Этот адрес знали многие. Здесь жил тихий поэт Александр Пиотровский. Теперь и улицы такой совсем нет. Бывшая Бийская давно стала Никитинской. Изменилась и нумерация домов: вместо № 81 стал № 79. Для пишущего эти строки дом на бывшей Бийской - место совсем особое. Оно не только как бы символ старого Барнаула, но также место моего появления на свет. Этот дом один из немногих, что не пострадал во время знаменитого пожара 1917 года. Пожар начинался на задах за нашим огородом, на соседней Томской улице (ныне ул. Короленко). Рассказывали, что хозяин дома на Томской не вовремя вздумал смолить во дворе свою лодку. Искру от огня ветер занес на сеновал, и вскоре все пошло пластать. Огромное пламя вырывалось из-за дома Фуколова. Этот трехэтажный кирпичный дом, должно быть, цел и сейчас. В те дни в "Московских ведомостях" появилось сообщение, озаглавленное "Гибель города Барнаула". Но Барнаул не погиб, хотя бедствие было неслыханное и человеческих жертв было немало. С 1920 года полуподвал этого неказистого дома ряд лет был местом совместного проживания нашей семьи с тихим поэтом Александром Пиотровским и его тишайшей мамашей Агриппиной Афанасьевной. Кошачий запах подполья. Особый застарелый запах жилья. Горьковатый, как старушечье дыхание. Может быть, впрочем, это был въевшийся в стены запах дыма скверного табака. Все взрослое народонаселение полуподвала было курящим, кроме маман Александра Степановича. Александр Пиотровский был сыном поляка Стефана Пиотровcкого, сосланного в Сибирь за участие в Варшавском восстании 1863 года. Местом ссылки была захолустная станция железной дороги где-то под Красноярском. Я. М. Семенов в предисловии ко второму сборнику А. С. Пиотровcкого пишет, что место рождения Александра Степановича - пристань Чангисы на Оби. На современной карте есть пристань Чингис. Это немного ниже Камня-на-Оби. Да, наверно, такой человек, как Александр Пиотровский, и не мог родиться в каком-нибудь шумном городе. Александр Степанович - камерный поэт, антиэстрадный, для тихого чтения. Приведу по памяти его стихотворение "Из детства".
За будку спускалось солнце.
Мне весело было, малютке,
Стоять перед насыпи склоном
Но детство, как поезд, промчалось. Ему было тогда только 37 лет, когда написал он эти щемящие строки. Наступали нэповские времена. Уже шумела толкучка. Между взрослыми сновали малолетние предприниматели обоего пола. Все выкрикивали свой товар:
- А вот кому ирису, ирису, д'ирису! А вот ирис! Не дремали и вездесущие цыганки: - Пазолоти ручку - пагадаю. (В тексте журнала эти слова написаны так - через "а") Кто-то кого-то упрекал: - Слушай ушми, а задницу прижми. Висели в воздухе и совсем непечатные слова, какие в изобилии можно слышать и поныне. Не распалась связь времен! А. С. Пиотровский был бесконечно далек от духа толкучки. С ним охотно общались люди творческого склада. Самым памятным посетителем был А. М. Топоров (Митрофаныч). Мой дядя Геннадий Васильевич возглашал: - Топорков приехал! Топоров всех заражал своим электричеством. Все вокруг оживлялось - что-то случилось! Александр Степанович, сидя вместе с Топоровым в маленькой комнатке с оконцами, выходящими в садик с огромной березой посредине и прикрепленным к ней красным скворечником, пели нам песню на бунинские стихи. Приезжал Топоров всегда со скрипкой, а возвращался в "Майское утро" с мешком книг всяких разных. Среди них были и такие, какие охотно взяла бы любая библиотека мирового класса. Вспоминаются еще мрачноватый скульптор Надольский и высокий, под матицу, всегда всем довольный поэт Балин. Однажды из какой-то книги выпала бумажка со стихами Балина. Ни до, ни после не видел такого красивого почерка. Это было художественное произведение, художественная графика. Красота почерка гармонировала со сказочным содержанием. Стихотворение называлось "Ковер-самолет".
Ковер желанный самолет Желанна была тогда скатерть-самобранка. Остается она желанной и теперь для многих и многих из нашего брата. Все повторяется, хоть и не в точности. То есть так же, на таких же правах можно сказать, что все неповторимо. Неповторим старый Барнаул, неповторим молодой Пиотровский. |