|
* * *
Время - наши тропы засыпает...
Взлеты - терпит,
смуты - не прощает.
Гонит маяту по пустырям,
стряхивает раны, как доспехи.
Достается многим на орехи -
даже коронованным вождям.
Кто же виноват, что жить -
не просто...
Пусто в люльках,
тесно на погостах.
У судьбы -
какой-то мудрый форс:
если на коне ты удержался,
значит, свет не на того нарвался,
значит ты до зрелости дорос.
От нытья порой -
мороз по коже.
Нет, не зря мы на Богов похожи:
нас ведь распинают неспроста...
Хоть хитрим, мудрим, читаем книжки,
обгоняют стариков мальчишки
и спасает землю Красота.
Жаль душа с душой
порой в разладе...
Может быть, давным-давно не надо
нам ракет с избытком и вождей.
Может быть, мы все еще страдаем
не за то, что над землей
летаем,
а за то, что ползаем по ней.
СТИХИ О РОССИИ
Может, так и было,
я не знаю,
только вроде сквозь завесу зрю...
...«За непослушание Мамаю -
всех предать мечу
и все - огню!..»
И тотчас гривастою ордою
ворвалась в селение беда.
Огненным овином над землею
вздыбилась со стоном слобода.
Ветер жег,
гурты мычали в страхе.
Стрел не пожалели палачи...
Надевали белые рубахи
и брались за вилы тверичи...
Может быть, я птахой был при этом
и стрелою меня сбило влет,
только видел,
как полураздетой
девочка из пламени идет.
А кругом - охрипшие погосты,
а за полонянкой - ни кола...
Две стрелы, нацеленных и острых,
взглядом, как рукою, отвела.
Ни оцепенения, ни стона.
Вот уж пустоплесье
перед ней...
Не посмели вороги погоню
посылать за пленницей своей.
Зубы сжав,
храня в душе
святые
кровью опаленные места,
уходила от врагов
Россия
воскресать,
как снятая
с креста.
Уходила в дымные рассветы,
обжигаясь не одной войной,
за своей, оплаканной,
воспетой,
трудной, но завидною судьбой.
О СЧАСТЬЕ
1
Счастье не рвется на части,
вспышка оно...
Потому
я не завидовал счастью -
я тосковал по нему.
2
У снежинки лучи,
как от счастья ключи.
Упадут - пропадут:
ни поднять, ни спасти.
Только можно вздохнуть:
«Не сумел унести...»
3
Долго в шинели солдата
шел я от вьюги до вьюги,
чтоб отыскать эту правду
в послевоенной золе:
самое лучшее в мире -
верность любимой подруги,
солнце на утреннем небе,
труд на спасенной земле.
* * *
Начиналось прозрение грохотом боя
и тревогой за старую, слабую
мать...
Помню ночь:
на краю обгорелого поля
я лежу и терплю -
мне нельзя умирать...
Повезло! Пронесло!
А с удачей не спорят.
Вновь под пули ходил, как идут на
таран.
Я давно бы забыл эту ночь, это
поле,
но запомнилась боль
от полученных ран...
С той поры,
где б судьба не мотала по свету,
память сердце саднит, как тупая
стрела...
Может быть, потому и пришел я к
поэтам,
что меня растревоженно
боль повела...
* * *
Надежды живут и в Аду,
и это не блажь и не враки:
я помню себя в час атаки
в последнем военном году.
Разрыв за разрывом копной
вставал возле вражьего дома,
и в воздухе пахло весной
и эхом победного грома.
Не птицы, а пули в дыму,
осколки свистели упрямо...
Я выжил тогда потому,
что долго не виделся с мамой.
|
ВОЗЛЕ ОГНЯ
«Ворожба в нем.
Не тронь.
Станешь прахом и пеплом...»
А мне хочется тронуть огонь,
стать горячим и светлым.
И я трогаю,
лезу туда,
где страшнее ожоги.
Мать недаром молилась всегда:
«Да спасут его Боги!»
Нету мамы, отца.
Не досталось мне доброго Бога.
Оттого без конца
мои руки в ожогах.
«Поостынь! - слышу я, -
не пора ль оглянуться?»
Остываю, но...
возле огня,
чтоб к нему прикоснуться.
* * *
Я не коршун и не голубь,
но с дороги не собьюсь.
Окунаясь в жизнь, как в прорубь,
только чище становлюсь.
Было всякого немало.
Время трудное вело:
где вздымало, где мотало,
где поземкою мело...
Проносило через грозы,
и любить звало, и мстить.
Оттого еще дороже
жизни тоненькая нить...
Нет бесследных превращений
в дивной пряже бытия.
Верю: каждое рожденье -
восходящая заря.
ЯГОДА
Едва коснешься -
брызнет соком.
Вся в аромате, как в дыму.
Под небом синим и высоким
Перезревать ей ни к чему.
Себе не рада,
жаром пышет,
вцепившись в стрелку ковыля.
Смотрю
и сердцем просьбу слышу:
«Сорви меня!
Сорви меня!»
* * *
Из вековечного предела
пришла земная круговерть:
и боль души, и трепет тела,
печаль и радость, жизнь и смерть.
Мечами недругов встречали,
хлеб-соль готовили братам.
Мы ничего не растеряли -
все потянулось по пятам.
Передохнуть теперь едва ли
дадут ревнивые дела...
Так высоко не поднимали
Икаров дерзкие крыла.
Рывок - и снова озаренья!
Смотрю на жизнь во все глаза.
Я не боюсь за ускоренье,
но так боюсь за... тормоза.
СРЕДИ ЖИВЫХ
С тех пор, как зрячим
по земле хожу,
среди живых -
убитых нахожу:
растерянных,
озлобленных,
подмятых,
как на кресте, неверием распятых,
плененных кайфом
бесноватых сил...
Их зависть жгла,
«зеленый змий» косил,
блудливость уводила в подворотни;
пронырливость -
рубли ковала в сотни,
задиристость - кидала на ножи,
в подвальные толкая этажи...
Манила скука к анаше
и в бары,
толкая в пасть
неотвратимой кары...
Что пожелать им?
Искренне вполне
желаю им очнуться на земле...
ВМЕСТО МОЛИТВЫ
Сладкого не густо, было горько.
Гнули пробуксовки на мели.
Тропы вороватой перестройки
до добра пока не довели.
Родину морозцем прихватило:
спады, забастовки, неплатеж...
Так Россию нынче зазнобило,
словно от ножа она -
под нож.
Может, это Бес накуролесил:
Русь не со щитом,
а на щите...
Горько видеть вора в «мерседесе»,
горше - ветерана в нищите.
Может, от своей устали силы,
утопая в сварах
и вине?..
Господи,
великую Россию
сохрани Великой
на земле!
* * *
И Правда была под запретом,
и рушились судьбы в тиши...
Не хочется думать об этом -
удавочки вить для души.
Она до того изболелась,
такая скопилась в ней топь,
что света душе захотелось,
простора, спасительных троп.
И счастья,
прощенья навеки...
Не зря со своею бедой
штурмуем мы новые реки
со старенькой, правда,
водой.
Все было ведь:
стяги с орлами,
разор, голытьба,
господа...
Ужель не окатит с годами
Россию живая вода?!
Ужель даже новые реки
благих не внесут перемен?!
Неужто России вовеки
не встать с перебитых колен?!
|