Брюсов, Бальмонт, Блок, Цветаева, Ахматова, Гумилев, Маяковский, Пастернак… Начало XX века. Легендарное время. Легендарные люди. Трудно не затеряться на таком "пиршестве талантов" даже человеку со способностями. Наверное, к затерянным творческим судьбам следует отнести и судьбу Вадима Габриэлевича Шершеневича (1893-1942). Весьма популярный в начале 20-х годов (его книга "Лошадь как лошадь" в холодном и голодном 1919 году была издана невиданным тиражом - 20 тысяч экземпляров), он в советское время был практически забыт.

Имя В. Шершеневича иногда всплывало в литературоведении (рядом с именами С. Есенина и А. Мариенгофа) как одного из духовных вождей недолго просуществовавшего поэт-ордена имажинистов. Творчество его всегда оценивалось негативно. А тем не менее "…писатель образованный, начитанный, и безусловно, талантливый…". Это сказал о Шершеневиче признанный всеми "поэтический лев", классик при жизни В. Брюсов. "В стихах больше мыслей, чем эмоций, больше остроумия, чем поэзии больше формул, чем живых образов". Это тоже Брюсов. Тоже о Шершеневиче...

Первой и, увы, роковой любовью Шершеневича был Маяковский, рядом с которым он начинал как футурист и от творческого влияния которого так и не освободился до конца жизни. Мемуарист сохранил для нас два интереснейших факта из биографии Шершевевича, которые великолепно передают колорит той легендарной эпохи, знакомят нас с поэтом как с личностью.

1919 год. Кафе поэтов "Домино". Известный критик Л. Б. выступает с докладом "Наши урбанисты (Маяковский, Шершеневич, Мариенгоф)". Все трое сидят за столом на сцене позади выступающего. Критик поставил себе целью разбить в пух и прах имажинистско-футуристическую "дегенеративную поэзию". "Это литература вырожденцев! - кричал Л. Б. - Эти три вырожденца, три вырожденца, что сидят перед вами, возомнили себя русскими поэтами? Эти вырожденцы..." Всякий оратор знает, как трудно иногда освободиться от словца, вдруг прицепившегося во время выступления. И вот этого критика заело на слове "вырожденцы".

После того, как он приступил к формулированию выводов, начав опять с "трех вырожденцев", Маяковский предложил Шершеневичу и Мариенгофу незаметно встать позади критика, который сам по себе был очень и очень невысокого роста. И когда в очередной раз прозвучало "эти вырожденцы", они трое - одинаково рослых, с широкими плечами, с теми подбородками, которые принято называть волевыми, с волосами, коротко подстриженными и "причесанными по-человечески", заложив руки в карманы, стали позади. Зал постепенно начинает давиться от хохота. Критик, ничего не понимая, оглядывается и от неожиданности отступает назад. Маяковский, глядя на него сверху вниз, спокойно ободряет: "Продолжайте, могучий товарищ. Три вырожденца слушают вас".

Это было до разрыва с Маяковским. Потом их пути разошлись. Но однажды они снова встретились. И вот при каких обстоятельствах. Шершеневич, не ведая, что у Маяковского есть строка: "Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего", написал почти идентичную строчку: "Я сошью себе полосатые штаны из бархата голоса моего". На одном из вечеров, после того, как Шершеневич прочитал стихотворение с этой строкой, поднялся Маяковский и вполушутку-вполусерьез крикнул: "А Шершеневнч у меня штаны украл!" Но "вор" оказался сам не дурак по части эстрадных баталий и, не растерявшись, ответил: "Так заявите об этом в милицию". Легендарное время. Легендарные люди. Вадим Шершеневич умер в мае 1942 года в Барнауле, куда он переехал вместе с эвакуировавшимся из Москвы Камерным театром Таирова, с которым долгое время сотрудничал. Он похоронен на старом барнаульском кладбище. У черного надгробного камня постоянно лежат живые цветы.