СОДЕРЖАНИЕ: Резкий,
неожиданный звонок телефона напугал дремавшего Вольнова.
Вздрогнув, он протянул руку к тумбочке, взял трубку. - Я
слушаю, - сказал Вольнов, тряхнув головой, чтобы
прогнать одолевавший сон. -
Здравствуйте, Владимир Антонович, - прозвенел в трубке девичий голос - чистый,
звонкий, веселый. - Вы не хотите стать папой? - А
вы кто? - удивился, окончательно проснувшись, Вольнов. -
Какая разница, - трубка таинственно хохотнула, - так хотите или нет? Вольнов резко поднялся с дивана. -
Девушка, мне за сорок и я уже давно папа. У меня взрослый сын и своя семья... - Ну
и что. Я хочу, чтобы вы стали папой моего ребенка... -
Прекратите свои шуточки и обратитесь лучше... - В психушку, да? - перебила невидимая собеседница, - я
нормальная, меня туда не возьмут... -
Кто вам дал мой телефон? - сухо спросил Вольнов. -
Какие строгости. Вы же не на секретном заводе работаете, а в милиции. А милиция
у нас народная, для народа. -
Или вы назовете себя, или... - Вольнов начинал
сердиться. Конечно, не было ничего страшного в этом вечернем звонке
таинственной незнакомки, отчего бы и не поточить лясы, тем более, голосок
приятный, нежный, но он был абсолютно уверен, что за дверью притаилась жена и
ловит каждое его слово, - в общем, лучше не беседовать с анонимом. -
Может я агент? -
Тогда звони резиденту, - сердито произнес Вольнов. - Я
не хочу резиденту, я хочу сразу оперу. - Вы
произносите довольно любопытный текст, но я не могу больше уделять вам
внимания. До свидания, - Вольнов покосился на дверь и
собрался положить трубку. -
Так вы хотите стать папой? - снова спросил девичий голос, в котором прозвучала
искренняя интонация. -
Да, - почему-то произнес он и сел на диван. Закончив разговор, он какое-то
время бессмысленно смотрел на телефон, затем дотянулся до телевизионного пульта,
добавил звуку. Загадочный звонок настолько подействовал на Вольнова,
что он не сразу уловил смысл телепередачи. Болтовню
незнакомки он расценил не более, чем розыгрыш, однако
было приятно от сознания, что кто-то в этот воскресный вечер вспомнил о нем. И
этот кто-то, судя по голосу, довольно юная и наверняка привлекательная девушка. Вольнов принялся переключать программы и, словно откликаясь на
сигналы пульта, телефон зазвонил вновь. - Вольнов слушает. - Ты
прямо как в кабинете, - это был Сергей Ефремов, помощник начальника УВД, -
здравствуй, дорогой. -
Приветствую, тебе-то чего не отдыхается в эту пору? Они
были знакомы со времен учебы в средней специальной школе милиции, с уважением
относились друг к другу, бывало, что и по рюмке выпивали. Ефремов вскоре
поступил на юрфак в университет, Вольнов
на год позже в Омскую высшую школу милиции. Друг друга не теряли из виду, а
пару лет назад, когда Вольнова после трехлетнего
руководства Заобским райотделом
перевели в управление уголовного розыска, сблизились еще больше. -
Мы, между прочим, на службе, а не как некоторые. - Я,
между прочим, с суток... - Ты
чего такой нервный? Пошутить уже нельзя. А теперь слушай серьезно. Завтра в
восемь утра тебя жаждет видеть шеф. - С
чего это такое повышенное внимание? - удивился Вольнов
и привстал с дивана. Подобное желание начальства не могло не отразиться на его
внутреннем состоянии. - Не
переживай, все нормально, - успокоил Ефремов. - Да
не тяни ты, ей-Богу... - Не
могу пока, - Ефремов весело хохотнул, - военная тайна, потерпи до утра и все
узнаешь. -
Намекни тогда, ведь не усну, сам знаешь. -
Повышение, - полушепотом произнес помощник генерала, - правда
в другой город, но большое повышение. Короче, Вова, быть тебе полковником.
Завидую. Давай, до завтра. В
проеме раскрытой двери стояла жена: растрепанная, в полурасстегнутом
халате, пьяная. - Со
шлюшками своими болтаешь? - спросила она и как-то
неестественно содрогнулась. Попыталась пригладить рукой волосы, это у нее не
получилось, она безнадежно махнула в сторону мужа и, придерживаясь за косяк,
продолжила свои причитания, - шлюхи, одни шлюхи,
одолели до смерти... -
Какие шлюхи, о чем ты говоришь, Рая? - не выдержал Вольнов. Ему
до чертиков надоели запои жены, регулярные скандалы по этому поводу, ее
постоянные упреки в несуществующих изменах, надоело притворяться перед людьми,
играть роль благополучного семьянина. Он терпел. Год, два, три, пять. Решил
протерпеть еще год, пока сын закончит учебу в университете. К тому времени как
раз будет двадцать пять лет выслуги, так что можно будет что-то поменять в этой
жизни. Пока же старался больше находиться на работе, дома в основном молчал,
избегая ввязываться в бесконечные споры и ссоры. Жена к вечеру доходила «до
кондиции» и засыпала в своей комнате. Часа на два-три в доме наступал покой,
потом она просыпалась, начинала искать спиртное, которое предварительно
попрятала в самых немыслимых уголках квартиры. Запои
жены продолжались от недели до двух. Когда у нее начинала нестерпимо болеть
печень, она как-то находила в себе силы выходить из омерзительного положения,
несколько дней отлеживалась, отпиваясь свекольным соком, затем подолгу сидела
перед зеркалом, разглядывая себя, и начинала убирать в квартире, стирать,
гладить. Виновато заглядывая своим мужчинам в глаза, с притворной нежностью
обнимала сына, называя обоих своими цветочками и лапочками. В семье устанавливался какой никакой нормальный жизненный ритм, муж
и сын начинали бесконечные уговоры Раисы не злоупотреблять зельем, она нетвердо
обещала, даже корила себя и высказывала намерение устроиться на работу. В
восемь утра Вольнов был в приемной начальника
управления, а еще через пару минут входил в его кабинет. Генерал был в
гражданском костюме темно-серого цвета и белой рубашке, легко вышел из-за
своего массивного стола и успел встретить Вольнова
едва ли не посередине кабинета. Несколько располневший, но все еще стройный
мужчина с приятным жизнерадостным лицом и располагающим взглядом, он полуобнял гостя и подвел к креслу у своего стола. - Буду краток, - сказал генерал, удобно располагаясь на своем
рабочем месте, - мы тут переговорили с заместителями и предлагаем тебе Катунск. Опыт и знания у тебя есть, характер тоже... так
что... Обстановка там непростая, если не сказать, хреновая. Только в этом году
три заказных убийства, два покушения на мэра... В самом отделе тоже вопросов
много. Твой предшественник, Карпунин, сам знаешь,
почти год не рулил, мучился с инфарктом. Сам город, как впрочем
и другие, захлестнула коррупция... И все врут. Ни от кого нельзя правды
добиться, - генерал достал из стола пухлую папку с бумагами, раскрыл ее, - это
все жалобы от жителей Катунска. А местные чиновники,
наши начальники, прокуратура, суд докладывают о своей активной работе по
наведению должного порядка. Короче так,
уважаемый Владимир Антонович, я на тебя здорово рассчитываю. - Алексеев
неожиданно умолк и стал внимательно смотреть на Вольнова.
А тот опустил глаза и едва слышно промолвил: -
Но, я собирался... -
Вот и хорошо, что собирался. И вправду, что тебе молодому, красивому закисать в
бессчетных бумагах, чего штаны-то протирать? Живым делом надо заниматься. Если
что, не бросим, поможем! К тому же, я даю тебе полный карт-бланш. Но, чтобы в Катунске был полный порядок! - генерал посмотрел на часы, -
в четыре тебя там мэр ждет, а мне пора к губернатору. Съезди, посмотри, а после
выходных, где-нибудь во вторник, представлю тебя личному составу. Из
кабинета вышли вдвоем. За столом секретаря стоял улыбающийся во все лицо
Ефремов. - Тебе-то отчего так радостно? - генерал приостановился и
лукаво посмотрел на помощника. -
Рад за своего сокурсника, - бодро ответил Ефремов и вытянул руки по швам. - Доулыбаешься у меня, - притворно погрозил Алексеев, -
отправлю, где комар телят не пас. Вольнов поднялся на третий этаж в уголовный розыск. Едва оказался в
своем кабинете, как зазвонил телефон шефа, который пригласил к себе. Начальник
управления уголовного розыска полковник Топчинский
был погружен в свои, одному ему известные, мысли, судя по хмурому виду,
невеселые. Недвижимо сидел за приставным столом, подперев руками голову, и на
появление Вольнова внешне никак не отреагировал. Вольнов был начальником отдела по раскрытию преступлений
против личности и здоровья и по своему статусу вхож к шефу угро
напрямую. -
Что стряслось? - поинтересовался он и уселся напротив Топчинского,
открыв для себя, что волос на голове шефа почти не осталось. -
Кого думаешь на свое место? - спросил Топчинский. -
Данилина, - не задумываясь, ответил Вольнов. -
Данилин молодой. -
Зато хваткий и... -
Что и? - насторожился Топчинский. - И
порядочный. -
Весомый аргумент, - Топчинский внимательно посмотрел
на Вольнова и встал из-за стола. Был он невысокий,
худощавый, неулыбчивый мужичок с колючим недобрым взглядом зеленых глаз и
дурной привычкой откровенно рассматривать собеседника, - да, именно так. В
уголовном розыске не хватает порядочных людей. Честность, смелость,
профессионализм, все правильно. А порядочность - это образ жизни, состояние
души, если хотите, - полковник смотрел в окно, казалось, забыл про Вольнова, но вот повернулся к нему и закончил свою мысль, -
да и в целом, в милиции недостает порядочности. - Да
уж, да уж, - согласился с начальником Вольнов, - не
мешало бы заиметь отдельным товарищам ее, родимую. - Ты кажется в Катунск собрался,
возьми командировку. Вернешься, передашь дела. - Данилину? -
Там посмотрим, - неопределенно ответил Топчинский и
взял в руку телефонную трубку, давая тем самым понять, что аудиенция закончена. Вольнов нормально, если не сказать хорошо, относился к своему шефу.
Топчинский с первого дня службы в уголовном розыске.
Начинал младшим опером и, пройдя все ступени
оперативной работы, дослужился до начальника управления уголовного розыска.
Своим трудом, своим потом и кровью. (Был два раза ранен.) Профи, фанат, каких
почти не осталось. Добряк в душе, верный и преданный товарищ, он обладал
несносным, ворчливым характером, что, впрочем, было привычным для подчиненных и
не влияло на добрые отношения в коллективе. Выйдя
из здания управления, Вольнов не переставал корить
себя за малодушие и трусость. Надо было сразу и смело сказать генералу, так,
мол, и так, собрался на пенсию и не надо мне никаких повышений. Четверть века,
честно, не прячась за спины других, оттрубил на службе, хватит! Накушался
разной дряни досыта, пора и на покой. Считай, все
сверстники давно ушли из милиции. И неплохо устроились. С кем не встречался Вольнов, никто меньше десяти тысяч не получал. И это за
пять нормальных рабочих дней! С двумя выходными и всеми праздниками! А может и правильно сделал, что промолчал? Уехать, пусть на
время, из города, чем не выход из безвыходного семейного тупика? Сын взрослый,
няньки ему не нужны, доучится без папиной опеки. Да если что, до Катунска всего-то полторы сотни километров... А отдел там
большой, почему бы не испытать свои возможности, не доказать себе и другим: я
сильный, я могу! Вольнов был уверен, что каждый мужчина после сорока испытывает
чувство неудовлетворения. Прошагав большую половину
своей жизни, каждый втайне спрашивает себя; все ли успел постичь, познать,
понять, с толком ли прожил все эти годы и какая от твоей жизни была польза
другим? Оставил ли ты после себя какой никакой след и
пойдут ли по нему твои дети? Лично он не был удовлетворен ни прожитыми годами,
ни днем сегодняшним. Ему порой казалось, что великое и главное пронеслось мимо,
стороной, начисто проигнорировав его физические и духовные возможности. Мэр Катунска Оглобин Александр
Викторович был невысок ростом, крепок телом с добродушным лицом и простецким
взглядом, он как-то мало походил на руководителя двухсоттысячного города. И
только позже, освоившись и оглядевшись, Вольнов
обратил внимание на взгляд мэра: внимательный, все подмечающий, оценивающий.
Казалось, глаза мэра жили своей отдельной от остального тела жизнью. Оглобин, после дежурных любезностей, вызвал секретаря,
высокую и худую женщину в длинной черной юбке и попросил: -
Возьмите телефон на себя, я пока занят. Ленивая
медленная усмешка скривила губы секретарши, она слегка склонила голову и
неслышно вышла. -
Скажу откровенно, я рад вашему приезду, - кивнув на стул около своего стола, за
который усаживались самые близкие посетители, сказал Оглобин.
- Отдел последний год, по сути, без управления. О болезни Карпунина
вы, надеюсь, в курсе. А коллектив без
лидера перестает быть коллективом, - Оглобин включил
электрочайник, поинтересовался у гостя, - чай, кофе? А может того... коньячку? -
Если можно, чай, пожалуйста, - отозвался Вольнов,
спросил в свою очередь, - а что же из своих не
назначили? Оглобин снял пиджак, повесил его на спинку кресла и в белой рубашке
показался Вольнову моложе. - Свои,
да-а-а свои. Так получилось, что и выдвигать-то
некого. Не то, чтобы совсем уж некого, но в вашей системе свои заморочки, свои требования к
начальнику. Алексеев звонил, обещал во вторник представить вас личному составу. Попив
чаю и обсудив множество первостепенных и нужных проблем, Вольнов,
наконец, задал занимавший его, и как он считал, главный вопрос: - О
покушении на вас что-нибудь известно? Лицо
Оглобина приняло какое-то болезненное выражение,
сделалось угловатым, смесь горьких воспоминаний и отвращения отразилась на нем.
Мэр какое-то время пребывал в задумчивости, затем вдруг встрепенулся и,
взмахнув рукой в сторону окна, с пренебрежением произнес: - Сволочей везде хватает. Оглобин, вероятно, хотел на этом исчерпать предложенную тему,
однако, откровенный интерес, с которым взирал на мэра новый начальник милиции,
послужил причиной для продолжения разговора. -
Зависть! Черная зависть! Больше никакой причины не вижу. Стреляли, когда я
возвращался с охоты. На подъезде к городу, там крутой поворот и соснячок слева.
Я, как назло, водителя взял. Сами понимаете, охота без этого дела, - он кивнул
в сторону бара, - да с компанией. Я на заднем сиденье вздремнул... А они думали
- я за рулем, вот и подстрелили ни в чем не повинного Аркадия... - А
второй раз? Кажется, покушение было совсем недавно? - Вольнов
пристально посмотрел на мэра. Оглобин налил еще чаю, постоял какое-то время у стола, затем быстро
прошел к бару и вернулся с бутылкой коньяка и двумя крохотными рюмками. -
Давай за знакомство, что ли, - предложил мэр, - за наше и ваше, так сказать, -
мэр на миг просветлел лицом и выпил. - Второй раз - трудно это назвать
покушением. Подожгли веранду. Сам дом из кирпича, что ему сделается. Пришлось
заводить овчарку. Дома-то никого не было, мы у ее
сестры на дне рождения были. Хорошо, сосед вовремя увидел. Потушили почти
сразу. Так что, как тут скажешь, хотели меня серьезно того... или попугать
решили... - А
уголовные дела возбуждали? - спросил Вольнов. -
Заводили, однако, дела, заводили. - А
заказные убийства в городе? Они кого коснулись? О
том, что не касалось лично его, Оглобин рассказывал с
большею охотой и более подробно. Три заказных убийства за год, для такого
города как Катунск, более чем достаточно. Счет
кровавым расправам начался с директора мясокомбината, которого убили при выходе
из офиса. Вольнов выезжал и работал в составе группы
по этому убийству, знал достаточно подробно об этом нашумевшем на весь край
деле, но не сказал об этом мэру. Затем, в апреле застрелили председателя Совета
директоров топливной компании, и в конце лета в парке нашли труп владельца
ночного клуба Баблоева. - За
всем этим стоят деньги, - подытожил свой рассказ мэр, сделал паузу и добавил: -
Большие деньги. Как пишут в газетах, новый передел собственности... Вольнову не хотелось больше развивать трагическую для города тему,
да и находился он у мэра больше часа, пора было и честь знать. А для знакомства
с криминальной жизнью Катунска у него будет немало
времени. Вольнов встал со своего места, Оглобин, казалось, только того и ждал, быстро надел пиджак
и подошел для прощания. - С
жильем на первое время не поможете? Не хотелось бы в гостинице светиться. -
По-моему, наш домик сейчас свободный. Там архитектор обитал, но ему в малосемейке выделили. Я узнаю, и к вашему приезду
определимся. Досталось в наследство от горкома партии, неплохой особнячок за
городом, выручает иногда, ха-ха, - обрадовался каким-то своим мыслям мэр и
проводил Вольнова до дверей. На
улице было пасмурно и сыро. Холодный ветер ссыпал на тротуары похожие на пятаки листья и Вольнов,
глядя на них, пожалел, что не оделся потеплее. Застегнул до подбородка «молнию»
на курточке и пошагал на остановку. Ему надо было возвращаться в краевой центр. В
последующие дни Вольнов готовился к передаче своих
дел; писал справки, ответы, сортировал, подшивал служебные документы. Набралось
полмешка никому не нужных бумаг. Данилина на его место не назначили
и тогда Вольнову пришла в голову мысль, смануть того в Катунск. Их
связывал не один год совместной службы и самая настоящая дружба. Несмотря на
разницу в возрасте (Вольнов старше Данилина на десять
лет), несхожесть характеров, они одинаково понимали свои задачи, одинаково
преданно относились к своей работе и испытывали друг к другу душевную приязнь.
Данилин с предложением Вольнова согласился. Последний сходил к генералу и на удивление легко уладил
формальности будущего перевода. Топчинский, узнав о проделанной за его спиной кадровой рокировке,
позвал обоих к себе, где долго говорил о бессовестности, верхоглядстве и
абсолютном непонимании ситуации. Чего же тут не понимать - отдел лишился сразу
двух опытных оперов. -
Надо бы к нему сначала, - сказал Данилин, когда они вернулись в неприбранный
кабинет Вольнова. -
Надо бы, - вяло согласился Вольнов, - только он бы не
отпустил. -
Почему? - не понял Данилин. -
Потому же, почему не согласился на твое назначение здесь. -
Наверное, у него на меня свои виды были, - сделал вывод Данилин и
поинтересовался: - меня-то кем берешь? -
Пока не знаю, - честно признался Вольнов, - надо
осмотреться, кто там чего стоит. Но ты не волнуйся, найдем хомут по шее. - А
может зря все это? - Данилин посмотрел на своего начальника. -
Что ты имеешь в виду? - Ты
в этот Катунск и я за тобой. Разве нам так уж плохо в
управлении? -
Время покажет, - неопределенно ответил Вольнов. В
пятницу, по окончании официального рабочего времени, собрался убойный отдел на
проводы своего начальника. Святая милицейская традиция - пропустить на прощание
рюмочку-другую, пожелать удачи на новом месте, не могла обойти уголовный
розыск. Незаметно подтянулись ребята из других отделов, пришлось дополнительно
снаряжать гонца в лавку. В самый разгар дверь кабинета настежь распахнулась и
взору слегка захмелевших оперов
предстал во всей своей красе полковник Топчинский. Ни
на кого не обращая внимания, он прошел к столу, налил
в стакан водки и, повернувшись ко всем, буркнул недовольно: -
Уже некому и позвать? Выпил,
крякнул, понюхал кусочек сыра и так же неожиданно оставил почтенное собрание.
Данилин и Вольнов молча посмотрели друг на друга. Дома
за ужином Вольнов сообщил о своем новом назначении. - И
ты уедешь? - спросил сын, отодвигая от себя тарелку. -
Что делать, служба, - Вольнов опустил голову и
отвернулся. -
Ну, ты и даешь, папаня! - воскликнул Андрей, - а как же я? - Ты
взрослый и нянька тебе не нужна. - Ты
же на пенсию собирался, - не унимался сын. -
Собирался, да как видишь, не собрался. Раиса
молчала. Вокруг ее глаз образовалась темная кайма, лицо было неподвижным,
бледным, казалось, окаменело. Неожиданная новость поразила ее. - Мы
ему не нужны, - наконец произнесла она, глядя в тарелку, - ему дороже его бандюки да шлюшки... - Прекрати говорить что попало, - устало произнес Вольнов. -
Как это прекрати, если звонят безумолку. -
Мама, ты не права, - вступился за отца сын, - если бы ты не... не того, - Андрей
щелкнул пальцем по горлу, - может отец и не уезжал бы. -
Помолчал бы, заступник, - Раиса стукнула вилкой по столу и демонстративно
встала, - вам мать не нужна, - она готова была заплакать, - что же мне теперь
делать? -
Идти работать, - твердо сказал Вольнов, - тогда
подобных вопросов не возникнет. Раиса
с шумом отодвинула стул и вышла из кухни. Какое-то время отец и сын молчали. - А
ты молодец, папа, - тихо сказал сын. - Не струсил. Закончу учебу и перееду к
тебе в Катунск. Вольнов с благодарностью посмотрел на сына. Поздно
вечером телефонная незнакомка позвонила снова. - Вы
не передумали? - спросила она уже знакомым звонким голосом. Вольнов не сразу сообразил о чем речь, а
когда до него дошло, поймал себя на мысли, что необычайно рад этому звонку. -
Это опять вы. К сожалению, я уезжаю... - В Катунск, да? -
Вам-то откуда это известно? - не скрывая удивления, спросил он. - Вы
не ответили на мой вопрос, - сказала незнакомка. - Я
ответил. Это вы не услышали. Я не прочь быть папой, только кто станет мамой? - Как
кто? Я, конечно. - Вы
считаете, что это возможно по телефону? -
Что это? -
Стать мамой и папой. -
Нет, конечно. Я вам еще позвоню, а то, наверное, ваша жена слушает... Вольнов повернул голову. Дверь в зал была плотно закрыта. Здание
Катунского городского отдела милиции типовое, четырех-этажное, выкрашенное в серый невеселый цвет,
одиноко возвышалось над остатками домов частного сектора. Подъезды к милиции и
небольшая площадка перед входом были заставлены автомашинами, преимущественно
легковушками японского производства. - А
говорят в милиции малая зарплата, - не то с одобрением, не то с укором сказал
начальник краевого управления, покидая свою служебную «Волгу», с трудом
пробравшуюся к порогу отдела. Выскочил
дежурный, громким голосом начал доклад, но генерал махнул рукой и они с Вольновым в сопровождении заместителей поднялись в кабинет
начальника горотдела. Почти тут же в нем появился
мэр. Поздоровался со всеми за руку. Вольнов заметил,
что генерал и мэр приветствовали друг друга без особой теплоты, чинно, вежливо,
не более того. Вскоре дежурный по отделу доложил, что личный состав собран и
все поднялись на четвертый этаж в зал заседаний. Представление
нового начальника произошло на редкость буднично и сухо. Генерал Алексеев
заслушал доклады заместителей, сказал, что не намерен в дальнейшем терпеть в
отделе безобразий, для того и привез, и представляет
нового начальника, которого наделил большими полномочиями. Народ в зале сидел
тихо, внимал голосу высокого начальства и когда генерал спросил присутствующих,
есть ли к нему вопросы, оказалось, всем все понятно и вопросов ни у кого нет. Катунск, один из старейших городов Сибири, со своим аэропортом,
железной дорогой, православным собором, двумя исправительными колониями:
взрослой и детской. Живет Катунск своей неспешной,
автономной жизнью, вяло реагируя на указания свыше;
будь то из краевого центра или из самой Москвы. Преступность в Катунске значительно выше, чем в других городах, а по
убийствам, разбоям, грабежам, давно обогнала их. Конечно,
не надо думать, что жители Катунска только и
занимаются тем, что совершают преступления. Нет. Они трудятся на заводах,
фабриках, в учреждениях, учатся в институтах и колледжах, школах и лицеях. Но
при всем при этом никуда не деваются «выпускники» исправительной и воспитательной
колоний. Отбыв за проволокой положенный срок, они снова вливаются в свободную
жизнь города - богатую, сытую и манящую... А она их никак не ждет. Свободной
жизни нужны сильные, изворотливые, грамотные, удачливые... А выходцы из
колоний? Что они умеют, чему они там научились? Ничего и ничему. А прелести
свободной жизни, вот они, на каждом углу, стоит только руку протянуть... И
опять за решетку. На смену загремевшим приходят другие
и этот бесконечный круговорот не имеет ни конца, ни края. Причем, в городе в
абсолютном большинстве проживают жители коренные. Вместе росли, учились,
дружили, влюблялись... И что из того, что сегодня одни в милиции, другие зону
топчут. Все равно они остались горожанами, соседями, одноклассниками, но никак
не классовыми врагами... И не понять порой, кто кого осуждает, кто кому
помогает, кто кого жалеет... А законы, законы одинаковы, что для столиц, что
для периферии. Поэтому
в Катунске не сильно привечают приезжих. Любят и
доверяют своим. Плохой он, хороший, но свой. Знает, что и как, и поступит
соответственно. А приезжий, он сегодня приехал, завтра уехал, когда ему в
городских тонкостях разбираться? Настороженно,
с недоверием, приняли в горотделе милиции нового
начальника. Но Вольнов знал
куда и зачем шел. Он много раз по служебным делам бывал в Катунске,
в этом отделе, бок о бок «пахал» с местными операми, был знаком со многими
сотрудниками служб, с некоторыми завязались дружеские отношения. И, конечно же,
знал многие нюансы из жизни местной милиции, да и города в целом. К тому же, за
плечами Вольнова был опыт руководства Заобским райотделом в краевом
центре, примерно такого же по количеству сотрудников. Вольнов
четко представлял с чего ему начинать. Рядом должны быть надежные, честные,
единоверцы. Старина Макиавели и его личный опыт
убеждали его в этом. Закончив
представление, несмотря на уговоры мэра и Вольнова,
генерал Алексеев от застолий отказался, не остался даже попить чаю. Сел в свою
«Волгу» и был таков. -
Жаль, - сказал Оглобин, глядя ему вслед. - Игнорирует
Алексеев наш город, ни разу не согласился сесть за стол. -
Может, нет времени? - усомнился Вольнов. -
Это для мэра второго по величине города края? - Оглобин
с недоверием покачал головой. -
Тогда, что за причина? - Спеси у твоего генерала много, да себялюбия. - Мэр обошел
вокруг начальника милиции, - надеюсь, у тебя на мэра найдется часок-другой? - У
меня для мэра сколько угодно времени. -
Вот и хорошо. А то как-то не по-человечески получается, на должность назначили,
а не обмыли. Вскоре
они заняли место за столиком небольшого загородного кафе «Попутчик», закрытого
в это время на санитарный час. Начальник
милиции общественной безопасности, он же и заместитель начальника горотдела, подполковник Штиль, с розово-цветущим лицом и не
сходящимся из-за непомерного живота кителе, неслышно вплыл в кабинет Вольнова и застыл у стола, засветившись угодой. Он весь
сиял, будто находился не в кабинете федерального служащего, а присутствовал на
салюте в честь Первомая. -
Слушаю вас, - Вольнов с интересом смотрел на своего
заместителя, ожидая услышать ошеломляющую новость. -
Владимир Антонович, - Штиль приблизился еще на шаг, смешно склонился над
столом, заговорил вполголоса, - отдельные товарищи сегодня вечером
собираются... и приглашают вас... так сказать, для знакомства и дальнейшего
сотрудничества... -
Что за отдельные товарищи? - Вольнов поднял глаза на
своего заместителя. - В
основном руководители городских ведомств... -
Я-то им зачем? -
Как зачем? Вы человек в городе новый... Может помощь
какая требуется... да и мало ли чего в жизни не бывает... -
Так, хорошо, - начальник завертел карандашом в руке, - а вы-то какое отношение
имеете к этим отдельным товарищам? Штиль
выпрямился. Глаза его беспокойно забегали. Он нутром почувствовал в голосе шефа
недобрые нотки. -
Я-то? Я же местный! - почти выкрикнул заместитель и сдал на два шага назад, -
я-то хотел как лучше, - с обидой в голосе закончил он мягко. - За
заботу обо мне спасибо, - Вольнов встал и медленно
двинул на Штиля, - только
знакомых и помощников, если понадобится, я выберу сам. А вам советую побольше внимания уделять контролю за работой нарядов в
ночное время, желательно во второй половине. Штиль
с предельной ясностью понял, что светлым денькам, когда он был всецело
предоставлен самому себе, пришел конец. Надо было подостойнее выходить из
создавшегося положения и он поспешно доложил: - Мы
обновили план работы служб по единой дислокации... - А
что, произошли какие-то изменения в обстановке? - Да
нет, но с учетом наступивших холодов, когда в массовом порядке пошли грабежи
шапок... -
Хорошо. Завтра к вечеру представьте план мне на утверждение, обновленный, -
сухо заметил Вольнов. -
Есть! - Штиль попытался принять строевую стойку, но его грузное тело, давно
отвыкшее от резких движений, едва удержалось в равновесии. Зазвонил
телефон, начальник взял трубку, поднес к уху и кивком головы показал
заместителю на дверь. -
Привыкаете на новом месте? - звонкая свежесть голоса странной незнакомки словно теплый ветерок обдала Вольнова,
- ну, здравствуйте, Владимир Антонович. Он
взглянул на светящийся глазок определителя номера, но там значился только код
краевого центра. -
Здравствуйте, о чем будем говорить сегодня? - спросил Вольнов. -
Ах, ах, сколько смелости, а сами, поди, не знаете, как
отвязаться от меня, - женщина непринужденно рассмеялась. -
Знаю. Положил трубку и все. - Вы
когда-нибудь кого-нибудь любили? И вообще, знакомо вам подобное чувство? -
спросила незнакомка уже серьезным голосом. -
Подобные вопросы все же лучше обсуждать не по телефону... -
Боитесь, подслушают? Правильно боитесь. Это как пить дать, сейчас всех
подслушивают, - в трубке затрещало, зашуршало, - вот и поговорили. Вы подумайте
над моими вопросами. Я потом позвоню в вашу гостиницу, папочка... -
Как тебя зовут? Гудки
в трубке. Вольнова начали настораживать эти разговоры и в то
же время ему хотелось тайны, хотелось в детство, в молодость, в некую
неведомую страну, где нет и намека на зло, где много солнца и любви, и над всем
этим радость и доброта. С годами нам все больше хочется в сказку. Особенно тем,
кто долго разгребал жизненную грязь. Звонки таинственной незнакомки, как позывы
в светлую, несбыточную мечту... Окунувшись
с головой в свои нелегкие обязанности, Вольнов с
ужасом для себя обнаружил, что добрая половина личного состава отдела пришла в
милицию вовсе не для того, чтобы ловить преступников и помогать людям, а
беспардонно использовать государственную службу в своих личных корыстных целях.
Не все, конечно, потеряли совесть, превратив свои должности в кормушку, но даже
то, что успел узнать новый начальник, наводило на самые грустные размышления... Незнакомка
виделась Вольнову молодой, гибкой, русокосой и
синеокой. Заместитель
по оперативной работе Иван Пилипович, как показалось Вольнову, избегал оставаться наедине с ним и вдруг однажды
принес рапорт на увольнение по выслуге лет. Вольнов
был знаком с ним тысячу лет и откровенно рассчитывал на совместное
сотрудничество. Пилипович в заместителях десяток лет,
до этого столько же возглавлял городской уголовный розыск, кто еще лучше его
знает преступный мир города, кто еще расскажет, покажет, поучит молодых оперов их непростому ремеслу? Пилипович
- полная противоположность Штилю; невысокий,
худощавый, шустрый. Положив рапорт на стол, он замер у стола в ожидании
решения. - Не
хочешь работать со мной? - Вольнов, прищурившись,
посмотрел на него. - Не
в этом дело, - Пилипович осторожно присел на край
стула, - я давно уже, еще до вашего прихода подумывал... -
Ждал, что тебя назначат? - сухо сказал начальник, - а как не получилось, решил
продемонстрировать обиду. -
Были и такие мысли, - Пилипович опустил голову. - Но
если честно, то не сильно рассчитывал, знал, что если для дела, тут нужен
начальник со стороны. На всякий случай съездил в финансовое управление,
попросил посчитать пенсию, выходное пособие. У меня стаж двадцать семь стукнет.
Посчитали. Четыре с лишним первое и двенадцать тысяч выходное пособие. Ладно думаю, поработаю еще малость. А тут узнаю, ушел на
пенсию судья Канажаков. Он с детства в прокуратуре ошивался, то помощником, то следователем немного. Потом
перебрался в суд. И сколько думаете у него вышла
пенсия и пособие? - И
сколько? - не утерпел Вольнов. -
Двенадцать тысяч пенсии и двести сорок, двести сорок пособия! - воскликнул Пилипович и, не удержавшись на стуле, едва не свалился на
пол. - Я спрашиваю себя - за что? - На этот раз заместитель устроился попрочнее. - Я всю свою жизнь в уголовном розыске Катунска, а это не какой там-нибудь
отдаленный сельский район. Я давно перепутал дни и ночи, все выходные,
праздники в отделе... Я не видел, как мои дети выросли... Так за что такая
насмешка? Поэтому больше ни одного дня, хватит! -
Успокойся, Иван Семенович, - уже мягче сказал Вольнов.
- Ты меня тоже пойми - не могу я совсем без боевых замов остаться. Ты должен
знать, Штиль... -
Да, ворюга он, этот Штиль, - не вытерпел Пилипович, -
для себя всю жизнь прожил да и сейчас... два магазина,
кафе, плюс ко всему, машины перепродают... -
Какие машины? -
Японские, какие еще? Гоняют с Дальнего Востока и здесь перепродают. У них свой
конвейер налажен. С каждой машины от тысячи до трех навару... -
Рублей? Пилипович усмехнулся. -
Долларов. Штиль корешится со Створовым,
это заместитель мэра по строительству, тот еще жулик. А на подхвате их сы-новья, Шипулин из ГАИ, да еще
пара бывших шоферов. Шефом у них, понятное дело, Штиль. - В
отделе, наверное, у каждого второго иномарка, им тоже Штиль продал? - Он
же не совсем дурак своим продавать, со своих много не
возьмешь, тут все по-божески должно быть. А машину приобрести просто. Берешь
перед отпуском в сбербанке ссуду, чего-то добавляет родня, или свои накопления
имеются... Все! Пошел в отпуск, гонишь во Владик, там за две-три штуки
покупаешь, здесь на штуку дороже перепродаешь и опять во
Владик. Пару раз обернулся, ссуду вернул и на приличной машине катаешься. Это
нормально. Каждый проводит отпуск как хочет... А этот-то, обнаглел совсем. У
них главное коммерция, а в свободное время можно и в милиции поработать.
Обидно. Говорили
начальник со своим заместителем долго и честно; о делах служебных и личных, о
городе, о своих планах, много еще о чем. Пилипович
постепенно оттаял, иголки свои приспустил. Кто
прошел школу уголовного розыска, никогда не останется равнодушным к чужой беде,
никогда не поставит личное выше служебного. Для таких потребность бороться со всякой нечистью так же
необходима, как само существование. Вольнов уловил
перемену настроения Пилиповича и без всякой паузы
сказал: -
Поэтому и прошу тебя, Иван Семенович, не спеши с уходом. Перезимуем, там видно
будет. Глядишь, и в милиции пенсию повысят... Трудно
сказать однозначно, что повлияло на решение Пилиповича
взять свой рапорт обратно, но то, что теплота и искренность начальника сыграли
не последнюю роль, это точно. -
Ладно, до весны, так до весны, - согласился он и протянул руку к лежавшему на
столе рапорту. - В
подполковниках давно? - спросил Вольнов. -
О-о-о, дай Бог памяти, да лет десять будет. А что? - Да
так, глядишь, совершишь подвиг, можно и к досрочному... -
Раньше вас не выйдет, - засмеялся заместитель, - да и не в этом дело... - И
в этом тоже - почти официально произнес Вольнов, - не
всем же машинами торговать, надо кому-то и жуликов ловить... - С
кем ловить, Владимир Антонович? Что в УРе, что в БЭПе один молодняк. По два-три человека имеют стаж пять лет, а так, - Пилипович
тяжело вздохнул. -
Вот и негоже нам уходить. - Вольнов подался вперед,
словно хотел, чтобы Пилипович его лучше расслышал. -
Кто их научит? Начнут химичить, а там и на нары недолго загреметь. Прокурору
хлеб тоже надо отрабатывать. Так что давай, подготовим замену, тогда и об
отдыхе подумаем. Как начальники отделений? -
Начальник УР Виктор Корчагин, толковый, честный, однако опыта руководства мало.
За все сам хватается, но думаю, что у него получится. Начальник БЭП хороший
опер, но не больше. Не его это стезя. Да и кое-что другое наводит на нехорошие
мысли... Я уж думаю, не прикупили ли его? - А
что, имеются сигналы? - насторожился Вольнов. -
Сигналов на нас на всех достаточно, едва успеваем отписываться. - Пилипович сделал паузу, посмотрел на Вольнова
и тихо сказал: - Но тут... может это и не связано с Пузачем,
только как-то неожиданно, его теща стала обладателем пятнадцати процентов акций
сахарного завода. Работала всю жизнь простым бухгалтером и сразу в хозяева. Да
и другой вопрос - кто просто так продаст лакомый кусок... - Ты
о Шипулине из ГАИ говорил, а его начальник не знает о его торговых делах? - Вольнов нахмурился. -
Начальник ГАИ Усачев мужик что надо, из автомобилистов. Считаю, он чист. Так,
попивает втихаря, а чтобы другие грехи были... А
Шипулин, он зять Створова, ну, заместителя мэра, я о
нем говорил, а начальник над ГАИ Штиль, вот и вся система. Отворилась
дверь, в кабинет вошел еще один заместитель Вольнова
- по следствию - подполковник Пельзер. - Не
помешал? - Он провел левой рукой по совершенно лысой голове, правой придерживал
у пояса солидную папку с документами. Заместители
входили в кабинет начальника без доклада секретаря, напрямую. Подполковник
юстиции Пельзер Борис Давыдович возглавлял следствие
в Катунском горотделе, как
он сам сказал, сколько себя помнит. Он не лез ни в какие разборки, не
объединялся в оппозиционные группы, не скандалил, не подсиживал. Он умел
слушать, быть незаметным и зачастую незаменимым. Он твердо знал свое дело,
всегда ладил с прокурором, легко уживался с начальниками и откровенно гордился
тем, что родился евреем. Вольнов и Пельзер познакомились ранее, неоднократно работали по
тяжким преступлениям, были, что называется, притерты друг к другу. Начальник
милиции попросил рассказать поподробнее о покушениях на мэра. Пельзер готовился к докладу, принес уголовные дела, которые
разложил перед собой на приставном столике. -
Вам доложить с учетом моего мнения или только факты? -
Борис Давыдович, ну какая может быть объективность без вашего мнения? Пельзеру пришлись по душе слова шефа. Он даже икнул от удовольствия. - Оглобин избран во второй раз, скоро десять лет как
управляет городом, - Пельзер на секунду заглянул в
одно из дел, продолжил, - и все бы ничего было, если бы не возникло дело о
пятистах миллионах. В прошлом году администрация города предложила одной фирме
поставить на ТЭЦ жидкое топливо, скажем, на миллиард, или по пятьсот рублей за
тонну. Ударили хозяин фирмы с мэром по
рукам и фирмач покатил в Красноярск для оформления
сделки. Провернул там все как надо, возвращается довольный, а мэр ему заявляет,
что в город уже идет Омское топливо. Фирмач обиделся, конечно, и вскоре узнает,
что другая фирма поставила мазут не по пятьсот, а по семьсот пятьдесят рублей
за тонну. То есть, переплата составила пятьсот миллионов. А теперь, угадайте,
куда ушла разница? То-то... После начались повальные проверки; счетная палата,
прокуратура, ФСБ, МВД. Мэр бросается в краевые инстанции, выкручивается
как может, ложится в больницу, опять мчится в край. Начинается медленное
угасание мэра. И тут, вдруг, случается покушение. Стреляют гады
едва не в упор. Оглобин, в мгновение ока, из жулика
превращается в мученика. Народ у нас жалостливый, добрый. И мэр идет в
наступление. Дескать, надо бандитов ловить, а не глупыми проверками заниматься.
Городские газеты, радио, телевидение горой встают за своего мэра. А как не
встанешь, если все они кормятся из администрации, - Пельзер
прервался на миг, убедился, его слова оказывают на слушателя должное
впечатление. Начальник горотдела был само внимание. -
Вскоре подоспел и поджег, странным образом вовремя замеченный
бдительным соседом, несмотря на половину третьего ночи. Все это становится
похоже на гонение, на преследование мэра некими злыми силами. Собирается
пресс-конференция... опять радио, газеты... И народ начинает сомневаться в
нечестности Оглобина. Что с того, что заплатили
дороже, зато ТЭЦ работает нормально, люди в своих квартирах не замерзают. Разом
смягчилась позиция краевой администрации, улетучился пыл проверяющих.
Пятьсот миллионов, дорогой Владимир Антонович, это не пятьсот рублей, за которые
любой бедолага загремит на нары как пить дать. Тут,
если вовремя поделиться... Хватит и самим, и детям, еще и внукам останется... -
Так вы считаете... - И
думать нечего! Подстроено все на сто процентов. -
Но, а как же рана шофера? - спросил Вольнов. - Касательное
ранение левого предплечья. Касательное! Зато сынок невинно пострадавшего шофера
Аркаши, студент третьего курса политеха, пару месяцев
назад в краевом центре новоселье справил в двухкомнатной квартире. Совсем
недалеко от института. Сколько стоит двухкомнатная в
центре - вам говорить не надо. -
Хорошие родители начинают копить для ребенка едва ли не с самого рождения, -
заметил Вольнов. - С
каких шишей? У этого Аркаши, кроме сына, еще две девки на выданье. А он, ихний папа, всю жизнь на окладе. Вначале возил
второго секретаря горкома родной партии, потом мэра. А бывший второй и нынешний
мэр - одно лицо. - И
в делах прослеживается все, что вы рассказали? - У Вольнова
упало настроение. Расследовать такие дела ни у кого не бывает желания. -
Что-то прослеживается, что-то нет. Тот, кто прилично поимел,
правду не расскажет, - заключил Пельзер. - По-моему,
перспективы по этому делу никакой. Уж если ФСБ отстала, значит
большие шишки замешаны... По
громкой связи секретарь сказала, что звонит генерал. Вольнов
взял трубку, а Пельзер неслышно покинул кабинет. -
Здравия желаю, товарищ генерал! -
Почему не звонишь, не докладываешь о делах? -
Вникаю, товарищ генерал... - Побыстрее вникай. Ноябрь на носу, а ваши показатели, ты
только посмотри, вы же тянете вниз весь край! - Вольнов
услышал в трубке шелест бумажных листов, видно все данные были у начальника
управления под рукой, - особенно плохо с раскрываемостью. Ты давай там, поактивнее. Скоро месяц как рулишь, а никого не уволил, ни
одной жалобы на тебя не пришло. Сжился там, что ли, с этими... -
Семь раз отмерь, - спокойно заметил Вольнов. Но
Алексеев не стал слушать. - Ты
меряй хоть десять раз, но ночью. А днем наводи порядок в отделе. И почему от
вас нет материалов на поощрение личного состава моими правами, да ко Дню
милиции? Ты разбуди своих кадровиков. И поактивнее
выправляй положение! -
Есть, товарищ генерал. Вольнов положил трубку и еще долго смотрел на телефонный аппарат.
Его обидели слова генерала. Не поинтересовался как
устроился, как житье-бытье, налетел коршуном. Показатели плохие. Будто Вольнов не требует каждое утро с подчиненных то же самое.
Еще как требует. А что толку? Наверное, не так уж и не прав начальник
управления - надо принимать меры? Какие меры? Какие слова и действия заставят
работать того же Штиля? Еще некоторых. Вольнов нажал
кнопку прямой связи с заместителем по кадрам. Тишина. Нажал еще, молчок. Связь
с дежурным сработала сразу. -
Где у нас Томиров? -
Выехал на своей машине сразу после планерки и больше не возвращался, - доложил
дежурный. -
Как появится, сразу ко мне! - приказал Вольнов. Затем
вызвал начальника штаба. Майор Боборыкин появился так быстро, словно ждал
вызова за дверью. -
Слушаю, товарищ подполковник, - вытянулся у порога Боборыкин. -
Возьмите документы по подъему личного состава по «тревоге» и заходите, - сказал
Вольнов. -
Есть, - Боборыкин вышел. Начальник
штаба определенно нравился Вольнову. Бывший армеец,
уволенный по сокращению штатов, вернулся в родной город, сразу пришел в
милицию, где сумел найти себя. Высокий, стройный, подтянутый, педант и чистюля
по характеру, он был строгим, требовательным начальником и в то же время
оставался доступным для подчиненных. Все чаще, пока мысленно, видел начальник горотдела Боборыкина в должности начальника службы
общественной безопасности. Вечером
пошел снег. Добравшись до своего временного жилища, Вольнов
затопил камин. Он приехал на служебной машине без водителя. Собирался часика
три передохнуть, после чего проехать по городу, посмотреть на ночную службу
нарядов. Он подвинул кресло поближе к пылающим поленьям и, удобно
расположившись в нем, принялся перелистывать газеты. В этот момент в коридоре
зазвонил телефон и Вольнов мысленно укорил себя, что
опять забыл купить удлинитель и расположить телефон в жилых комнатах, чтобы не
бежать каждый раз в прохладный коридор. -
Да, я слушаю, - сказал Вольнов. -
Замерзаете, Владимир Антонович? - раздался в трубке приятный и уже хорошо
знакомый женский голос. И
дохнуло теплом, и сделалось хорошо на душе, и затрепетало сердце от этого
неожиданного звонка. - Да
нет, я камин затопил. -
Завидую. -
Чему? - Вольнов не знал, как реагировать на подобные
разговоры. -
Теплу, огню, вам. -
Может, хватит неопределенности? Скажите хотя бы, как вас зовут? Я уже не спрашиваю откуда вы узнали номер этого телефона. - Я
Настя. У меня предложение, давай на ты. -
Принято, - согласился Вольнов. - И
еще, пообещай не искать меня, пока я сама... Я знаю, ты сыщик настырный. Я сама
потом приду, если ты... захочешь... - А
ты вообще-то кто? - спросил Вольнов. -
Человечек. Маленький, неприметный, ждущий. Как насчет вопросов
про любовь? - она засмеялась легким, приятным смехом. - Не
знаю. Иногда, казалось, люблю. Проходило время и... потом все опять начиналось
сначала. Сейчас никого не люблю. Так, как я это понимаю. А ты-то меня знаешь? -
Конечно. Иначе как бы я звонила тебе? - Я
имею в виду - лично знаешь? - И
лично, и заочно. Заочно лучше. -
Почему? -
Лично, я немного побаиваюсь тебя. -
Такой я страшный? - Вольнов тоже усмехнулся. -
Неприступный. Строгий и какой-то... несчастный. -
Зачем твоему ребенку такой папа? - Вольнов принял тон
девушки и ее игру. -
Самое то! Ребенок будет красивый и умный, весь в папу. - И
такой же вредный, - добавил Вольнов. - Ты
преувеличиваешь свои недостатки. - Девушка замолчала, потом сказала: - Ты там будь
поосторожнее. Катунск -
бандитский город, так что не лезь куда не надо. - А
как узнать куда не надо? - Ты
опытный, узнаешь. Слушай свое сердце и береги себя. Я через три дня позвоню на
этот телефон. -
Хорошо. - До
свидания, Владимир... Володя... Вова... - До
свидания... Настя... Ночью
Вольнов проверял наряды, а в пять утра
объявил сбор личного состава по «тревоге». Поскольку отдел никто не тревожил в
течение всего последнего года, личный состав вместо положенных одного часа
тридцати минут не смог собраться и за два. У половины
отсутствовали «тревожные чемоданы», у отдельных внешний вид больше походил на
базарных грузчиков, а некоторые, по примеру Штиля, до того растолстели, что
едва влезли в форму, так и не сумев застегнуть на ней пуговицы. По
итогам проверки нарядов и проведенного подъема личного состава Вольнов издал приказ о наказании подчиненных. Экипаж
патрульно-постовой службы, находившийся в нетрезвом состоянии, был уволен из
органов, заместители Штиль и Томиров получили по
строгому выговору. Всего подверглось наказанию в этом приказе одиннадцать
человек. И если большинство восприняли наказание как должное, то Штиль,
расписавшись у кадровика с ознакомлением приказа, буквально ворвался в кабинет
начальника и, потрясая своим могучим телом, заявил: - Вы
тут свои порядки не устанавливайте! Я так не могу работать и
буду жаловаться! -
Поищите себе место с другими порядками, - без нажима в голосе предложил Вольнов, - пока же в отделе все будут исполнять мои
приказы... -
Именно, пока! - Вы
мне угрожаете? - Вольнов поднял голову и холодно
посмотрел на Штиля. - Я
вас предупредил... -
Выйдите вон, - Вольнов встал из-за стола и медленно
двинулся на заместителя. - То
есть, как это выйдите? - растерялся Штиль. - Пузом вперед, ну! Открылась
дверь, в проеме которой показался Пилипович и
разгоряченный Штиль едва не свалил его на пол. Вольнов
вернулся в свое кресло. -
Бои, однако, - Пилипович сухо усмехнулся и подсел к
столу начальника. -
Бои, - согласился Вольнов и попытался
было улыбнуться, но на лице образовалась лишь горькая гримаса. - Я
вот с чем заглянул, - Пилипович разложил перед собой
папку, - появилось кое-что по заказным. Убийство
директора мясокомбината наверняка пойдет, осталось доработать кое-какие детали.
По владельцу ночного клуба тоже есть неплохой материал. Но там, все окружение
убитого - кавказцы. Свои обычаи, свой язык. Невероятно трудно было подобраться
к ним. При посторонних они только по-своему общаются. Но теперь дело вроде
сдвинулось. -
Нашли азербайджанца или кого еще? - Не
совсем. Девушка с ними, русская, но была раньше замужем за строителем-шабашником.
Жила около двух лет на Кавказе, короче, этих она понимает. -
Хорошо бы. А по грабежам на улицах ничего нового? - спросил Вольнов. -
Сегодня ночью прихватили двоих орлов, - Пилипович
заглянул в свои бумаги, - они понизу какого-то Моню вяжут, будто тот на шапки
заказы дает и соответственно расплачивается. Пусть попарятся пока, они
наркоманы оба. К вечеру ломать начнет, как миленькие
расскажут. -
Давай, Иван Семенович, давай дорогой, раскручивайся. А
то по улицам не пройти стало. Если надо, задействуй людей из других служб... да
что я тебя учу, ей-Богу... Пилипович ушел, оставив начальника в хорошем настроении. Вольнов как никто другой понимал, что махина под названием
городской отдел милиции, сдвинулась в нужном направлении. Правда, скорость
этого движения была не ахти какой, но тем не менее
придавала уверенность тем, кто оставался во все времена верен своему долгу, кто
хотел работать в милиции, болезненно переживал за ее падающий авторитет. И это было
очень важно. Намечаемые кадровые перестановки должны были, по мнению Вольнова, усилить движение к успеху. Начальник БЭП подал
рапорт на перевод по службе в один из сельских районов края, то ли почувствовав
недоверие Пилиповича, то ли по каким другим причинам,
освободив свое место Данилину. Андрей весь извелся, ожидая нового назначения,
тем более, что официально все давно решилось. Вольнов поручил новому начальнику БЭП, сыскарю
по призванию, всецело заняться работой по уголовным делам о покушениях на мэра.
Не хотелось столь громкое дело оставлять в долгу за милицией и переводить его
как нераскрытое в следующий год. Пельзер откровенно
считал, что работа по «мэрским делам» - это пустая трата времени и все усилия
ни к чему не приведут. Он слегка менял звуки и получалось даже весьма любопытно
«мерзкие дела». Они наметили конкретный план и утром оба побывали у прокурора
города, детально проинформировав его. Поскольку прокурор также нес
ответственность за работу по нераскрытым делам, то пообещал всяческую поддержку. Штиль
хотя и осознавал, что попал в опалу к начальнику, похоже, оставлять свою
должность не собирался. Понимал, что большинство друзей за порогом милиции,
друзья до тех пор, пока он носит форму и имеет возможность решать какие-то
вопросы на правовом поле города. А, может, осознание собственной неправоты или какие другие причины
подействовали на начальника милиции общественной безопасности. Он стал больше
вникать в службу, больше контролировать, строже спрашивать, сам бывал с
нарядами в ночное время. Вольнову, конечно же,
нравилось такое отношение Штиля к делу. Но где-то в самих глубинах души,
активность заместителя вызывает настороженность... В
отделе произошло чрезвычайное происшествие. Дежурный по изолятору временного
содержания, сержант милиции Мешкинов, в ночное время
самовольно открыл камеру и передал своему бывшему однокласснику, а теперь
арестованному за изнасилование Лодкину, передачу. В посылке, заботливо
приготовленной мамой насильника, оказалась бутылка вина. Они ее по-дружески
распили, после чего неблагодарный Лодкин отобрал у своего более слабого и
бестолкового одноклассника пистолет и, взяв того в заложники,
потребовал выпустить на свободу. Дежурный
по горотделу, опытный майор Шпак, попытался
договориться с Лодкиным по-хорошему. Он четко разъяснил арестованному, что того
вряд ли отпустят, а сам он до пенсии не дотянет, наверняка уволят, а Мешкинова все равно будут судить... Никакие уговоры и
увещевания не подействовали и дежурный послал за Вольновым. На
момент прибытия начальника в горотделе набралась
масса народу: Пилипович, начальник штаба Боборыкин,
дежурная группа спецназа, снятый с маршрута наряд ППС. Вольнов сразу и молча прошел в ИВС, без труда оказался у нужной
камеры, заглянул в «кормушку». Лодкин одной рукой держал милиционера за шею,
другой приставлял к его голове пистолет. Убедившись, что появилось высокое
начальство, Лодкин громко потребовал: -
Начальник! Выпусти меня, иначе застрелю Кольку! - И
правильно сделаешь, - спокойно ответил Вольнов. Дежурный,
Пилипович и начальник штаба, находившиеся
в коридорчике ИВС, быстро переглянулись между собой. - Он
же мент! - напомнил своим криком Лодкин. - Мент не может ночью находиться в камере с насильником, -
все так же спокойно сказал начальник отдела, - раз он с тобой, там ему и место. В
ИВС наступила тишина. Обитатели других камер чутко следили за развитием
событий. Сидеть им долго, сидеть скучно, а тут какое никакое кино. Да и чисто
по-человечески интересно. -
Все! Представление закончено, - Вольнов повернулся к
дежурному, - заприте камеру на все замки, назначьте нового дежурного по ИВС и
определите ему помощника с автоматом. Если что не так, застрелите обоих! На
пистолете отпечатки Лодкина, так что... виноватые найдутся. Все
пошли к двери ИВС. Едва Вольнов дошел до решетчатой
задвижки, как услышал за собой стук. Через «кормушку» из камеры выпал на пол
пистолет и послышался голос Лодкина: -
Берите. Уже и пошутить нельзя. Вольнов мельком взглянул на Пилиповича,
тот в ответ кивнул головой. С деталями предстояло разбираться заместителю по
оперативной работе. Начальник
милиции поднялся к себе в кабинет. Он не спеша
разделся, прошел в крошечную комнатку для отдыха, выпил рюмку коньяку и занял
место за рабочим столом. По существующей инструкции о подобном происшествии
следовало немедленно доложить в управление. Дежурный по горотделу
так и поступил бы, но в данном случае на месте был начальник и виноватый майор
предусмотрительно ждал от него дополнительного указания. Вольнов
четко представлял себе последствия доклада. Утром из управления явится в отдел
бригада, которая несколько дней будет проверять, замерять, опрашивать,
составлять справки, готовить заключение для наказания прямых и косвенных
виновников. Потом будет издан строжайший приказ начальника УВД, который
разошлют во все органы и подразделения края... Подобная «слава», да еще в конце
года, ни одному коллективу не нужна. Можно, конечно, не докладывать. Своим
приказом наказать нерадивых, этого оболтуса Мешкинова уволить. Даже, если потом, через какое-то время и
дойдет все до генерала, прикинуться шлангом, дескать, тяжких последствий не
наступило, разобрались сами, наказали, приняли меры на дальнейшее недопущение и
т.д. и т.п. К тому времени появятся другие вопросы, встанут другие проблемы, произошедшее в Катунском отделе ЧП уменьшится в размерах,
потеряет свою остроту... Но
где гарантия, что не найдется доброхот и не сообщит, в обход дежурной службы и
начальника? Вольнов не так хорошо знал своих людей,
впрочем, как и они его. Тогда последствия будут самые непредсказуемые. Вольнов решил не рисковать, но насколько это возможно
сгладить остроту ситуации. Он позвонил домой полковнику Хилину,
начальнику штаба УВД, давнему приятелю, с которым некогда были на месячных
курсах в академии, и не просто были, а проживали в одной комнате. Выслушав
положенную порцию упреков за беспокойство в столь поздний час (было половина
третьего), Хилин, похоже, окончательно расстался со
сном и внимательно выслушал Вольнова. -
Хорошо, - пообещал он, - я сам проинформирую генерала, а твой дежурный пусть
отправит нам сообщение по самому факту нарушения дежурным ИВС инструкции... и
что ты лично уже разбираешься с этим. Усек? Как в целом-то дела? -
Боремся. Даже побеждаем с переменным успехом. Привет Анне Валерьевне. Извини,
что побеспокоил. Спокойной ночи. -
Дождешься от вас спокойной ночи, - промычал Хилин и
громко вздохнув, напомнил, - не забудь с утра проинформировать прокурора, так
знаешь, на всякий пожарный... Несколько
дней город был во власти непогоды. Вокруг свистело, завывало, скрипело,
стучало. Словно некие черные силы напомнили зиме, что она сибирская и негоже ей
пребывать в тихих блесках солнца. Снег успевали убирать только на центральных
улицах, на автобусных маршрутах. Частный сектор был надежно
затрамбован и не было никаких возможностей избавить людей от зимней
напасти. Особенно
доставалось в эти дни работникам ГАИ. Жизнь города не остановишь. Надо было
развозить в магазины продукты, доставлять в больницу больных, возить на работу
и с работы людей, да мало ли этих надо. Вольнов
безвылазно находился в горотделе, обстановка
требовала его присутствия, его указаний. Он лично был ответственен за
безопасность горожан. К
концу недели черти вымелись из города и он решил, что
настала пора сменить место обитания. Вольнов в своем
кабинете ждал окончания вечерних новостей по телевизору, одетый
и готовый к выходу и совсем не обрадовался приходу дознавателя Ереминой. Увидя начальника в теплой куртке и шапке, та застыла у
двери. Он собрался просить сотрудницу зайти завтра, но вспомнил, что с восьми
утра у мэра еженедельная и совершенно бесполезная для милиции планерка. К тому
же лицо дознавателя было исполнено неизъяснимой грустью. -
Присаживайтесь. Рассказывайте. - Я
к вам по личному вопросу, - она осторожно присела на стул и попыталась
улыбнуться, но тут же лицо ее неестественно скривилось, она опустила голову,
незаметным движением руки вытерла нос, - вы извините, что так поздно зашла, но
я долго не решалась... Елене
Ереминой было не более тридцати. В пошитом на заказ форменном платье она
выглядела довольно премило. А ее васильковые глаза
были по-настоящему хороши и очень здорово гармонировали с цветом формы. Лицо
несколько бледное, взгляд открытый, темные стриженые волосы были аккуратно
уложены и отдавали блеском. Во всем ее облике угадывалась основательность и
воля. Наконец, она улыбнулась, обнажив ровные, словно горошинки в одном
стручке, белые зубы. -
Так я слушаю вас, - напомнил о себе Вольнов. -
Прямо не знаю, с чего и начать, - она машинально поправила волосы, - я... я...
больше не могу. Или он меня, или я его. Она
заплакала. Тихо и горько. - Вы
о ком? - осторожно поинтересовался начальник. Она
с отрешенным удивлением уставилась на него, застыла в напряженности, затем,
видимо, сообразила, что собеседник ничего не знает, пояснила с горьким выдохом: - О
муже, о ком еще. -
Пьет? -
Если бы только это, - она мельком взглянула на Вольнова,
убедилась, что тот - весь внимание, продолжила, - мы вместе учились в спецшколе
милиции. Поженились после окончания учебы. Он начал участковым, а я в
паспортном столе. Вскоре родилась дочь, я вышла в декретный отпуск, а его
перевели в уголовный розыск... Стал мой муженек являться домой поздно, как
правило, под хмельком, а случалось, что не приходил совсем. Говорил про сложную
оперативную обстановку. В общем, врал, пока добрые люди не открыли мне глаза.
Да и в городе нашем любая тайна долго не удержится. Узнала я и о его Нинке из
телеграфа и о Вальке-медичке, и что от триппера два раза лечился, - Еремина
опять взглянула на начальника, тот с интересом слушал, - такая вот оперативная
обстановка. Наградил и меня какой-то заразой. Я вылечилась и не смогла больше с
ним жить. Он уходил, возвращался, умолял, опять уходил... жалко было оставлять
дочь без отца. Надеялась на чудо, дура. Потом его
послали на полгода в Чечню. По возвращении им всем отпуска дали. Денег мне не
дал ни копейки, все пропил. Целый месяц изо дня в день водку глотал. Затем,
когда у него закончились деньги, стал глотать какую-то гадость, таблетки,
порошки, приучился гашиш курить... Короче, допился, докурился: вытурили его из милиции. Работать нигде не устроился, кому
сейчас такие нужны? Потом они с дружками какие-то
моторы украли на хлебозаводе. Посадили. Дали два года, но через полгода явился... - она опять
заплакала, на этот раз без стеснения, навзрыд. Видно, долго копилась в ее душе
боль. - После тюрьмы, он совсем озверел. Стал бить меня, насиловал. Что только
не вытворяло это животное. Я подала на
развод, забрала дочь и ушла жить к матери... Так он забрал ребенка... -
Как забрал? -
Выкрал из садика. Отвез в Ромашино к своей
сестре-алкоголичке, у которой своих трое. А меня
пообещал сжечь, если я посмею хотя бы на
шаг приблизиться к дочери... - То
есть? - Он
уже обливал меня бензином, спящую. Но поджечь не успел, я убежала. - А
где он сейчас? -
Дома он не появляется, боится. У дружков своих обитает. Или у шалавы какой... - А
почему вы раньше не жаловались? - спросил Вольнов и
понял, что вопрос прозвучал дежурно и глупо. -
Кому жаловаться? Сама выбрала свою судьбу. Да и что толку. В отделе у него свои, ему больше верят. Да и кому вникать? У каждого свои
боли... Она заплакала с новой силой и Вольнов не знал,
что делать, как в данном случае поступить и как успокоить. Он здорово пожалел,
что в отделах милиции сократили должности замполитов. Неожиданно для себя он
испытал прилив жалости к этой женщине. Он поднялся с места, налил из сифона
воды, подал ей и как-то совершенно машинально, не
отдавая себе отчета, дотронулся до ее плеча. Он собирался сказать ей какие-то
теплые слова, пообещать помощь, сам еще не представляя какую, как услышал за
спиной ликующе-удивленный вскрик: -
Пардон! Вольнов повернулся. В дверном проеме стоял Штиль. Его мясистое лицо
пылало от удовольствия и в эту минуту он больше походил
на победившего в бою торреро, нежели на заместителя
начальника милиции. -
Проходите, что вы застыли в двери, - пригласил Вольнов,
забирая стакан из рук Ереминой. Дознаватель
встала, быстро избавилась от возникшего замешательства, проговорила больше для
вошедшего Штиля: -
Так вы помогите мне, Владимир Антонович. -
Хорошо, мы все сделаем, - как можно более официально произнес он. Еремина
ушла и Вольнов вкратце поведал
непрошеному гостю историю дознавателя. - То,
что муж у нее не подарок, известно. Не раз доставляли. Только и она, штучка еще
та. - И
в чем состоит ее штучность? - спросил Вольнов. - На
передок слабовата, - невозмутимо ответил Штиль, тяжело
поворачиваясь к начальнику, - нехорошие слушки про нее ходят... -
Вы-то серьезный человек. Зачем же слушками пользоваться? Конечно, когда с
фактами туговато, тогда и слушки сгодятся, но нам с вами несолидно, не к лицу,
тем более, она ваша непосредственная подчиненная. Штиль
не ответил начальнику, а стал докладывать о результатах только что проведенного
рейда по злачным местам города. Вольнов верил в предчувствия. И они не обманули его. Звонок
раздался, едва он повесил куртку и шапку. О, эти внезапные и такие долгожданные
телефонные звонки! Вначале они забавляли, постепенно стали волновать, а сейчас,
сейчас трепещет сердце взрослого мужчины. - У
тебя был тяжелый день? -
Как обычно, - ответил Вольнов. - Суета сует. А как
ты? Что ты делала сегодня? -
Пыталась достойно жить. -
Получилось? - Я
не совсем довольна. Скоро Новый год, а мне грустно. Ты, наверняка, будешь
ночевать в своей противной милиции... -
Почему ты не хочешь приехать в Катунск? -
Когда? -
Да, хоть завтра, хоть через неделю или на Новый год. -
Пока не могу. -
Тогда я приеду к тебе... -
Тебе нельзя ко мне. -
Почему, Настя? Частое
дыхание в трубке. -
Придет время, узнаешь. Осталось ждать совсем недолго. -
Мне нравится наша телефонная игра. -
Это для тебя игра, - сказала Настя с оттенком грусти в дрогнувшем голосе. - Для
меня это смысл жизни, если хочешь. - Я
только хотел сказать, что я взрослый человек и мне... -
Тебе хочется большего, - перебила Настя. - Я понимаю,
звоночки, записочки для шестиклассников. Я тоже хочу тебя видеть... но... - А
как же наш ребеночек? - попытался пошутить Вольнов. -
Будет, обязательно будет. Ответ
походил на вызов. - Я
тебя обидел? - уже мягче спросил он. -
Нет, что ты, все хорошо. -
Скажи свой телефон, я сам буду тебе звонить. Ты ведь немало тратишь на наши
переговоры... -
Это ничто по сравнению с возможностью слышать твой голос. Да ты, наверняка,
выведал уже... Сейчас это просто... - Ты
просила меня не... -
Спасибо, - снова перебила она. - Я знаю, что ты хороший. А теперь, до
свидания... Неожиданный
звонок, неожиданный конец разговора, как всегда оборванный на полуслове, получувстве, полудыхании. И
как неспокойно сжимается сердце, и как радостно это новое чувство. Уж не
оглянулась ли молодость, чтобы одарить своим прощальным взглядом? Между
тем, пошла последняя декада года. На Вольнова, как
всегда в это время, навалилась куча неотложных дел. Управление ежедневно требовало предварительные данные по итогам работы служб и начальник
в первую голову был в ответе за их точность и достоверность. Приходилось
подолгу выверять, корректировать. Из штаба УВД запросили материалы служебной
проверки по происшествию в ИВС. И хотя милиционер Мешкинов
был уволен и это неприглядное дело было, что
называется, «спущено на тормозах», нехороший осадок в душе начальника горотдела не рассасывался, а как ему казалось, еще более
креп. Требовал
немедленного внимания рассказ Ереминой. Если все было на самом деле так, как
описала дознаватель, до большой беды оставалось недолго. Вольнов
поделился своими опасениями с Пилиповичем.
Заместитель был неплохо осведомлен в семейных делах Ереминых. -
Это какой-то заколдованный круг, скажу я вам, - ответил Пилипович,
помолчав. - То, что Витек придурок, известно всем. А
если водяры или дури
наглотается, крыша у него съезжает напрочь. Я верю Елене. Натерпелась девка, не дай Бог. И ни черта нельзя. Он выступает дома, свидетелей-то
никаких. А в суд без свидетелей, как? - Пилипович
развел в стороны руки, - хотели закрутить его с наркотой, не вышло. Видно,
хорошо усвоил уроки спецшколы. Много раз доставляли его в отдел, а что толку. С
вечера побуянит в пере-держке,
а утром, пожалуйте, домой. Штраф ему за хулиганство или пьянку.
А штрафы Елена оплачивает, так что... -
Штиль говорит, что Еремина сама не подарок, - заметил Вольнов. -
Она ему не дала, вот он и говорит. - То
есть, как это... Пилипович с откровенным недоверием посмотрел на начальника. - Не
дала и все. А он же у нас особый. Как это ему, Штилю, можно отказать... -
Надо что-то делать, - тихо, но твердо сказал Вольнов,
- какой из нее работник, если она о ребенке думает... -
Застрелить этого козла, что еще делать, - не то в шутку, не то всерьез,
предложил Пилипович и загадочно улыбнулся. Начальник
недоверчиво оглядел своего заместителя. -
Но-но, ты это брось, - подняв руку, твердо произнес он, - ты давай, конкретно
предлагай... -
Куда еще конкретнее, - вздохнул Пилипович, - притащим
его сто первый раз, построжимся... Его бы запереть на
годик, подальше от дружков, да пролечить... А так, все пустое. Он наобещает,
подписку даст, дочку возвратит... до первой пьянки. -
Но, ты же прекрасно понимаешь, если не дай Бог что... мы с тобой окажемся виноваты в первую голову. - Да
уж, виноватых отыщут быстро, - согласился заместитель, улыбнулся, добавил, - к
нашим обязанностям, да прав бы побольше... - Ты
давай, Иван Семенович, не прибедняйся, действуй. -
Знаете, в чем принципиальное отличие начальника от заместителя? - Пилипович привстал со своего места, собрал лежавшие перед
ним бумаги, глядя в лицо начальнику, продолжил, - практически ничем, кроме
одного. Начальник может отдать приказ заместителю, а заместитель такого права
не имеет. Они
оба улыбнулись. - А
знаешь, в чем схожесть начальника и зама, принципиальная, как ты соизволил
выразиться? - Вольнов выждал какое-то время и сам
ответил на поставленный вопрос, - в доверии. - Вынужден с вами согласиться, ибо без этого никакой работы
быть не может, - согласился Пилипович и положил перед
шефом кипу принесенных документов. Они
долго обсуждали служебные вопросы. Основной показатель любого отдела милиции -
раскрываемость преступлений на обслуживаемой территории, в Катунске
заметно улучшилась. Самым главным в этом показателе было то, что отправлены в
суд уголовные дела по двум заказным убийствам. Заметно увеличилось количество
дел по административным правонарушениям. Постепенно избавились от нерадивых,
хитрых людей, случайно оказавшихся в милиции. Все это радовало руководителей
отдела. Но все еще низкой была дисциплина среди личного состава, еще много
уголовных дел расследовалось плохо, влекло их возврат на дополнительное
расследование, профессиональная подготовка сотрудников не соответствовала требованиям
сегодняшнего дня. Катастрофически не хватало времени. Разрешались одни
проблемы, на их место тут же вставали другие, более срочные... Что
держало в милиции Вольнова, Пилиповича,
других, им подобных? Большая зарплата, слава, а может, желание обессмертить
свои имена? Ни то, ни другое, ни третье. Просто, была у людей ответственность, неафишируемая любовь к людям этого города, края... Они не
могли по-другому. Они накрепко были повязаны своим любимым делом. Это были
люди, которым становилось хорошо лишь тогда, когда было хорошо другим... После
планерки Оглобин попросил Вольнова
задержаться. - Я
внимательно присматривался, - сказал мэр, усаживаясь на диван рядом с
начальником милиции, - мне импонирует ваш подход к делу. Чувствуется заметное
оздоровление обстановки в городе, да и в отделе... Так вот, по окончании года у
нас осталось немного денег и мы, я вот подумал, а если родной милиции
подбросить тысяч эдак сто, как? Вольнов не однажды до этого обращался к мэру и письменно, и устно
за помощью. Катастрофически не хватало денег на бензин, автозапчасти,
на хотя бы маломальский ремонт кабинетов. Не отапливался спортзал. В
управлении, куда он обращался не раз, мягко и настойчиво советовали теснее
работать с администрацией города, администрация отвечала, что раз милиция орган
федеральный, то и финансироваться должна... не из городского бюджета.
Начальнику милиции, и не только города Катунска, но
любого другого, требовалась немалая изворотливость, чтобы более-менее нормально
обеспечить отдел техникой и финансами. Обладая богатым жизненным опытом, Вольнов тут же уловил: что-то изменилось, сдвинулось вокруг
мэра и, похоже, в сторону милиции. -
Спасибо, Александр Викторович, - искренне произнес Вольнов,
- только, сто тысяч это очень мало. - Но
ведь банк будет работать еще дня три, потом закроется на годовой учет... Вы же
не успеете потратить больше... - А
мы их на бензин, на запчасти пустим. Успеем! - И
сколько бы вы хотели? - мэр выжидающе уставился на начальника милиции. Тот
ухмыльнулся. -
Сколько надо, не дадите, да и денег таких нет у вас. Хотя бы тысяч двести... -
Ладно! Сто пятьдесят. Но учти, от сердца отрываю, интернату
обещал, да ладно, интернату отдадим санаторные... Можешь прямо сейчас
забрать платежку в финотделе, - он нажал кнопку внутренней связи и четко,
по-хозяйски распорядился: - Милиции сто пятьдесят, все! Конечно,
сто пятьдесят тысяч не закрывали материальных проблем отдела, но помощь была
весьма своевременна, так как позволяла отработать Рождественские праздники без
унизительной экономии. Вольнов еще раз поблагодарил
мэра и уже взялся за ручку двери, чтобы тут же ринуться за заветной платежкой,
как Оглобин, будто между
прочим, поинтересовался: - А
что это твой Данилин старое копает? Так
вот где собака зарыта, быстро сообразил начальник милиции. Оказывается, вовсе
не заботы о родной милиции движут мэром, все куда как проще. -
Данилин, человек управления, - как можно спокойнее ответил Вольнов.
- Так что сами понимаете, у него могут быть свои инструкции... - И
начальник милиции о них не ведает? - не скрывая сарказма, спросил Оглобин. -
Отчего же, только я не понимаю, что плохого в том, что мы активизировали поиск
ваших... ваших, - наконец, Вольнов нашел нужное
слово, - врагов. Нам не безразлична безопасность мэра... - Да
я ничего, - как-то подозрительно быстро сдался Оглобин,
- я ничего, - повторил он. - Вы ищите, проверяйте. Только не пойму я, при чем
тут обэхээс? -
Данилин, как и я, долгое время работали в отделе по раскрытию преступлений
против личности и здоровья. Он лучший специалист в этом деле. Мэр
недоверчиво покачал головой. -
Специалист, говоришь? Ладно, я позвоню... - мэр подошел к Вольнову,
чтобы попрощаться и тут, словно нечаянно вспомнив, спросил. - Да, а что там у
вас не стыкуется со Штилем? - Я
бы хотел переговорить с вами об этом отдельно, - сказал Вольнов.
- Если можно, сразу после Нового года. Он что, жаловался? - Не
он, - мэр отвел в сторону руку, - Створов что-то такое говорил. Ладно, потом,
так потом. Всего доброго, Владимир Антонович, успешного окончания года. -
Спасибо за помощь, - искренне поблагодарил Вольнов. Мэр
долго и внимательно смотрел на закрывшуюся за начальником милиции дверь. В
отделе Вольнова ждала телеграмма из управления.
«Требую немедленно прибыть в УВД с объяснениями по возникшим вопросам,
Алексеев». Вызов наверх депешей с подобным содержанием ничего хорошего не
предвещал. Вольнов позвонил Ефремову. Помощник генерала, судя по всему, был в
кабинете не один, говорить свободно не мог, но все же намекнул, что в УВД на
него имеется «большая телега». В переводе на нормальный человеческий язык это
означало, что на Вольнова написали жалобу,
адресованную не только начальнику управления, но и в другие места, возможно, в
прокуратуру края, а то и повыше. -
Пока никому не отписал, оставил у себя, - закончил свое сообщение Ефремов и
отключился. Однако, спустя полчаса, перезвонил и на одном дыхании выпалил, -
сообщается о твоих пьянках, совращении сотрудниц и
укрытии преступлений, в том числе какого-то ЧП у тебя в отделе. Накатали свои, по деталям видно... -
Ты, Серега, настоящий друг, - тихо произнес Вольнов и
почувствовал, как холодная волна накрывает его, как невидимые щупальца
сдавливают грудь, как немеет левое предплечье. Тут же вспомнил, что вчера
звонил сын, звал домой в гости. Чертовски
занимательное словосочетание «домой в гости». Вот если бы просто домой, как у
всех нормальных людей, каждый день после рабочего дня - д о м о й, глядишь и не
было бы такой нестерпимой боли... -
О-о-о, папа, проходи, - сын не скрывал своей радости и удивления. -
Здравствуй, сынок. Как наша мама? Сын
был в трико, высокий, крепкий, жизнерадостный. Держал в одной руке гантель, в
другой книгу. -
Мама? Наша мама, как обычно, в своем репертуаре, кажется, спит, а может и нет. Андрей
увидел, как мать появилась из своей комнаты. Раиса Петровна была растрепанная,
неухоженная, опухшая. Долго разглядывала слезливыми глазами появившегося мужа,
но, видимо, не открыв для себя ничего нового, небрежно махнула рукой,
произнесла свой короткий монолог относительно презренных шлюшек
и скрылась. - Ты
надолго, папа? Я сейчас ужин сварганю, - сказал сын. -
Если можно, свари картошечки, - попросил Вольнов. -
Это мы одним махом... Умывшись,
Вольнов прошел на кухню. Все было так же, как и три
месяца назад. Оглядевшись, он пришел к выводу, что неплохо бы организовать косметический
ремонт, возможно, не только на кухне. Вольнов
проверил холодильник и, убедившись, что продуктов запасено достаточно, с
благодарностью посмотрел на сына. -
Без хавчиков нам никак, - улыбнулся Андрей, -
прилежная учеба требует много калорий, - он поджег газ, поставил кастрюлю с
чищеной картошкой. - Так ты не ответил, надолго приехал? - До
утра, - невесело отозвался Вольнов. - Утром на ковер
к генералу, потом... - он безразлично махнул рукой. - У
тебя неприятности, папа? -
Как тебе сказать... - Колись давай, чего уж там. Видок у
тебя... того... Послушай, а может мы, - сын склонился к отцу, - по махонькой, тихонько. У меня припасено маленько. На
запах вареной картошки, жареного сала с луком, а главное, на звук стеклянной
посуды (как старались не шуметь) пожаловала Раиса Петровна. Она переоделась,
причесалась, по-хозяйски устроилась за столом, предварительно поставив перед собой рюмку и преданно заглянула сыну в
глаза. -
Полей, лапонька, полей, цветочек. Сын
нехотя нацедил половину. -
Мне не жалко, мама, но... - Вы
же денег не даете, - попрекнула Раиса и поспешно отправила обжигающую жидкость
в рот. - Ты
бы не брала в долг в киоске, - попросил Андрей, - а то стыдно заходить. - А
ты не отдавай за нее, - предложил Вольнов, - ей и
перестанут давать. Сын
тяжело вздохнул. Он не стал говорить отцу, что мама с успехом продала свою
шубу, золотую цепочку и сережки, а вырученные деньги, естественно, пустила на
водку. Андрей видел, что отцу и без того несладко. Раиса, так и не дождавшись
сыновних милостей, молчаливо покинула кухню. -
Жениться-то думаешь? - задал привычный вопрос Вольнов.
Он всегда полушутя спрашивал сына об этом, хотя с трудом представлял себя в
роли дедушки. -
Как только время придет, женюсь, - ушел от прямого ответа сын. Вольнов знал, что Андрей со школьной скамьи дружил с
девочкой. Считал, что у них любовь. Вроде, они вместе поступали в университет.
Потом... Он, вдруг, устыдился, что ничего не знает о сыне. Долбаная работа. Вечные командировки, чужие города,
чужие судьбы. Словно бесконечная кинолента. Жена пьет по-черному. Совсем
пропадает баба. Мало уделял внимания, не угодил, не сберег? Но сотни, тысячи
других женщин не пьют. Нормально живут
нормальной семейной жизнью, у многих не по одному ребенку, и мужья зарабатывают
поменьше... Тут,
наверное, как человеку на веку написано. Коли суждено жить в добре, он и будет жить в добре. Коль начертано век маяться - будет маяться. Много еще зависит от породы
человека. Если весь род из хороших людей, то и сам человек хороший, а если, как
его Раиса, из роду порченного водкой и тюрьмой, то
хоть кол на голове теши, хоть каким золотым будь муж, все бесполезно.
Внутреннее, родовое, все равно позовет за собой. Тогда откуда в приличных
семьях дебилы, наркоманы, пьяницы? Не надо торопиться
с выводами, осек себя Вольнов. В таком случае
полезнее не спеша пройтись по родословной обоих родителей. Здоровое дерево не
приносит гнилые плоды. Сын
вымыл посуду и весь вечер не отходил от отца. Они
допоздна говорили на разные темы от спорта до политики, спорили, обсуждали и
оба были довольны общением. Перед тем, как лечь спать, Вольнов
напомнил: -
Так как насчет внучат? -
Пап, я тоже не прочь повозиться с карапузом, особенно со
своим. Погоди малость. Все еще образуется, тогда и...
Да и с учебой покончить надо. Начальник
управления был в форме. Хмурый, недоступный и официальный, словно
государственный герб. Не вышел из-за стола, не поздоровался, не спросил о
делах, а рванул с места в карьер. -
Доработался! Три месяца и... на вот, полюбуйся! - он швырнул скрепленные листки бумаги на середину широченного
серо-блестящего стола. - Ладно, пьешь там, - не унимался Алексеев, - может по семье скучаешь, но совращать сотрудницу?! Позор! А
о ЧеПе почему утаил, почему
этот твой оболтус братается в камере с уголовником, распивает с ним? Вольнов терпеливо молчал. Он хорошо знал вспыльчивый характер шефа.
Алексеев был из своих, поднялся по службе буквально на глазах сослуживцев
неожиданно, хотя и вполне справедливо. В середине девяностых
какие только беды и реформы не выпали на милицию; во многих органах хаос,
неразбериха, зарплаты по полгода не было, полезла коррупция... После очередной
крутой проверки управления, не то плановой, не то по чьей-то жалобе,
последовали оргвыводы, сняли с работы начальника УВД и двух заместителей.
Поскольку середина девяностых олицетворялась расцветом игр в демократию, то
кандидатуру будущего шефа силового ведомства обсуждали и утверждали на сессии
краевого совета. Из двух предложенных кандидатур выбрали Алексеева.
Выговорившись, генерал уселся в одно из двух кресел,
предназначенных для посетителей и выдохнул: -
Оправдывайся. Странное
дело, но чем больше и громче кричал Алексеев, чем грознее звучали из его уст
обвинения в адрес Вольнова, тот все больше
успокаивался, предательская чинопочитательская дрожь
отступала, он словно каменел. И когда ему было
предоставлено слово, на удивление спокойно сказал: - То
же самое можно написать о любом начальнике, не исключая и вас в том числе... -
Но-но, ты тут не заговаривайся, - беззлобно возразил начальник Алексеев. -
Это же липа. И оправдываться мне в чем, - Вольнов
смело приблизился к генералу, - когда мне пить? Я из отдела ухожу не раньше
десяти вечера и приезжаю не позже восьми утра. Разве что с мэром пару раз... В
ИВС был случай, я был в это время в отделе, лично во всем разобрался и сразу
позвонил Хилину, потом в дежурную часть... -
Так выходит, это тебя Хилин научил все сгладить,
смягчить, или ты сам такой умный? -
Никак нет. Кажется, Хилин сам позвонил в тот момент с
целью проверки... -
Деятели! Я еще доберусь до вас всех! Ты почитай, чего там
в жалобе написано, как там все толково и детально изложено... Ну, с бабой чего
начудил? -
Тут вообще смешно и... горько. Вольнов подробно поведал генералу о вечернем разговоре с
дознавателем Ереминой. -
Короче так, - резюмировал Алексеев, - мы сами все факты проверим. Учти, что
такая же жалоба лежит у прокурора края. Но мы договорились, что представим ему
материалы для проверки. А ты, давай, наводи порядок с подчиненными. Генералу
пришлось выслушать исповедь Вольнова о его
взаимоотношениях с заместителями, с мэром, подчиненными. -
То-то я звоню ему давеча, говорю, что жалоба на тебя поступила, а он... мол,
всякое может быть. -
Это он обиделся на проверку Данилина, - заметил Вольнов. -
Так ты твердо считаешь, что полмиллиона сперли? - спросил
Алексеев. - У
меня нет оснований не верить заместителю по следствию... - А
доказательства? С ними все в порядке? - В голосе генерала зазвучал неподдельный
интерес, как показалось Вольнову, даже несколько
повышенный. - К
этому времени многие документы подменили, некоторые исчезли совсем... тащить
это дело в суд сейчас бессмысленно. -
Вот и не надо ничего притягивать за уши. Займитесь более перспективными делами.
Итоги года у вас, вроде, ничего складываются, - генерал прошел на свое место, -
а мэр? Мэры у нас лица избираемые. Так что, в марте выборы покажут... Напряжение
в их общении спало, неприятный для обоих разговор остался позади. Расстались
они вполне миролюбиво. Жалобы
в милицейской среде не редкость. Это придуманные укусы недовольных, обиженных,
обойденных, завистливых и, как правило, непорядочных людей. И укусы эти, порой,
имеют довольно тяжкие последствия. Даже если не уволили, не наказали, доля
здоровья теряется безвозвратно. Хотя, если объект жалобы человек честный и
чистый, то все старания жалобщика напрасны. Только где их отыскать честных и
чистых? Все люди не без греха. Главное не совершить грех смертный. Подтасовка
фактов - излюбленный прием ябедника. Факт сам по себе имевший место в жалобе
передвигается в другое время, в другое место и... кушайте на здоровье,
разбирайтесь хоть до упаду. Не виноватым оказался
человек, так что с того? Грязь-то побывала на нем, пусть не прилипла. Придет
время и посетит обывателя простая, как амеба мысль, - что-то все равно было... И Вольнов, и Алексеев понимали это. Но, обойтись без принятой
игры в начальники-подчиненные не смогли. Иначе можно подорвать основы
незыблемого и вечного постулата: ты начальник, я дурак... Словно
в свое оправдание, Алексеев, подавая на прощание руку, посетовал: -
Семь начальников сняли за этот год. Так что смотри, береги себя и своих ребят.
А со всякой сволочью, мы вместе... -
Разрешите идти, товарищ генерал? -
Давай, действуй! На
десять утра было назначено совещание с заместителями и Вольнов уже собрался пригласить их, как вошедшая
секретарша доложила: - В
приемной священник дожидается, отец Антоний, просит принять его, сказал пару
минут, не больше. Секретарь
начальника горотдела Лиля Миловидова работала в этой
должности восьмой год, имела массу как положительных, так и отрицательных
качеств, но свято верила в необходимость своего предназначения, служила своим
боссам верой и правдой. В свои двадцать шесть с небольшим
она успела пару раз побывать замужем. Оба раза мужья оказывались работниками милиции и теперь ее интерес к представителям героической
профессии отсутствовал напрочь. Единственным исключением являлся шеф. В ее
глазах он выглядел суровым, справедливым и обязательным. Эти качества Лиля
ценила по достоинству и готова была заинтересоваться Вольновым
как мужчиной. Она с превеликим удовольствием готовила
свежую заварку из чая, всегда держала наготове кипяток, ровно в двенадцать ложила на стол шефу свежую почту, она достаточно умело
определяла важность визита посетителей и, понимая цену времени начальника,
многих отсылала к заместителям или начальникам служб. Заметив некоторое
замешательство Вольнова, секретарь пояснила: -
Раньше священники к нам не ходили. - На
пару минут, говоришь, тогда зови. Священнослужитель
был высокий, чернобородый, к тому же оказался обладателем удивительно чистого
баритона. Он легко заполнил собой пространство кабинета, без лишних церемоний
подал свою толстую и, как оказалось, крепкую руку, представился: -
Протоиерей Антоний. Он
не стал садиться в кресло у стола, а взял стул из ряда стоящих
у стены и присел. -
Слушаю вас, - Вольнов с интересом разглядывал гостя. - Не
буду отнимать ваше драгоценное время, уважаемый Владимир Антонович. Я предлагаю
заключить с вами договор на охрану порядка во время Рождества Христова.
Особенно, на Всенощном богослужении. Сейчас столько неискренних верующих, -
отец Антоний тяжко вздохнул, - выпьют зелья и идут в храм... -
Но, мы и так обязаны следить за порядком... -
Конечно! - воскликнул священник, - все верно говорите, уважаемый Владимир
Антонович, обязаны, да, а я призываю встать на пост у храма. Мы готовы
заплатить. Церковная служба стоит того. -
Хотя и неожиданно для меня ваше предложение, я согласен, - ответил Вольнов. -
Вот и хорошо. Приглашаю вас на Всенощную, а после службы ко мне. Буду рад, если
придете. Кстати, моя старшая дочь на юридическом учится, - сообщил он улыбаясь и легко удалился из кабинета. Неожиданно
для себя Вольнов почувствовал необычную легкость. Он
ощутил, как в нем зарождаются неведомые до тех пор чувства, которые своим
магическим светом совершенно по-новому высвечивают его душевное состояние. И
особенно остро он ощутил в эти минуты, как недостает ему искренних и таких
бесхитростных телефонных разговоров с неведомой ему Настей. Ему вдруг
захотелось немедленно разыскать ее, дозвониться... увидеть... и быть может,
вместе посетить Всенощную... Совещание
с заместителями на этот раз прошло непривычно спокойно, при общем согласии.
Даже работавший ночью по автодорожному происшествию Пельзер
и тот, несмотря на усталость, бодрился. Обсудили графики дежурства ответственных от руководства. Вольнов
назначил себя ответственным в Новогоднюю ночь. - Но
всегда на первое января ответственным был начальник МОБ, - подал голос кадровик
Томиров, словно спохватившись, добавил, - массовые
гуляния, елки там и прочее, кому как не ему... -
Ему некогда, ему кляузы строчить надо, - отозвался Пилипович и кольнул взглядом Штиля. Не
хотел Вольнов сейчас затевать этот непростой
разговор, да и вообще, не хотелось ему ни сейчас, ни позже заострять внимание
на злополучной жалобе. В конце концов это касается его
лично. Посланные для проверки два штабиста из УВД работали ровно один день,
собрали необходимые бумаги и, ничего не сказав Вольнову,
укатили. Вольнов по праву считал: надо дождаться
официального решения по жалобе, тогда и разбираться. Но, похоже, его
замы-соратники имели на этот счет свое мнение, раз затеяли разговор теперь, в
канун Нового года. -
Ставьте меня, я не возражаю, - согласился Штиль ни на кого не глядя, - и
никогда не возражал. - Не
успеешь написать, - не утерпел Пилипович. - Я
ничего не писал! - тут же среагировал Штиль и как-то заметно для всех вдруг
покраснел. В
любом коллективе существуют, имеют место некие не совсем благовидные дела,
поступки, промахи, недочеты. Мало ли какие отношения складываются между людьми?
Могут ругаться, выяснять, а то по морде друг другу
дать, если есть за что. Но это внутренняя жизнь коллектива, так сказать,
отношения для внутреннего потребления. Никакого выноса «сора из избы» в
нормальном коллективе не потерпят. Даже если сто раз прав тот, кто посягнул на
святое - тайну взаимоотношений в коллективе. -
Все! Вопрос закрыт! - твердо сказал Вольнов и хлопнул
ладошкой по столу. -
Ничего не закрыт! - Пилипович
встал со своего места, повернулся к начальнику и смело продолжил, - нам всем
теперь ходить и оглядываться, говорить и бояться, ждать, что опять обваляют в
грязи, или как? В
другое время Вольнов пресек бы подобную вольность -
возражать начальнику, за которым, по неписаной традиции, всегда последнее
слово. Да Пилипович и сам бы не посмел возразить так открыто, тем более в присутствии других
подчиненных. Но тут случай был особый. И Вольнов не
мог не считаться с этим. Он прекрасно понимал, что замы обкатали предложенную
тему не раз, и у них уже имеется свое, твердое мнение, и что спектакль этот
исключительно для Штиля. - И
что вы предлагаете? - спросил Вольнов. -
Пусть Штиль уходит из коллектива. Наступила
тишина. Отчетливо послышался стук машинки из приемной. Все, кроме Вольнова, уткнулись в стол или в собственные коленки. Пилипович, словно очнувшись, уставился на начальника,
который не знал, как ему сейчас поступить. - Ты
раньше уйдешь! - выкрикнул Штиль в сторону Пилиповича.
Он вскочил с места и, трясясь своим толстым телом, с грохотом отодвинул стул и,
оказавшись у двери, все тем же тоном пообещал, - все, вы все до одного повылетаете! - и с шумом убрался восвояси. - К
вечеру принесет больничный, - спокойно произнес кадровик. Все
невесело засмеялись. Они хорошо знали друг друга. Последний
день уходящего года приносит размеренную суету и ожидание чего-то
счастливо-сказочного. Словно по тайной команде свыше, смягчаются сердца людей,
они, будто впервые обнаружив, радуются скрипучему снегу, очередям в магазинах,
блистающим елкам, смеху детворы на горках и всем кажется, что вот-вот, еще
совсем немного и коснется их неземное благоденствие,
снизойдет на землю бесконечный мир и чистая радость. На лицах улыбки, в глазах
непонятная прелесть... Распорядившись
по текущим делам, Вольнов решил покинуть отдел. По никем неписаным законам, все
равно после обеда соберутся свободные от нарядов сотрудники в своих
коллективах, поздравят друг друга, не обойдется и без рюмки. Вольнов свято соблюдал науку старших; в отделе
ни в каких застольях не участвовать. Конечно, не велик
грех посидеть с подчиненными за одним столом, да
только люди разные. Один завтра придет на службу и виду не подаст, что выпивал
с начальником, а другой и вовсе на службу не явится, сошлется на обилие
совместного застолья. Так что лучше от греха подальше. У
машины Вольнова догнал помощник дежурного и подал
телеграмму. Вольнов пробежал ее глазами, сунул в
карман. Дознаватель Еремина поздравляла с Новым годом, благодарила за все.
Ребенка ей вернули, предоставили отпуск, похлопотали о путевке в санаторий.
Пусть пока отдохнет, подлечится, глядишь, за это время и ее благоверному место сыщется... Все
чаще возвращался Вольнов мыслями к Насте. Он понимал,
девушка может оказаться вовсе не такой, какой он придумал ее себе. Но ему было
хорошо в этом своем нарисованном им же мире, в постоянном ожидании радостной и
прекрасной яви. Он все больше ощущал свою близость к незнакомке... В
памяти всплыл Створов. Соратник Штиля по автобизнесу
с утра пораньше явился к нему в кабинет и с позиции заместителя мэра попытался
«повоспитывать» начальника милиции. Да не на того
напал. Вольнов, выпестованный, воспитанный, закаленный в уголовном розыске для
подобного воспитания оказался явно непригодным. Да и сам воспитатель
выглядел мелковатым для избранной им роли. А
заместители оказались молодцы. Только Штиль не уйдет сам, а снять его не за
что. Жалоба на начальника - не причина для отстранения от должности. Как
поступают в таких случаях опытные руководители?.. Выдвигают человека на
вышестоящую должность, только в другой отдел. Генерал вряд ли согласится. Не
было такого, чтобы клеветнику отдел доверяли... Почему
не звонит Настя? Запищала
рация, дежурный, убедившись, что на связи начальник, торопливо сказал: -
Вас срочно ищет начальник УВД. Я сказал, что вы только отъехали... -
Сейчас буду. Телефон
генерала был долго занят. Вольнов знал номер прямой
связи, но воспользоваться ей не отважился. Наконец, услышал знакомый голос: - Ты
что там, уже Новый год встречаешь? - спросил Алексеев. -
Никак нет, товарищ генерал, я до утра ответственный... - А
где твои заместители? Ты посчитай, их у тебя шесть. Вот и пусть пашут. А сам их
контролируй. -
Графики объявили заранее, - сказал Вольнов. -
Добро! С чего тебе начать, с хорошего или не совсем?
Ладно, не мучайся. Поздравляю тебя с Новым годом, а также с присвоением звания
«полковник милиции». Не забудь, приведи в соответствие форму, далее, к
пятнадцатому января готовится очередная командировка в Чечню. От твоего отдела
десять милиционеров ППС, кинолог, эксперт и один заместитель. Готовь людей,
подключи администрацию, коммерсантов... Не в санаторий отправляем... - А
если... -
Никаких если! Всякий отказ от командировки... ты меня понял? -
Спасибо, товарищ генерал. Вас также с Новым годом. Вольнов понял, что, говоря о заместителе, генерал имел в виду
Штиля. Она
позвонила поздно вечером. Слышно было так плохо, что Вольнов
с трудом разобрал ее слова. - С
Новым годом, Вова, с Новым годом, мой хороший человек. - Ты
откуда звонишь? Тебя совсем не слышно. Ты почему так
долго молчала? Мне плохо без твоих звонков. -
Мне тоже плохо без тебя. Прости, я не могу больше говорить, это чужой телефон.
Я позвоню тебе позже. До свидания, мой милый... Новогодние
праздники прошли относительно спокойно. Народ гулял, пил, ел,
общался в семьях, в компаниях и, казалось, позабыл об убийствах, разбоях,
грабежах. Позабыть-то позабыл, но за какие-то трое суток не смог
привыкнуть к спокойной жизни. Утром четвертого поступили сообщения сразу о
четырех трупах. Тело одного бомжа извлекли из теплотрассы. Учитывая, что рядом
валялись два десятка пустых пузырьков от «Трояра»,
сомнений в причине смерти не возникло. В одном из домов частного сектора было
обнаружено сразу два трупа. Мужа и жены. Далеко немолодых людей. К моменту
прибытия Вольнова в этот печальный адрес (начальник
отдела обязан лично выезжать на все тяжкие преступления) было установлено, что
семейная пара несколько дней без устали пьянствовала. Разгоряченный муж
приревновал свою благоверную, пустил в ход кулаки и, видно по всему,
перестарался. Убедившись, что жену не оживить, застрелился из старенькой
одностволки, которая валялась под столом. Задушенного удавкой таксиста нашли за
городом, недалеко от угольных складов... И
завертелась, закружилась жизнь городского отдела. Работа не прекращалась ни
днем, ни ночью. Вольнов за эти дни выпил две банки
кофе. Только-только разобрались с последствиями новогодних празднеств, народ
ринулся пополнять свои винно-водочные запасы по-новой
- впереди отчетливо просматривался светлый праздник Рождества Христова. К
этому времени закончили формирование отряда для отправки в мятежную Чечню.
Людям выдали аванс, подобрали поновее обмундирование,
с помощью коммерсантов-спонсоров приобрели запасы продовольствия на дорогу.
Всем разрешили до отъезда побыть дома с семьями. Штиль, узнав, что ему в
ближайшие полгода предстоит руководить службой общественной безопасности даже
не в Азии, куда-то исчез и появился ровно через сутки. Премудрый Штиль не хотел
отправляться в далекую и опасную командировку. Он подключил все свои связи,
чтобы любым способом избежать этого. Из кабинета заместителя мэра он звонил кому только было возможно: в УВД, администрацию края,
родственнику Створова в Законодательное собрание.
Створов отрабатывал свои связи. Все их просьбы, посулы, у тех, кто мог реально
повлиять на обстановку, не находили понимания, а те, кто их хорошо понимал,
ничего не могли решить и кроме глубокого сочувствия ничем помочь не могли. Оглобин тоже почему-то не внял их мольбе, отказался
выходить на Алексеева. Тогда они оба, вечером, пришли к Вольнову
и прямо предложили тому автомашину «Ниссан» девяносто
девятого года выпуска. Вольнов от такой наглости не то что оторопел, слово вымолвить не мог. - А
что, машина хорошая, - рассуждал Створов, усевшись напротив начальника. - Не
век же тебе на вшивом «жигуленке» кататься, а
Александр Карлович, если что, уйдет по весне на пенсию... коль не удалось...
сработаться... Штиль
почтенно замер у стены поодаль от обоих, ждал, затаивши дыхание. - Да
это же взятка, - произнес Вольнов, начиная приходить в себя и мысленно ужасаясь своему бездействию. - Не
надо громких слов, - Створов потянулся в кресле, пригладил рукой свою густую
цинковую шевелюру, небрежно смахнул с лацкана пиджака невидимую пылинку, -
какая взятка? О чем ты? Всякое доброе дело требует своей платы. Таковы реалии
сегодняшнего дня. Все так живут и никто пока не помер.
А ты пошли кого другого, того же штабиста, он молодой, бывший вояка, ему
привычно... Вольнов сидел оглушенный, ошарашенный
наглостью, вероломством и подлостью этих людей. Но он уже пришел в себя. Он тут
же набрал телефон прокурора. -
Олег Григорьевич? Это Вольнов. У меня сейчас
находятся заместитель мэра Створов и мой заместитель Штиль и предлагают мне
взятку в виде автомобиля «Ниссан» за то... Договорить
он не успел. Непрошеные гости рванули из кабинета с такой проворностью, на
которую способен, разве что, спринтер, несущийся навстречу олимпийской медали. Вольнов так громко захохотал, что секретарь Лиля
была вынуждена заглянуть в кабинет. -
Они даже двери в приемной позабыли закрыть, - сообщила она, ничего не понимая,
- я думала... а вы благополучно смеетесь. Вольнову вдруг расхотелось звонить генералу, вызывать заместителей и
вообще хоть что-нибудь делать. -
Жизнь сама все расставит по своим местам, - заученно произнес он и тепло
посмотрел на своего верного секретаря. Настя
позвонила в ночь на Рождество. - Я хочу
все тебе рассказать, - сказала она, - я так больше не могу. Ты только слушай
внимательно и не перебивай, ладно? Чтобы не разволноваться и не сбиться, я все
записала в тетрадку и сейчас прочту. Ты слушаешь? -
Да, я очень внимательно тебя слушаю, - сказал Вольнов. - Я
училась в одном классе с твоим Андреем. С восьмого класса мы серьезно дружили.
Мы вместе мечтали поступить в университет. Андрей отличный парень, добрый,
настойчивый. Мне было хорошо с ним, я чувствовала себя уверенно, старалась быть
достойной его. Но вышло так, что я не прошла по конкурсу. Он учился, а я
усиленно готовилась. Спустя год, мне показалось, что отношения наши как-то
поостыли. Не то, чтобы мы стали равнодушны друг к другу, оба поняли, что наши
отношения не могут быть больше, чем отношения друзей или брата и сестры, если
хочешь. Между нами, кроме безвинных поцелуев, ничего не было. Я поступила на
следующий год на филологический, наш факультет расположен, ты знаешь, в другом
корпусе, на другой улице, так что в университете мы практически не встречались.
Несколько раз я видела его с различными девчонками, он говорил, что и меня
видел с кем-то... В общем, наши детские отношения не получили во взрослой жизни
должного развития. А два года назад я попала в жуткую аварию. Ты помнишь эту страшную
катастрофу в Заобском районе на перекрестке Советской и Первомайской... Ты вытащил меня из-под машины и
нес на своих руках к скорой помощи. Кажется, я была без сознания, но на твоих
руках пришла в себя. Я запомнила тебя. Я помню твои крепкие руки, на которых я
находилась. Поверь, на какой-то миг меня покинула боль... Мне хотелось остаться
живой, чтобы вновь, хоть когда-нибудь, почувствовать твои руки. Я выжила, но не
могу ходить. У меня поврежден позвоночник. Я не могу без коляски и без няньки.
Андрей бывал у меня каждый день. Он, по-моему, чувствовал себя виноватым. Он совестливый парень и мне стоило немалого труда
убедить его, что он тут ни при чем. Позже, в краевой газете я увидела твой
портрет и узнала... что ты отец Андрея. Это была самая настоящая фантастика! А
дальше все просто. Он много рассказывал о тебе, о вашей семье. Он любит тебя и
гордится тобой. Андрей хотел хоть как-то облегчить мое состояние и выполнял все
мои просьбы, в том числе, вооружал меня твоими координатами. Я так благодарна ему
и тебе. Поверь, пока я с тобой общалась, за все это время ни разу не
почувствовала себя беспомощной и одинокой... Мое сердце хочет любви, а мои ноги
хотят коснуться земли... У меня есть твои фотографии. Я часто смотрю на них и мне кажется, что люблю тебя так сильно, как
только может любить человек... Ты спросишь о лечении. Возили меня по
профессорам-докторам. Все говорят, что я непременно встану на ноги. Только я
без них знаю, что без операции это невозможно. А для этого нужно в Москву, а
еще десять тысяч долларов... Ты прости меня, мой хороший, за эту мою жестокую
игру. Ты как-то говорил, что тебе нравится наша телефонная игра, но все имеет
свой конец и ничто не может быть вечно. Ты дарил мне надежду
и мне вправду верилось, что у нас может быть ребенок... Я люблю тебя
каждой своей кровинкой, каждым своим вдохом. Живи и если можешь, будь счастлив.
А теперь, прощай, мой милый. В эту ночь по всей земле происходят чудеса. С
Рождеством тебя, любимый... И
гудки в трубке. И
погас в городе свет... Пилипович, Томиров и Боборыкин вошли в
кабинет вместе. По их виду Вольнов понял, что
произошло нечто нерядовое. -
Козел и козел! - вскричал Пилипович. - Я так и
знал... -
Объяснитесь попонятнее, - предложил Вольнов. -
Улегся в городскую больницу, в кардиологию, - сказал Томиров.
- А через неделю отправляться. Наконец
до сознания Вольнова дошло, что его боевой
заместитель Штиль спрятался от Чечни в больнице. А это значило, что
командировка предстояла кому-то из вошедших. Неслышно
втиснулся в кабинет Пельзер. Ему поездка на далекий
Кавказ не грозила. Следствие, есть следствие. У них уголовные дела, а у дел
свои сроки. Пилипович тоже мог быть спокоен. В Чеченский отдел требовался именно заместитель
начальника по службе общественной безопасности. -
Посылайте меня, - предложил Томиров. -
Мне кажется, я буду там полезнее, - Боборыкин вышел вперед и принял стойку. На
какое-то время воцарилась тишина. Вольнов понимал,
что желание обоих заместителей оставить на полгода свои семьи
вряд ли продиктовано их романтикой к дальним путешествиям. Просто это были люди
долга и чести. - А
вы спичку потяните, - предложил Пельзер, - кому
отломанная, тот и поедет. И никому не обидно. Короткая выпала Боборыкину. Вольнов
подумал, может так и лучше, побудет человек в должности, пообкатается
там и вернется в отдел готовый, боевой руководитель. - На
проводы вечером придете? - Боборыкин выжидающе смотрел на Вольнова. Все
ждали ответа. Еще ни один заместитель не был удостоен чести выпивать со своим
начальником. -
Приду, - тихо ответил Вольнов, уточнил, - а остальных-то почему не зовешь? -
Они и так придут, - сказал Боборыкин. Управление
кадров в лице его начальника полковника Потапова выразило резкое недовольство
внезапной заменой заместителя. Оказалось, что списки выезжающих в боевую
командировку заранее направляются в министерство и, естественно, в этих списках
значится подполковник Штиль. -
Так заболел же человек внезапно, - объяснял едва ли не на пальцах Вольнов. -
Ничего не знаю, - отвечал управленец, - решайте вопрос с генералом. Вольнов едва не спросил большого начальника, зачем он там сидит,
если не может решить вопрос по своей линии. Алексеев
отнесся к сообщению о замене удивительно спокойно. -
Хорошо, пусть едет Боборыкин. А я поручу начальнику медслужбы
вникнуть в болезненное состояние этого твоего Штиля. Кто
скажет, что Рождество не действует на людей? Вольнов несколько раз звонил сыну, но того дома не было. Пару раз
трубку брала Раиса, как обычно, в своем репертуаре, она малосвязно
насылала проклятия на всех шлюшек мира и бросала
трубку. Андрей позвонил после обеда. Они поздоровались и оба замолчали. -
Андрей... -
Пап... Насти больше нет... -
Как нет, почему нет?! -
Ночью она отравилась... Пап... -
Да, сынок, - у Вольнова перехватило горло. - Я
только сейчас понял, как сильно любил ее... - Да,
сынок, - машинально повторил Вольнов. Разве
виноват был Вольнов, что его посетил момент, когда
дремавшее желание быть счастливым внезапно оттаяло под воздействием внимания со
стороны. Телефонные звонки Насти принесли ощущение, что есть на этой земле думающая
о нем душа, божественная прелесть в образе девушки. Выдуманный ими мир любви
был как спасение от постигших бед и страданий, постепенно превратился в
реальность, до которой оставалось совсем немного. И исчезли время и
пространство, их заочное общение стало необходимым, позволило осознать великую
силу чувств и неудержимого стремления друг к другу... Бесконечно
жаль, что все в этой жизни проходит, оставляя только боль, все тщетно, как
вечное ожидание чего-то великого и достойного... 24 Дежурный
по отделу телефонным звонком разбудил Вольнова в
половине четвертого. -
Товарищ полковник, нападение на кассу... машину за вами послал... -
Сейчас буду, - произнес Вольнов, уже поднявшись с
постели. |