|
* * *
Какую девушку любил,
Какие рвал цветы,
Все неожиданно забыл
В потоке суеты.
Не помню глаз, не помню рук,
Скамейку у ворот,
Далекой брички перестук,
Дороги поворот.
Забыл душистые луга
В туманной пелене,
Как невесома и легка
Ты шла по тишине.
Не помню теплый выдох твой,
Родной овал лица,
Над наклоненной головой
Мерцание листа.
На перекрестке городском
Остановился вдруг.
Ах, сколько разных лиц кругом!
Не помню глаз и рук.
Шофер успел затормозить,
Кричит: «Очнись-ка, ты!..»
Да разве смог я позабыть,
Какие рвал цветы?
* * *
Огромное вспомнится лето вам,
Косой над канавой плетень,
Картофельный цвет фиолетовый,
Под солнцем распахнутый день.
Над лунками над
огуречными
Гуденье тяжелых шмелей.
Замшелые кадки извечные
В тени тополиных ветвей.
Вам вспомнятся преображение
Смешливого в кадках лица
И плавное в небе кружение
Не ястреба – ястребца.
Когда это было? Зачем это
Однажды тебя позовет
Тропинка, что в поле начертана
К тем кадкам на тот огород?
* * *
И улыбались люди мне,
И солнце улыбалось,
Когда по радужной весне
Легко к тебе шагалось.
Калитку настежь открывал,
Глаза кричали:
- Здравствуй!..
Я каждой клеткой понимал,
Что нет тебя прекрасней.
И все мне было нипочем,
Стучало сердце гулко.
И мог я зацепить плечом
Владыку переулка.
Клубилась на ветвях листва,
Рубаха пузырилась.
И ослепительно звезда
Вечерняя светилась…
В ДОРОГЕ
Роскошные, лоснящиеся травы,
Осевшие трухлявые кресты,
Избушка на пригорке у дубравы,
Построек бывших темные следы.
Я у хозяйки попросил напиться,
Уставший от дорожной
маяты.
Пей на здоровье,
Хворь не приключится,
Такой, как наша,
поискать воды.
И пристально
Печальными глазами
С тревогой посмотрела на меня…
Я выпил воду полными глотками,
Запомнил вкус до нынешнего дня.
И ощутил участье и заботу
Не только об одной моей душе,
Как будто выпил не простую воду,
Мне поданную
бережно в ковше.
АВГУСТ
Тане
Песок приветлив и сыпуч,
Тепло еще хранит.
Но стал прохладней солнца луч
И пасмурней зенит.
Моей касаешься руки,
Твой взгляд, как прежде, чист.
Но чертит в заводи круги
Поблекший ивы лист.
И зреет где-то в вышине
Тревожный птицы крик,
Неразличимый в тишине
На самый краткий миг.
Пока по-лисьи,
стороной,
Крадется осень в дом,
Не нарушая наш покой
На пляже золотом.
* * *
Воздух чистый. В небе ясно. Тишина!
Стуком дятла лишь душа оглушена.
Вот осина занялась огнем – горит.
Черный омут крутит листья от ракит.
И мерцают эти листья в глубине,
Как созвездия, неведомые мне.
По-над речкой на обрыве, на краю
Неподвижно, словно дерево, стою.
Подступившего не чувствую огня,
Что ж вы, други,
не окликните меня?
ОСЕНЬЮ
Необъяснимых настроений,
Волнений скрытых властелин,
Просвечен солнцем лес осенний
В багряных всполохах осин.
Стою на узенькой тропинке,
На миг оцепененью рад.
Паук висит на паутинке,
Как и висел сто лет назад.
Под ноги листья опадают,
Свой завершив
круговорот.
Но высоко один взлетает
В пустой холодный небосвод.
Влекомый силой неземною,
Зачем он рвется в высоту,
То вспыхнет яркою звездою,
То гаснет искрой на лету?
* * *
Когда свой рыжий чуб сентябрь,
Форся, как юноша,
лохматит,
Приходит Осень, шелестя
Дождями, в разноцветном платье.
Величьем женственным горда,
Она скрывает грусть в походке.
И, ожидая холода,
К причалам зазывает лодки.
Напрасно камыши шуршат
И ветер завывает в трубы.
Совсем не им принадлежат
Ее рябиновые губы.
СТРУНА
В. Казакову
Дожди осенние отплакали
Кончину пламени в садах.
Теперь движенья очень
плавные
В предзимних видятся дымах.
Надежно, твердо и устойчиво
Связала воздух тишина.
Но слышу, как поет настойчиво
В пространстве
замершем струна.
И в пенье слышится волнение
И отрешенье ото сна.
Струна святого напряжения
Неумолкающе полна.
Но чья она?
Тебе ли вверена?
В моем ли сердце круглый год
Живет?
И временем проверено –
Ничто ее не оборвет.
Она снега тревожит плотные,
Бодрит продрогшие ростки.
Весной к ней птицы перелетные
Летят сквозь все материки.
* * *
Эдемский сад не для меня
И вздрагиванье
нервной скрипки
Среди вселенского огня
Сквозь изморозь твоей улыбки.
Теряют розы лепестки,
И догорают георгины.
Шаги свободны и легки.
В просвет сентябрьской паутины.
Нам всем придется уходить
В свой срок – не рано и не поздно,
Да что об этом говорить
И хмурить брови? Не серьезно!
Не будем думать о плохом,
А будем – только о хорошем
Под первым ласковым снежком
И под колючею порошей.
ЗИМА
С первым снегом умирает осень.
Глядь, а ко двору
спешит зима.
Что с того, что в дом ее не просят?
В должный срок является сама.
И хоть лопни от ее нахальства!
Хладный саван выстелит
у ног
И по праву высшего начальства
От иных освободит дорог.
Досконально зная свое дело,
Кучерявя над трубою дым,
На рассвете
В путь проводит белый,
Заровняв вчерашние следы.
В лунном поле вьюгой укачает.
И не всякий боль ее поймет,
Слушая,
Как долгими ночами
То ли волком воет, то ль поет…
|
* * *
Над оврагом осевшее небо,
Облаков поредевших рванье.
В оголенную согру, как в невод,
Ветер западный гнал воронье.
И кричали зловещие птицы,
И скрипели деревьев стволы
Над размытой дождями границей
Уходящего света и мглы.
Листья красными искрами гасли,
Подступали виденья к глазам
В ядовитом болотистом масле,
Чтоб не шлялся
по гиблым местам.
Но очнулся: откуда жилище?
Занавески, герани… и печь?
Резкий ветер над ухом не свищет,
А звучит осторожная речь.
Здесь обрел я второе рожденье,
Забывать о котором грешно.
Только где оно, это селенье,
Занесенное снегом давно?
РОЖДЕСТВО – 2000
Белый снег на белом свете,
Божьей воли торжество,
Новое тысячелетие…
Рождество.
Белый свет – Его обитель.
Близок Он и люб до слез,
Сердцу русскому Спасатель,
Иисус Христос.
* * *
Прекрасно!
Впереди суббота,
Когда еще горит огнем
Заросший парк
И в нем охота
Вдвоем бродить нам
Под дождем.
Потом
На кухоньке расцветшей
(Ах, мама милая,
Встречай!) –
Вам,
На минуточку зашедшей,
С янтарной облепихой чай.
* * *
Машенька-трамвайвожатая
С угольно-горячими глазами
В сердце понаделает пожара,
Мне твои подруги предсказали.
В женском образцовом общежитии,
Где вахтерши наставляют страхами,
Далеко не просто чаепития
Сочиняли юные монахини.
Девичьи святые дни рождения
Налитых, неповторимых лет!
Те вахтерши знали, без сомнения,
Отчего гас в вестибюле свет.
В чайниках чаи забыто булькали
В час, когда назначенной порой
В гости проникали богохульники,
Слившись на мгновенье с темнотой.
Машенька-трамвайвожатая,
Комнаты бесхитростный уют
И твоя ладонь к моей
прижатая
И сегодня в памяти встают.
Горячей предсказанного, близкая,
Ты полночной музыкой жила.
Со стены – Настасия
Вертинская
Наших тайн свидетелем была.
Да еще с кривой соседней улочки
Заглянуть в окно пытался клен,
И хрипел в углу себе на тумбочке
Взятый напрокат магнитофон…
Машенька-трамвайвожатая,
Весь сгорел до основанья май…
Солнцем переполненный,
оранжевый,
Ты куда свой увела трамвай?
ЛЕТУН
Над Камчаткой – все те же туманы,
Над Уралом – все те же леса.
Не согрели далекие страны,
Не увидели света глаза.
Обратился за помощью к Богу,
Но Всевышний опять не помог.
Обернулся к родному порогу –
Надломился седьмой позвонок.
У виска искривилось пространство,
Пролетела сквозь сердце звезда.
И покинуло крылья упрямство
Над разросшейся кроной куста.
Мать признала родимого сына
И метнулась к нему от окна.
И жена у кроватки застыла,
И в слезах все простила жена.
Он теперь сумасшедшею птицей
Даже в мыслях летать не спешит.
В аккуратной районной больнице,
Словно ангел бескрылый, лежит.
И соседи его по палате
Обсуждают в деталях полет.
Именитый волшебник в халате
Ему сердце стальное кует.
Во сто крат понадежней
былого,
Не страшны с ним
Ни зной, ни гроза.
Нипочем материнское слово,
Ни жены, ни ребенка слеза.
ЭТОЙ ВЕСНОЙ
Избушку на курьих ножках
Этой весной убрали
С окраины нашей деревни.
Взамен на пригорке
Поставили финский коттедж…
Солдат из далекой Чечни
С войны никогда уже больше
В деревню свою не вернется,
Душа лишь его прилетит
Проститься с домом родным.
В перебинтованном небе
Проносятся над коттеджем
Ревущие самолеты,
А за околицей, в поле,
Гудят и чадят трактора…
Но материнское сердце
Пронзает, как раньше, свирелью –
Пенье сверчка и голос
Ее родного мальчонки
С русской теплой печи…
ЦВЕТЫ ДЛЯ ТАНИ
Летом непредсказуемых
Цветов в зелени трав
Пришвиным или Зуевым
Не рвать, и в этом я прав.
Пришвин цветов не обидит,
Зуев не тронет.
Их
Только Господь увидит
В пальцах расцветших моих.
Солнышко рано встанет,
Речку разбудит язь,
Тебе подарю я,
Таня,
Эти цветы, не таясь.
Им перед Богом бесстрашно
Цвести до скончания дней,
Снега белей, ромашкам
Из-под небесных полей.
ПЕРЕКУР
Пар над спиной с рубахи
Свивает в кольца май…
На солнце блещут плахи
Под будущий сарай.
Серебряные щепки
В траве, как рыба карп.
И глаз прищурил щелки
Устало дядя Карп.
Тисками рот сомкнулся,
Зажат в нем «Беломор»,
А у сапог приткнулся –
Вернее пса – топор.
- Слышь, дядька,
В этом мире
Все, дорогой, для нас!
Взгляни вокруг пошире,
Чего прищурил глаз?
Карп головой кивает,
Мою прослушав речь:
- Вишь, солнце
как пылает,
Чего глаза-то жечь?
* * *
Стога. Облака. Раздолье.
Луга заливные. Тишь.
Дыши глубоко и вольно,
Гляди на речной камыш.
Здесь нет для тебя обмана,
И не качай головой.
Вдали от Чечни и Афгана
Любая затянется рана
В сторонке твоей родной.
* * *
Прохожу вдоль стареньких заборов
В задремавший у деревни лес,
Где спустились голубые шторы
Невесомых солнечных небес.
У дороги домик с палисадом,
Те же астры, как при мне, цветут.
Только вот скамейку у ограды
Не починит дедушка Неклюд,
На которой не однажды слушал,
Как поют на зорьке петухи,
И впервые выговорил лучшие,
Пусть и простодушные стихи.
* * *
Я доброте учился у природы
И чувствую волнение ветвей.
Мне горло перехватывают воды
Из родников на родине моей.
Меня пьянят калина и крушина,
И в доме, что стоит среди села,
На вырост мне рубахи бабка шила,
Чтобы душа просторнее росла.
|