Про великорусские города, когда желают их похвалить, говорят обыкновенно, что "городок - Москвы уголок". К Багулу [1] такая льстивая кличка вовсе не подходит: слишком далек он от белокаменной, да и вообще представляет слишком мало сторон московской общественной жизни и внешности. Прежде всего он вовсе не "дистанция огромного размера" [2], а, напротив, щеголяет уютностью и сжатостью. Его каменные здания, выстроенные на кабинетские и казенные деньги, отзываются несколько и казенным вкусом, приведением всех частей к одному нивелирующему знаменателю. Горные инженеры, носившие прежде, при чисто гражданских занятиях, военный мундир, невольно придали и своим домам полустроевую форму, и если эта форма отдает несколько вольнодумством, то для объяснения нехудо вспомнить, что провинция даже на солдат действует неблагополучно, отучая их от строгой дисциплины, тем более растлевающе она влияет на господ инженеров с их офицерскими и шляхетскими [3] привилегиями. Местные сибирские условия даже не могли пройти бесследно, и, благодаря им, Багул выступал из ряда других микроскопических провинциальных городков. Население его с населением Москвы также несходно: отставных тузов здесь не водится - зане [4], набив карманы, они переезжают в Петербург или за границу; малочисленное купечество тут не имеет заметного общественного значения; а бедное мещанство прежде находилось к аристократии города в военно-поселенческих отношениях. Необходимо заметить, что в Багуле, в противуположность другим сибирским городам, вовсе нет ссыльного элемента, так как великорусским преступникам было запрещено появляться в районе кабинетских земель. "У нас нет этой сибирской язвы", - самодовольно провозглашал, при первом удобном случае, багульский валет, забывая с одной стороны, что, единственно с помощью этой язвы, в Сибири зародилась гражданственность, а с другой, что нередко именно фигурные карты общественной колоды гангренозно [5] действовали на организм страны... Чем Багул мог всегда хвалиться, это бойкостью общественной жизни. Высшее общество его, образуя прочную, замкнутую корпорацию, постоянно подновляемую новыми элементами, выходившими из Горного корпуса, беспрерывно жило богато и весело. Деньги сами просились в карман, и если щедро отправлялись в магазины петербургских иностранцев, то взамен себя посылали в Багул весь комфорт Западной Европы. Научное образование этого общества сдерживало безумства расточительности или, по крайнем мере, придавало ему приличную внешность. Грязь хлевов не зияла в гостиных рядом с мрамором, малахитом, бронзою и золотом; богатые экипажи отличались изяществом и легкостью; кровные рысаки соответствовали роскоши упряжи; библиотеки красовались не одними переплетами; игра велась широко, но прилично и относительно честно. Среднее общество, состоящее из неинженеров, плелось, хотя и с натугою, за образом жизни высшего и, пользуясь крупными крохами чужой трапезы, имело свои удовольствия, менее деликатные, менее приличные и хуже обставленные, но которым иногородние гости завидовали от всей души. И тут довольство виднелось на каждом шагу, а оно заманчиво! Низший класс... но кто, почти полвека назад, говоря об обществе, думал о так называемой меньшей братии? Особенно бойко шевелился Багул, когда, по окончании промысловой операции, в октябре месяце, съезжались сюда управители приисков и заводов; тогда шла сдача намытого золота, дележ полученных выгод, погоня за новыми местами и командировками в Петербург. Дружба не мешала хорошему знанию арифметики; корпоративное товарищество не мешало рытью ям товарищам, а все вместе обусловливало усиленную деятельность. Ястребов [6] приехал в Багул в июне, застал относительную тишь; но так как город все же не оставался без людей, то время у него уходило далеко скорее, чем на Константиновке. Жена его едва успела положить начало иеремиаде [7] о бедной неудачной жизни, переполненной, по ее словам, всевозможных лишений: так мало она видела мужа. - Что может быть противнее моего положения!- истерично восклицала она.- Мадам Эрнос посылает по почте в Париж мыть свои носовые платки, а я должна канючить у отца по сотне рублей. Обвыдович привез жене три платья по восемьсот рублей каждое, а я чуть не принуждена перешивать старые тряпки. Хорошо еще рара [8] не отказывает, а не то - просто орёр!.. [9] И разве мне приятно, когда tes creanciers [10] при нашем имени дозволяют себе гримасы... с'est aga?ant [11] и т. д. Лука Иринархович в первые дни приводил самые почтенные возражения, даже сердился на жену, что она словно заставляет его faire des bassesses ignobles [12]; но после беседы с тестем старался утешить жену обещаниями блестящего будущего и нежностями. Супруга его была женщина красивая, полная и немного сентиментальная; поэтому последний аргумент его самозащиты имел значительный успех, хотя мирные отношения не оставались без перерывов и самый пустяк представлял достаточный повод для начала женских арий в минорном тоне. Нужно отдать справедливость Ястребову, что, утешая жену и соглашаясь с тестем, он действовал не совсем искренно. Ему вовсе не хотелось повести службу на рекомендованных ему началах; мысль о взятке тягостно действовала на его ум, и он перебирал способ за способом, чтобы иначе выплестись из своей position mauvaise… [13] Выиграть бы! мечтал он не раз... но особенно большой игры не предвиделось. "Теперь зима, выиграешь десятъ-двадцать тысяч - и баста: что ж пользы?" Ястребов невольно помышлял и о том, что не худо сделал бы тесть, если, уже достаточно пожив на свете, отправился бы к своим прародителям. Но тесть, несмотря на свои шестьдесят пять лет, наслаждался полным здоровьем, с удовольствием попивал добрый лафит и с нетерпением ожидал генеральского крестика. Ум бойкий, но поверхностный, Ястребов не строил планов посерьезнее, не помыслил о перемене образа жизни, молил случай помочь ему, призывал к себе счастье даже ценою несчастия других людей, но красть казенные деньги не желал. В нем жила русская нравственность его времени, которая притом, несмотря на всю невысокость ее пробы, была все-таки редкою: в корпусах и ей не учили. Тесть, однако, обманутый наружным согласием Ястребова, стал относиться к нему чисто дружески, тем более, что видел его уступчивость жене. Под влиянием довольства победителя, он за вечерним чаем спросил у зятя, не нужно ли ему презренного металла. - Я взял с собою тысяч десять казенных, - неопределенно ответил Ястребов. - Для Багула этого, mon cher [14], мало; вероятно, ты уже истратил их. - Не все. - Si tu me les rends au mois d'octobre. - Mais c'est sur [15]. - Ну, 15-20 тысяч одолжу... - Vous etes bien bon [16]. Видно было, что туз деньги приготовил заранее, потому что тотчас же принес их; да и о возврате, по всей вероятности, думал мало, так как, передав пачки, заметил небрежно: - После перечтешь. С полученными деньгами Ястребов в тот же вечер отправился к Обвыдовичу, где застал человек шесть за банком. - А, Ястребов! желанный гость!- радушно возгласил хозяин.- Что поздно? Mieux vaut tard gue jamais [17]. Я и поздно не помешаю вам - продолжайте. - Напротив: пожалуйста, помешай. Замурзуев всех обижает, бьет по десяти карт сряду. - А сколько в банке?- спросил Ястребов, которого передернуло при виде игры. - Тысяч восемь,- ответил Замурзуев. - Ястребов вынул наудачу карту и тихо сказал: - Банк! - Evohe [18] - весело воскликнул Обвыдович. Карта была дана в сонике [19]. Лука Иринархович, скомкав деньги, небрежно положил их в карман. Замурзуев позеленел, попросил карандаш и клочок бумаги и написал несколько строк домой. Через десять минут ему принесли толстый портфель с деньгами. Он отсчитал сто сторублевых ассигнаций и положил их на стол. - Еще десять тысяч! - провозгласил он, - кто хочет? Ястребов в ту же минуту снова накрыл деньги. По третьему абцугу [20] карту били. - Все! - торопливо сказал он банкомету. - Какая карта? - Поле. Двойка упала на сторону Луки Иринарховича, который потом сорвал у Замурзуева еще три банка по прежнему кушу. - Везет! - радовался молоденький Анзаров. - Везет как утопленнику, - вторил хозяин. - Справедливая судьба вознаграждает меня, господа, за мой долгий пост,- отвечал на их любезности Ястребов: - Une bonne fee [21]. - Кому мать, кому мачеха!- угрюмо заметил Замурзуев, запирая пустой портфель. Играть перестали, и после мастерского ужина отправились по домам. Жена Ястребова не спала. - Ах, Lucien,- отозвалась она с упреком, переменяя, по обыкновению, неблагозвучное имя Луки на громкое прозвище Люция,- приехал на несколько дней - и дома не сидишь. Согласись, что для меня это вовсе не лестно... - А это лестно? - весело перебил Ястребов, выбрасывая из всевозможных карманов пачки денег. - Ты выиграл? Много? - Тысяч пятьдесят. - Ну, слава Богу, слава Богу! Вот радость-то! Милка ты мой, умница моя! А то приходилось опять у папки клянчить. - Нет, не клянчь: тебе половина выигрыша. Эта ночь для супругов была одною из самых веселых их совместной жизни. У них бывало денег и более пятидесяти тысяч - и очень нередко; но деньги при деньгах, без нужды, деньги к деньгам вовсе не составляют причины особенной радости, будь даже они заработаны тяжелым трудом. Заслуженными деньгами гордятся, но им не радуются; они не производят одуряющего впечатления, ради их с ума не сходят. Дело другое - неожиданные деньги, ни за что ни про что свалившиеся с неба в минуту большей или меньшей крайности, когда, ради безусловной или условной нужды, приходится человеку унижаться в собственных глазах и поступать нечестно в отношении другого человека, вся вина которого состоит в благородной доверчивости... Эти деньги не лучше, но веселее: кровь начинает сильнее обращаться, воскресают убитые надежды, являются забытые или отброшенные потребности, воображение прихотничает и иногда доводит до галлюцинаций, открывающих двери в сумасшедший дом; эффект неожиданной радости, как и эффект глубокого горя, действует на нервный организм не хуже приема стрихнина. Муж и жена, действительно, заснули под роем самых обольстительных грез. Madame Ястребовой, утомленной страстью, изноенной негою, снилось, что ее Люций выиграл денег, более чем у рара, даже больше чем у самого начальника всех кабинетских промыслов, и она не только платки, но даже ботинки свои посылает чистить в Париж по почте. Их богатый дом стал еще богаче; он тот же, да не тот: гостиная уютнее, но прихотливее; зала бьет странным светом; мебель в ней легче пуху, и самая-то зала стала какою-то нескончаемо длинною... черт знает в каком серебристом глазетном тумане пропадает ее входная дверь; черт знает почему вдруг появился в ней миниатюрный стол с зеленым сукном... Да на нем карты и много, много денег. Лука Иринархович не спал дольше жены, так как испытанное им физическое волнение было сильнее, да и задачи его мышления были поглубже и практичнее. Он прежде всего занялся умственными расчетами - какие дыры своего бюджета может он заткнуть выигранными деньгами. Сначала он предполагал заткнуть их полными кушами; но потом, когда припомнил мало-помалу все нужды, все долги и все желания, то последних оказалось так много, что он значительно пооборвал и пообщипал свои затычки... "Тестю отдать деньги совершенно нельзя,- размышлял Ястребов,- но ему необходимо сделать какой-нибудь подарок, хоть в пятьсот рублей: он подарки любит и очень ими дорожит... Фалеву заплатить весь долг невозможно: около тридцати тысяч придется отдать... разве внести пока двадцать... десять... пять, наконец? Но опять коляску необходимо выписать новую и т. д.". Долго думал Ястребов о способе распределения выигранных денег, но незаметно мысль его ушла в сторону от этого важного предмета и устремилась на тестя и на службу. "Если бы выиграть еще тысяч восемьдесят,- начал он мечтать,- (а отчего не выиграть? Счастье, кажется, опять ко мне вернулось, игрою же пользоваться я умею), то какой нос я приставил бы своему нравоучающему старикашке! Право - во всю губернаторскую улицу. От Сунгурова (наказать-то его я накажу!) ни копейки, никому ничего, а сменить меня нет права, потому что все в порядке, все по смете, что хочешь смотри, кто хочешь считай... Работы даже усилил бы..." Тут он заснул - тревожно, с перерывами. Можно было заметить по его жестам и улыбкам, что и во сне он наставляет нос тестю и усиленно моет золото в Константиновке. В самом деле, ему виделось, что он за удачные намывки, за познания и бескорыстие сделан владыкой всего горного ведомства, под его руководством, по его инструкциям, которые он подписывает необыкновенно-замысловатым образом, на Алтае, на Нерче кипит деятельность, сооружаются поисковые партии к Телецкому озеру и к Белухе; в Багул свозятся массы золота и серебра; рабочий сыт, доволен и поет веселые песни, в которых упоминается имя Луки Ястребова; взяточников гонит он вон по шеям, без малейших церемоний; с улыбкою выпроваживает из службы тестя, предлагая ему какое-то почетное, но безвредное назначение; героя своего романа за подлоги и продажу воровского золота он сажает в тюрьму. Нет, не только Алтай, но весь мир благоденствует, благодаря поручику (и на большом посту он как-то остался поручиком) Ястребову, который трудится, распоряжается, наказует злых и награждает добродетельных. Он не понимает только - почему в присутствии, где он председательствует, вместо зерцала лежат четыре тома его романа, а перед ним в полной форме стоит угрюмый Замурзуев с колодою карт в руках и с пустым портфелем?.. Впрочем ночь на ночь не приходится. В следующий вечер Ястребов, подмываемый вчерашнею удачею, ни с кем почти не расплатившись, снова отправился в гости к Анзарову, веселый и нетерпеливый. Игра началась скоро и шла ровно, тем более, что Лука Иринархович старался рассчитывать ставки, играть разумно, по раз принятой системе. Но к рассвету судьба улыбнулась Замурзуеву: он не только отыграл проигрыш, но еще разгорячившийся Ястребов на честное слово остался ему должен с лишком семьдесят тысяч рублей: куш решительно не по средствам. Дорогою к дому Ястребов решил застрелиться: но в раздумываньи дождался белого дня и принял какое-то не приходившее ранее намерение. - Правда ли, что ты так много проиграл? - сурово спросил его на другой день тесть, уже как-то разузнавший результат вчерашней игры. Qui ne risgue rien - ne gagne rien [22] - Но ты уж слишком рискуешь... как рассчитываться будешь?.. - В октябре увидите, а теперь я еду на "промысел"! Слово "промысел" Ястребов произнес с какою-то злою и непонятною ирониею. - С Богом... когда? - Сегодня вечером. - Не забудь же. мes conseils [23]. - Не забуду. - Сунгурова тоже не жалей. - Не беспокойтесь: как бы нам не пришлось его жалеть... - Пустяки, mon cher: собаке - собачья смерть.
|