|
САННЫЙ ПУТЬ
«Мороз и солнце…» -
это снова
январь нас
к Пушкину вернул.
И проза:
мы из Шипунова
автобусом
на Барнаул.
Березы, выбежав навстречу,
спешат нам инеем блеснуть.
Снег на полях еще не мечен,
а рядом с трассой –
санный
путь.
Кто этой чести удостоен?..
И невозможно не вздохнуть:
кругом
величие
простое
и санный путь.
И санный путь!
Я угощу шофера чаем.
Он скажет: «Отстаем чуть-чуть…»
Он – за рулем – не замечает,
что рядом с трассой –
санный путь.
А я как будто и не вправе,
как пассажиры все, вздремнуть.
Хочу увидеть:
кто же правит,
обозначая
санный путь.
ТУГОЗВОНОВСКАЯ ПРОТОКА
В летний полдень, то с друзьями, то один,
убегал я на Филиппкинский
трамплин.
Это место берегли за глубину.
А всего-то – метров восемь в ширину.
«Щучкой»,
«бомбочкой»,
«солдатиком»,
а вот
кто-то
плюхнулся
под
хохот
на
живот!..
…Нам казалось – не убудет никогда
в нашей речке родниковая вода.
НА ЧАРЫШЕ
К берегу от берега понтоны…
Будет переправа на реке.
Над водою долго, монотонно
повторяет эхо:
«Э-ге-ге-э-э!..»
Это понтонеры, отдыхая,
весело кричат – до хрипоты,
словно в этом радость
есть какая:
«Кто
ук-рал
в кон-нюш-не
хо-му-ты-ы-ы?..»
На каком, не знаю, повороте
эхо упадет и замолчит?..
Кто кричал, теперь уже в работе
и
до перекура
не кричит.
ЖЕРЕБЕНОК
Называют озеро Горячим,
а оно такое же, как все.
Мочит ноги спутанная кляча
в молчаливо выпавшей росе.
Ну а жеребенок белолобый
запросто спускается к воде,
смотрит удивленно,
смотрит в оба
на туман,
что тянется к звезде…
Или кто поведал об аркане,
про телегу и про
хлесткий
кнут?..
Знаю, он звездою в небе станет!
И его под утро не найдут.
* * *
Ничего здесь такого нету
–
просто ночь обретает звезды,
зажигая их жгучим светом
и пронизывая воздух…
Ничего здесь такого нету
–
просто дышит туманом речка,
принимая в себя, как мету,
Путь, что все называют Млечным…
Ничего здесь такого нету
–
пенье птиц, слабый выдох ветра,
и кузнечики славят лето,
перезваниваясь щедро…
Ничего здесь такого нету…
Только что мое сердце ранит?..
Луг с полуночи до рассвета
под луной
от
росы вдруг станет
новым озером странного цвета…
МОЕ ЛУКОМОРЬЕ
…а это просто: был луг,
вобравший в себя снега.
И мой закадычный друг
ответил: «Пойдем, ага».
Там лука – море, -
все уверял я, -
косой коси.
Он в меру горек,
на запах пряный,
хоть рос в грязи.
В себя вначале тот луг вбирает
муть талых вод,
а после зеленью выпирает
под небосвод.
И складешком
весь пучок под корень,
аж в землю, р-р-раз!
А друг мне вторит,
что лука – море!
В окрошку – класс!
(Еще я верил,
но я про это тогда молчал:
лук – это стрелы,
а луг, конечно, - большой колчан…)
Домой немного мы приносили, -
но не беда –
всем по пучочку и все хвалили:
«Вот эт еда!»
…Лишь выйдет случай,
при разговоре,
скажу опять:
там лука – море!..
Там Лукоморье!..
Пойдемте брать!
СУХИЕ
Были мы все капитаны лихие,
когда за селом заливало Сухие.
От берегов тополя-маяки
в плаванье звали: «Вперед, моряки!»
Мы на плотах, да две палочки – чижик,
так называлась игра у мальчишек.
Если был ветер, то волны – морские.
Пена, конечно же, тоже – морская.
Было ли это – волны такие?
Было ли это – пена такая?..
КОНОКРАД
Конокрад, всего лишь на ночь, конокрад.
Он по запаху
узнает своего ли?
Конокрад, всего лишь на ночь, конокрад.
Только ночью им двоим
знакома воля.
Он не правит, он не смотрит – это конь
сам несет его туда, где звездопад
до земли хранит таинственный огонь…
Конокрад, всего лишь на ночь, конокрад.
На лугах притихших сбивчива роса.
Им привычно мчаться ночью наугад
к водопою, к многократным голосам…
Конокрад, всего лишь на ночь, конокрад.
Чаще звезды замигали – жди рассвет.
Но рассвету ни один из них не рад.
Конокраду моему… пятнадцать лет!
Ну какой он – если
на ночь – конокрад?!
В ГОРАХ
Сергею Боженко
В долине – зеленое лето.
Чуть выше – осенние краски.
Вершины – из зимнего цвета.
Весна – из мгновений, как сказки.
Увидеть весну – знак везенья.
Она зажурчит, заиграет
цветным хороводом растений –
скупым отражением рая.
Мы избранное межсезоний
еще при подъеме составим,
и станет прочтенье резонней,
когда мы вершину оставим.
Из снега и льдов сквозь туманы
спускаемся в лето устало,
запомнив журчанье обмана,
которого всем было мало.
|
ВИД ИЗ ОКНА
Пух тополиный – зимние метели
(он точно так же всюду лепит соты!..).
И кажется, что
исчезают тени,
что весь проспект на острова разодран…
Стоит жара.
Все дворники уснули.
Да будет дождь –
спасенье для земли!
В столице мира –
славном Барнауле
–
на пиво конвертируют рубли.
И,
приближаясь к ливню,
хочешь плакать,
и на душе становится уютно,
и крыша отливает свежим лаком,
и улыбаться хочется кому-то…
СЕЛО ТУГОЗВОНОВО
Эта осень – остывшее лето –
успокоила душу мою.
И плетень, заменяя штакетом,
я насвистываю и пою.
Вся округа дымится кострами.
Горек запах посохшей ботвы.
Скоро будет морозец утрами,
а потом мы с ним будем на Вы.
Много значат дрова на деревне,
чаще слышишь теперь – «на селе».
Мы работаем способом древним –
пилим на «деревянном козле».
Чурбаки мы поколем зимою –
будет запах смолистый в дому…
Что мне с памятью делать такою?..
Но ее
не отдам
никому.
* * *
Александру
Карпову
Дождь сделал выпуклым пейзаж,
но отдалил.
Клен, то ил стражник, то ли паж,
шумит вдали.
Как нарисованный
стоит
соседний дом.
Мне кажется, художник спит
в нем за окном.
Он солнце в сны
свои унес,
ему тепло.
Он ясно видит желтый плес,
реки стекло…
Но пишет он дождливый день
(сам удивлен!),
дом, потерявший где-то тень,
меня и клен.
ВОСПОМИНАНИЯ
Вечер выдохом ветра живет.
День на запад уходит.
Ночь восточную песню поет
о весенней погоде.
Поздний март обретает права –
он с зимою повздорил.
И суровые тают слова
на сибирском просторе.
Кто услышит мелодии слов,
пусть они и не в моде,
тот запеть свою песню готов
о весенней погоде.
Словно первые чувства пришли,
или первые сказки…
Растревожат пространство земли
звуки, запахи, краски…
ПОДСОЛНУХИ
По мотивам
картины Василия Куксы
У художника кисти согреты.
Он глаза не смыкал до утра.
На холсте не подсолнухи – лето!
Огорода не видно – жара!
Как он выведал все эти средства?
Где он сам пребывал в этот миг?
На холсте написал мое детство,
но сказал: «Это солнечный лик».
Звуки, запахи, краски отныне
будут буйствовать, жить невзначай,
сохраняя на этой картине,
словно лица, - подсолнухов рай.
ЗИМНЕЕ УТРО. НАД ОБЬЮ
По мотивам
картины Юрия Лукашина
В январе так хочется в весну,
что художник, посмотрев в оконце,
написал: озябшую сосну
согревает утреннее солнце.
За сосною чудится обрыв.
За обрывом видятся просторы –
лед, от ветра гладь реки укрыв,
холодит синеющие горы.
Если ниже, тени на снегу,
а в тени усталая прохлада…
Впрочем, все понять я не могу –
снег скрывает тайны листопада.
* * *
Разденутся леса пред зеркалами глаз.
Оденутся потом, когда они устанут.
Свершается обряд ничуть не напоказ,
а просто потому… Не
знаю. В этом тайна.
Смотри, не прозевай, - теряется наряд.
Смотри, не прогадай, - на золото у ног.
За августом идут итоги сентября,
который от росы холодной
занемог.
Но будет хорошо в дни бабьего тепла.
Покажется одним, что вновь вернулось
лето.
И кто-то загрустит, мол, молодость прошла
(а впрочем, виноват,
банально чувство это)…
Глазами обнимать, в ладонях удержать
пусть всем достанет сил, и чувств, и междометий!..
Торжественно леса уходят в зиму спать…
Кончается листок, а я и не заметил.
ИЗ ДЕТСТВА
Как ни странно,
до сих пор я помню –
в шумном парке скачки маленьких лошадок.
По-бе-жа-ли дрессированные
пони
по аллее – от ограды до ограды.
И такого они маленького роста!
А повозка и пустая тяжела им…
От качелей свежей краской пахло остро,
но не лесом и не лугом,
как желали.
А какой-то мальчик плачет, словно стонет,
как укор иль восхищение горсаду?
Он не верит: как же так – неужто пони
не сумеют, не ускачут
за ограду?
НА БЕРЕГУ ОБИ
Вода песок волнисто режет.
К ней с кручи тянется трава.
Речной вокзал с правобережья
похож на теплоход
«Москва».
Упругий мост славянским луком
соединяет берега.
Река течет почти без звука,
в лугах нахохлились стога…
Стрижи, тревожа рыболова,
берут обрыв на абордаж…
И облака, что к слову слово,
вплывают двойственно в пейзаж.
БЫЛОЕ
Тянулась к церкви вся округа:
лесок,
два озера,
река,
дома,
дороги,
поле с лугом
и крестоносная рука.
Налево –
будет тишь погоста.
Направо –
будет жизни кровь.
Все зримо,
слышимо,
все просто –
на все прощенье и любовь.
БЕСЕДА
Владимиру
Колесникову
…Это я все забыл!
Я и шел-то сюда наугад.
Здесь когда-то я был
листопадам, ручьям очень рад.
Потемневший забор.
Вот тропинка, что к лазу вела…
От тех пор до сих пор
меня память моя сберегла.
Я свой мир создавал
за селом – на лугу у реки.
А слова… Что слова?..
Те слова далеки, далеки…
|