|
* * *
Давай не будем умирать -
совсем и никогда.
Еще стихам тесна тетрадь
и Муза молода.
Еще на каждый твой вопрос
есть у меня ответ.
И сладко лгать, что жизнь - всерьез,
а смерти - вовсе нет.
И что каменья собирать
не подошла пора...
Давай не будем умирать -
хотя бы до утра...
* * *
Город-ирод, город-ворог,
не хватай меня за ворот -
дай мне дух перевести.
Не бери меня измором -
душу с миром отпусти.
За кирпичными домами,
за фабричными дымами,
за увечными лесами
есть с живой водою ключ.
Отпусти меня - не мучь.
Город-ирод, город-ворог...
Глядя в небо,
словно в прорубь, у обочины стою.
На асфальте бьется голубь -
ищет голову свою.
* * *
Свободы нет. Искать ее - нелепо
и в горней вышине, и на земле.
Душа у тела и земля у неба,
и жизнь у смерти - в вечной кабале.
И мы с тобой повязаны так прочно,
что разорвать нельзя ни узелка.
Свободы нет. На этом свете - точно.
Ну а на том - я не бывал пока.
АВГУСТ
Еще не время слякоти тоскливой.
Но глазом не моргнешь - и на порог
взойдет сентябрь, как путник
торопливый,
не отерев забрызганных сапог.
И вдруг повеет холодом. И сразу
пойдет вразнос привычной жизни ход,
как будто заведенный
до отказа -
вот-вот пружину хрупкую сорвет.
Но август не прошел еще. И рано
загадывать, заглядывать вперед,
считать цыплят, вставлять вторые
рамы
и жизни предъявлять суровый счет.
Еще теплынь. И пахнет резедою.
И в гулком небе звезд
полным-полно...
В садовой кадке с темною водою
мерцают листья, падая на дно.
* * *
Вода огонь в себе таит,
как ангелы - чертей.
И жизнь большая состоит
из маленьких смертей.
Снедая дух, пирует плоть.
Слепы поводыри.
И бьется запертый Господь
у каждого внутри.
* * *
И снова этот сон зловещий,
неотвратимый, как беда,
в котором
поезд сумасшедший
нас всех уносит в
никуда.
Туда, где время умирает,
где солнце черное встает...
И ходу, ходу набирает.
И рельсы кончатся вот-вот...
* * *
Убереги меня от злости
на мир, летящий в
никуда.
Мы в мире этом только гости.
Погостевали - и айда.
Убереги меня от гнева
на жизнь, погрязшую во зле.
Кто знает, что такое небо,
тому не страшно на земле.
* * *
Ни желаний, ни идей.
Жизни вялые потуги.
Что ж ты хочешь от людей
на исходе Калиюги?
Что ж ты хочешь от меня,
нелюдимого и злого,
за семьсот четыре дня
не родившего ни слова?
Поголовно всех любя,
Бог возьмет нас на поруки.
Что ж ты хочешь от себя,
опускающего руки?
Счастья хочешь? Так иди -
ковыляй своей дорогой...
Только душу не буди.
Только памяти не трогай.
* * *
Вот и прошла гроза,
будто и не была.
Синяя стрекоза
в воздухе замерла.
Слышишь, гроза прошла -
та, что была в душе!
Только не помни зла -
все позади уже.
Ясные небеса.
Белые облака.
Синяя стрекоза -
словно любовь, хрупка...
* * *
Обмани меня, проведи,
как последнего дурака.
Но взаправду
не уходи,
как уходят в ночь облака,
как уходят во тьму берега,
как уходит в пропасть река,
как уходит спасательный круг
из уже холодеющих рук...
|
ЛАЗАРЬ
Твой голос возвратил меня оттуда -
из тишины и тьмы небытия.
Но, Господи, скажи: просила чуда,
молила ли о нем душа моя?
За что же, за какие прегрешенья
из гроба ты поднял меня, Христос?
Чтоб вновь узрели горе и мученья
глаза, едва просохшие от слез.
Верни меня в блаженный мир покоя,
во чрево материнское земли.
Закрой глаза отеческой рукою
и камнем вход гробницы завали.
Куда же ты?.. Убей меня, не мучай!
Кто мертв, тому к живым дороги
нет!..
Как больно мне глядеть на этот
жгучий,
невыносимый, беспощадный свет.
* * *
Дожди.
Гастроли переносятся.
Горпарк закрыли до весны.
Сады, обобранные дочиста,
как будто кладбища грустны.
Тупая бестолочь
житейская.
Тоска, сверлящая висок.
Ночами, как струя летейская,
шумит печальный водосток.
По дому бродит одиночество,
скулит и трется о порог.
А жизнь все время переносится
на неопределенный срок.
* * *
Когда приближается время стожарам
зажечься на небе ночном,
из щели чердачной, припав к
окулярам,
на Вечность глядит астроном.
Он видит тугие шары и спирали
галактик, летящих во тьму.
И кажется, что мироздания дали,
как Богу, подвластны
ему...
А после, закончив небесные бденья,
седой, одинокий, ничей,
сидит он на кухне с бутылкой
портвейна
и плачет над жизнью своей.
* * *
Как ветер шальной переменчива,
судьба отобьется от рук.
Покинет любимая женщина,
забудет единственный друг.
Исполнятся злые пророчества,
закатится счастья звезда...
И только твое одиночество
тебя не предаст никогда.
* * *
Я переживу горе и беду.
Я переживу голод и нужду.
Ненависть и стыд, злобу и молву,
страх, обиду, боль
я переживу.
Все переживу, веря и любя...
Но не дай мне Бог -
пережить тебя...
* * *
Поздно молиться. И каяться поздно
уже.
Всадник на бледном коне показался
вдали.
Дай напоследок прижаться душою к
душе
на островке из-под ног уходящей
земли.
Знает лишь Отче Небесный, чьи души
спасти.
Час приближается. Вечность подходит
к концу.
Дай мне прижаться к тебе и покой
обрести.
Это не слезы, а звезды текут по
лицу...
* * *
Но если смысла нет, зачем все это,
к чему дурацкий
этот балаган
с весьма невразумительным либретто
и шрамами от настоящих ран,
без громко рукоплещущего зала,
без грима пониманья на лице,
но с ожиданьем полного провала
и смертью обязательной в конце...
МАРСИЙ
Не лезь из кожи, Моцарт козлоногий,
-
и гениям положен свой предел.
Ты знаешь, чем одаривают боги
тех, кто тягаться с ними захотел?
Дрожит рука. И пальцы, как медузы,
скользят, не попадая на лады.
Сигнала ждут подкупленные Музы.
Наяды в страхе жмутся у воды.
Играй, флейтист, - не облажайся сдуру,
оттягивай последний свой поклон.
Играй, пока с тебя не спустит шкуру
зевающий от скуки Аполлон.
Ты будешь биться
и визжать, как заяц,
забрызгав кровью руки палача...
Но - все-таки - ты видел, видел
зависть,
блеснувшую в божественных очах.
* * *
Нужно, чтобы время отстоялось,
став прозрачным, и осела муть.
И сквозь то, что мнилось и
казалось,
проступила истинная суть.
Чтоб листва
засохшая опала,
а взамен другая наросла.
Чтоб в душе светло и тихо стало -
ни стыда, ни горечи, ни зла.
И тогда посмотришь ясным взглядом
в прошлого зияющий провал...
И вот это называл ты Адом?
И вот это Раем называл?..
* * *
Вновь эта боль непомерная,
эта слепящая тьма.
В ночи такие, наверное,
люди и сходят с ума.
Что ты, душа окаянная,
в угол забилась, как зверь?
Разве в твои покаяния
кто-то поверит теперь.
Горькие сны и пророчества.
Памяти черствый ломоть...
Может, от одиночества
нас и придумал Господь?
|