, грозно,
А Пикет сам — из вершин небольшого роста.
Вот народ и говорит, что село, что город:
Хоть и малый золотник, но за то он дорог.
 
Притяженье от неё — силушки приличной.
А вершит ее один человек обычный —
Злой в борьбе со злом, в труде — яростный и строгий,
В этой силе добротой поражал он многих.
 
Примостившись на пеньке, в прозе жизни разом
Примечал он то, чего не увидишь глазом,
Говорил о чудаках, страстью одержимых,
Волей вольною, казачьей, всё мечтал пожить он.
 
Шли нелёгкою тропой и народ, и доля.
И ушли из жизни вместе и талант, и воля.
Но не всякому дано — мудро говорится:
Умерев однажды, вдруг заново родиться!

Родная деревня.

Иду по знакомой тропинке, немея,
И сердце тревожно забилось в груди:
Вон там, за пригорком, — родная деревня…
Гадаю, волнуюсь: что ждет впереди?
 
Далеко, далеко сторонка родная.
Там есть старый дом и луга, и поля,
И самое яркое солнце играет,
И ждет-не дождется родная земля.
 
И там мое детство и юность промчались,
Оттуда ушел в неизвестную жизнь,
И часто в окно моё птицы стучали,
Как будто сказать мне хотели: вернись…
 
Там все мне знакомо, любимо до боли,
И шелест берез, и журчанье ручья,
Там кров и родня, и крестьянская доля,
Звучит задушевная трель соловья.
 
Давно я не ел деревенского хлеба,
Не пил родниковой воды из ручья,
И в край свой иду, где так долго я не был,
К тебе я иду, деревенька моя.

Пустынка Моим землякам

Затерялась, как в море песчинка,
В большом мире деревня Пустынка
Затерялась, закрылась горами,
Словно в сказке большими замками.
Только горной зовется по праву —
Горы влево, и горы направо.
Утесы и скалы, березы в логах,
Зеркальный Чарыш шумит в берегах.
Мне твердят: «Там народ отсталый,
Мол, «медвежий», глухой уголок —
Сотни верст до ближайших станций
Сотни верст до больших дорог».
Возражаю: не хватит наличности
Ни в глубинке, ни в банках столиц.
Не народ здесь, а каждый – личность,
Достойный шукшинских страниц.
За рубли никакие не купишь
Эту личность. Порой под хмельком
Объегорит, покажет всем «кукиш»,
Дурака назовет дураком.
Тут встречают людей по одёжке,
Провожают всегда по уму,
Нет нигде такой крупной картошки
Здесь черемуха — в каждом саду.
Хлебосольные люди, открыты,
Воздух чист, словно чай попьёшь
А какие пейзажи и виды —
Не на каждой картине найдешь.

Песня о Краснощёково

Там, где горы сливаются синие
С голубою Чарышской волной,
Есть село, таких много в России,
Но оно в сердце, в песне со мной.
Соловьи в Соловьюшке защелкали,
В сердце просятся радость и грусть.
Я люблю тебя, Краснощёково,
И тобою по праву горжусь.
Здесь поля колосятся широкие,
С чем навеки сроднилась душа:
Мои горы, и небо высокое,
и бедовая синь Чарыша.
Край любимый, красою богатый,
И работать у нас – мастера.
Утром солнышко будят ребята
И выводят в поля трактора.
Нет милее мне нашей сторонки,
Где багряные зори встают,
Краснощёковские девчонки
О любви звонко песни поют.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
…Если ехать долго-долго
в электричке полусонной
мимо деревень, посёлков,
перегон за перегоном,
вдоль берёзовых околков,
прочь из пут индустриальных,
предпоследней остановкой
будет полустанок Дальний…
Пять домишек. Пусто. Тихо.
Выбелен вокзальчик мелом.
Полдень петушиным криком
будит сонные омелы.
Дальше мне идти пешочком —
Изопью воды в колонке.
Возвращаюсь блудной дочкой
вновь в забытую сторонку.
Километров пять – не в новость.
Как же я увидеть рада
тополиных лесополос
строгий деловой порядок!
Знаю – там, за тем пригорком,
будет озеро и ферма,
крыши и дымки посёлка.
Будут, будут непременно!
Ветер березняк полощет
возле столбика с табличкой.
Наречён Зелёной Рощей
рай у чёрта на куличках.

В забоку за Алеем —
Бревенчатый мосток,
Тропинка меж деревьев
Легла наискосок.
Брожу по ленте узкой
Я много дней подряд,
Любуясь, как без устали
Меняет лес наряд.
Он был таким зеленым,
С упругою листвой!
А стал багряно-красный
И желто-золотой.
И паутинка тонкая,
Дрожа между стволов,
Поёт душе негромкую
Мелодию без слов.

***

Деревенька моя неказистая
Протянулась в ущелье меж гор.
Тишина. Только речка речистая
С валунами ведёт разговор.

Здесь прошло босоногое детство,
Хоть и трудное было оно,
Жили дружно всегда по соседству
В горе, в радости — все за одно.

Чай варили с душистыми травами,
За грибами ходили в пихтач.
И любимыми были забавами
Городки да резиновый мяч.

Годы детства корнями глубокими
Проросли в память сердца и в стих,
Из деревни с названьем Осокино
По фамилии предков моих.

Табуны

Табуны, Табуны…
Не коней я зову,
Пылью ветров шальных
Упиваясь.
 
Так зовется село
В Кулундинской степи
У границы
Алтайского края.
 
Ветры Арктики дуют здесь
Зимней порой,
Летом зной
Обжигает нам лица –
 
Но не могут капризы
Степной Кулунды
Помешать нам здесь
Петь и трудиться.
 
Любим мы Табуны,
Бережем Табуны,
Ведь хотим своим
Внукам оставить
 
Процветающим, добрым,
Красивым село
У границы
Алтайского края.

***

Над степной тропинкой узенькой,
Над асфальтом шумных трасс…
И откуда эта музыка
Сердцу слышится сейчас?
 
Словно головокружение
Звезд, мерцающих вдали…
Это просто притяжение
Навсегда родной земли.
 
***
Вы видели, вы замечали чудо,
когда однажды, словно ниоткуда
врываясь в день из пасмурного плена
Сиянье всходов озарит поля?
Слова замрут…
И музыкой Шопена
заговорит счастливая земля.

Родной причал

Вот мой причал, моя «Большая Речка».
Вокзал шумит – уже начало дня.
И старенькая мама на крылечке
Встречает, непутевого, меня.
 
К ее рукам губами прикоснулся.
— Ты похудел, — шепнула, как всегда.
— Ну что ты, мама? Видишь, я вернулся,
Совсем вернулся, милая, сюда.
 
Прекрасных мест немало у России,
Но я по нашим, троицким, скучал.
И для меня роднее и красивей
Мой уголок, мой маленький причал.
 
Березки наши всех берез белее.
А уж цветы! Каких тут только нет!
Их хватит всем на праздник юбилея
(Нам скоро будет восемьдесят лет).
 
Когда на землю хлынула война,
Не прятались за чьими-то плечами
И долг отдали Родине сполна
В боях с врагом мои односельчане.
 
Мы вспомним всех их в праздничные дни.
Всех – и живых, и мертвых – поименно.
Так уж случилось – многие из них
Родились в год рождения района.
 
Я знал давно: родные стены лечат.
Я весел, я уверен, я спокоен.
Ну, вот и все. С небес спустился вечер
На Троицкое и на Заводское.
 
Седой туман крадется вдоль реки,
Ночные звезды солнышко пророчат.
Приятных снов, родные земляки.
Приятных снов вам и спокойной ночи!
 

ЛОСИХА

Дождь и ночь, луна как провалилась,
И в лесу темнее темноты,
Где лосиха в первый раз телилась,
Притоптав вокруг себя кусты.
 
Ей и одеяло, и пелёнка –
Майский дождь и смятая трава.
За полночь родились два телёнка,
Два нелепых, милых существа.
 
Мамка шёрстку облизала детям,
На ноги подняться помогла,
Покормила их и на рассвете
С глаз недобрых в согру увела.
 
Только их и там настигло Лихо,
В образе, как водится, людей.
Тщетно обречённая лосиха
Уводила суточных детей.
 
Лаяли натасканные суки,
Обнажая крепкие клыки;
Сильные, уверенные руки
Гладили взведённые курки.
 
Лишь минуту длилась эта бойня,
На ветвях взведённые пыжи.
И в упор расстрелянная двойня
с раненой лосихою лежит.
 
Сеял дождь, собак с сырого рвало,
Мяса часть уложена в суму…
Вороньё на трупах пировало,
Как и полагается ему.