|
***
Как четки
– дни перебирает
Седая
память у огня…
Она
безмерно много знает
Про
жизнь, про смерть и про меня.
Я как в
смирительной рубашке,
Как в
трижды проклятой тюрьме:
Сказать
не то – до дрожи страшно,
Но и
смолчать – преступно мне.
***
Из краев,
где звезд не мерено,
Из
неведомой галактики
Я –
слезинкою утеряна
И засушена за лацканом
То ли
платья подвенечного,
То ль
наряда погребального.
Время – в
клочья – быстротечное!
Из-за
лацкана – живая я!
Сероглазая,
горячая,
Позабывшая о родине…
Лишь на
небо – как незрячая,
Лишь в миру я – как юродивый!
***
Отражена озерною водой,
защищена небесною звездой,
обожжена суровой прозой жизни –
я радуюсь
как месяц молодой
и озеру и
звездам в вышине,
и огоньку
заветному в окне,
где
кто-то о несбыточном мечтает
и слабою
рукою машет мне.
***
Где же
ты, чудо восьмое?
Не
отыскать тебя сроду.
Между
тобою и мною
нет ни мосточка, ни брода.
Хочется,
но не дотронуться
до
голубого свода…
Третья
планета от солнца,
пятое
время года.
***
Хожу-брожу,
а сердце слышит –
из
чужеродной пустоты
мне
кто-то жарко в спину дышит,
сжигая
душу и мосты…
Но на
изломе, на изломе,
где крик
протяжен и живуч -
я в летаргичной полудреме
увижу
солнце из-за туч…
И ту
страну, где есть жар-птица,
но нет Ивана-дурака!..
И все
свершится, все свершится,
что не
исполнилось пока!
***
День – не
мой. Однозначно не мой!
И
столетие, видимо, тоже.
Жизнь
идет по великой прямой,
все
кривое безбожно карежа.
Что же я
так люблю невпопад
эту
долгую боль ножевую?
Дни чужие
летят и летят.
Но упрямо
живу и живу я.
***
Уже
одуванчики пухом
крылаты и
очень горды.
И смыта
моя невезуха
потоком
небесной воды.
Уже
несказанное лето
зажгло три
звезды у ворот...
А глупое
сердце ответа
на все
безответное ждет.
***
По
планете молодой
Ходит-бродит
Дух седой.
Смотрит,
что здесь называют
Люди
счастьем, что – бедой.
Ходит-бродит
– не поймет,
Что нам –
яд, а что нам – мед.
***
От одной
звезды – до другой звезды,
От одной
воды – до другой воды,
От одной
беды – до другой беды –
Лишь мои
следы... Лишь мои следы!
***
Ожидание
чуда – есть чудо,
Ожидание
счастья – есть счастье,
Ожидание
смерти – есть смерть...
***
Сойдутся
тучи грозовые –
в них
что-то щелкнет и сверкнет,
и год,
последний мой, впервые
в мои
ладони упадет.
И
отболит, что было прежде!
И смысл
новый обретет,
оставив
щелочку надежде
в проеме
временных ворот...
***
Куда идти
за мертвою водою?
И за
живой водой идти куда?
Все, что
сегодня мы зовем бедою –
действительно
ли – общая – беда?
Одни
вопросы. Только боль и слезы.
Немой
укор вам, горькие года...
И за
живой водой, наверно, поздно...
И мертвая
вся выпита вода.
***
Село Мормыши,
в котором я родилась и выросла, окружено четырьмя озерами: Горьким, Соленым,
Пресным и Селитряным.
Горькое
озеро – горечь судьбе придало,
Ну а Соленое – солью ее напитало.
В город, со вздохом, меня отпустило село,
Но
городскою я – как ни хотела – не стала!
Вот
оттого, что ни осень – сильнее грущу
Я обо
всем, чего в жизни моей не случилось...
Сладкое
озеро безрезультатно ищу.
То, что у
озера Горького в детстве приснилось.
***
Какая
листва облетает до срока –
лишь
ветви скрипят!
Трещит
неуемно о чем-то сорока
над
царством опят...
А сердце
частит, ожидая глагола:
- Эй, кто
там? Вещай!..
Но серо и
сиро, и сыро и голо...
Прости
и... прощай.
***
Застегнута,
зашторена, зашита
любая
мысль моя, любая блажь.
Но то,
что долго заперто и скрыто,
как эта
ночь – еще войдет в кураж.
Еще такие
высветит просторы,
еще
качнет такие купола,
прольет
такую песню – для которой
я столько
лет заштореной жила!
***
Длится
жизнь и тянется дыханье
К
незнакомым, дальним берегам,
Где живет
святое узнаванье
Таинства,
дарованного нам.
Длится
вечер, теплятся надежды...
За окном
черемуха – что мед!
Отмолю
ли, отшепчу ль, как прежде,
То, что
жить спокойно не дает?
***
Кому это
нужно,
Кому это
надо,
Что на
сердце вьюжно –
Ни
складу, ни ладу?
Что
бедное сердце
Не знает
покоя
Как ручка
на дверце
В
приемном покое?!
***
Все в
мире на что-то
и странно
и мило похоже.
И этот
ноябрь на апрель, или май, - так похож!
Идет, обалдевший от этого сходства, прохожий,
и чей он
двойник, в одночасье, увы, не поймешь.
И все,
что я вижу – подменою сути чревато,
как этот
ноябрь...
как
рожденные мною слова...
А я так
похожа на всех без вины виноватых,
на ищущих сходства, а может быть, даже – родства...
***
Не вышло!
Ну что ж, и не надо!
Я разницу
вычту сполна
из трижды
неладного лада,
забот от темна до темна.
Все
трижды на тридцать умножу
и в
степень судьбы возведу,
мертвея
ранимою кожей,
как
яблоко в стылом саду.
***
Отведи от
меня эту боль.
Дай
расправить согбенные плечи!
Я-то
думала – это любовь,
но любовь
так души не калечит!
Отпусти,
коль уже не нужна.
Пусть
одна, но к июню оттаю.
Знаешь, я
для тепла рождена
и еще, может
быть...
***
Потеряюсь
и снова найдусь,
словно
мысль или острое слово.
Словно в
праздник – всегдашняя грусть,
как
надежда – в плену нежилого...
Как мираж
улетучусь, едва
подойду к
зеркалам слишком близко.
Я блужу
от родства до родства,
без особых родства и прописки.
***
И ты – не
ты, и я – не я:
два «эго»
в жизненной коробке.
Лишь слов
холодных чешуя
да свет
души – сквозной и робкий.
Но я,
самой себе назло
и вопреки
сквозному свету,
через
зеленое стекло
своей
коробки –
вижу
лето!
***
Уходишь
ты... В полгоризонта плечи,
усталостью
налит свинцовый шаг.
И каждый
сердцем навсегда отмечен
одной из
самых дорогих утрат!
Не
сберегла. Не стала заземленьем
от
горестей, забот и суеты...
И,
вскинутые в трепетном волненьи, -
увяли
руки, как в мороз цветы.
И горло жгли
слова мольбы напрасно:
никто еще
не вымолил любви!
Сомкнулось
за спиной твоей пространство...
Безмолствует – зови иль не зови...
***
Когда мне
бывает темно,
ты тоже
живешь не в светлице.
Бессонница
бьется в окно,
бессонница
в двери стучится...
Горит и
горит огонек
полночной
твоей сигареты.
Но только
тебе невдомек,
откуда
бессонница эта.
Но только
тебе не впервой
спасать
меня струйками дыма
и верой:
пока ты живой, -
я
все-таки неуязвима!
***
Ты рядом,
рядом, только где-то снова
блуждаешь
за штакетником ресниц...
Люблю до
срыва голоса и слова
тебя –
необъяснимого такого,
загадочного, словно древний Сфинкс!
***
Ну вот и листва опадает...
Но нам
горевать не надо:
нас и
зимой согревает
золото
нашего сада.
Нет
музыки в сердце, нет мая.
День
серый, холодный и скучный...
А я, как
мечту, согреваю
ладонями
шарик воздушный.
***
Все
поросло быльем, как дерном...
и укатали
горки так,
что я
бровей теперь не вздерну
и не куплюсь я за пятак.
Усталых
глаз не отведу я,
но
посмотрю издалека...
И грустно
на воду подую
за
неименьем молока.
|
***
Мир неумыт, как окна в феврале.
День
непричесан, как трава в июле.
А я живу
– как свечка на столе,
которую
случайно не задули.
И
наблюдаю круговерть времен,
в которой я истаю безнадежно…
И вижу за
немытостью окон
как
блещет месяц тонко и острожно.
***
Моя
златотканая осень
Тревог и
рутины полна.
Вновь
листья по саду разносит
И давит,
звеня, тишина.
И горькой
прохладою дышит
Вечернего
ветра глоток.
И стих – синим крестиком вышит,
И гладью
прощальной – листок.
***
У
подножья земли
отболеть,
отжалеть и проститься...
И
растаять в дали –
той, что
чаще и чаще мне снится.
В глубине
временной –
мне такой
же опять оказаться,
чтоб
опять за спиной
двум
крылам – как зубам –
прорезаться!
***
Белой
бусинкой,
Русью-русинкой
покачусь
по ознобу дней.
За
урманами,
за
туманами,
за
неправедной жизнью моей –
есть
безбрежное,
безмятежное,
то, чего
в моем сердце нет:
солнце
светлое,
даль
заветная...
Божий
промысел. Божий след.
***
Поболит и
перестанет –
экая беда!
Скоро
новый день настанет.
Вешняя
вода,
по дороге множа силу,
побежит,
звеня...
в край,
где все до боли мило,
но где
нет меня.
***
В
хваленой, но не милой загранице
я вам
теперь, простите, буду сниться.
Я стану
приходить издалека
непрошено-нахально,
как строка!
На разных
авеню и даже стрит
никто вас
и ничто не оградит
от
вездесущей, как печаль... меня!
Разлуки
колокольчиком звеня,
примусь я
рядом день и ночь ходить
и ваше
сердце бедное будить.
***
Горькая
чаша испита.
Сладкая
чаша полна.
Хочется
знать мне, что скрыто
за
равнодушием дня.
Или вино
виновато,
или
виновен король
в том,
что крапленые карты
трижды почикала моль?..
***
И каждый
мой выдох неверен,
И нужные
заперты двери,
И вновь
выпадает «зеро»...
Мне долго
и трудно молчится,
Отчаянье
рвет, как волчица,
Мое
роковое нутро.
***
Тринадцатое.
Пятница. Сентябрь.
Идут
дожди, как шизики, по крыше...
Их
разговор на всю округу слышен,
Его
тотчас же переводит рябь
На лужный говор в зоне прифонарной,
И я хмурею, словно Казаков,
Когда он
устает от дураков
Или от
рукописи нудной и бездарной...
Никто
сейчас не друг мне и не брат,
Я жду,
когда закончится все это...
И поедаю
бедные конфеты.
А день ни
в чем, ни в чем не виноват.
***
По колено
в сахарном снегу,
ветви –
нараспашку, на бегу
белые
березоньки застыли
на
уснувшем, до поры, лугу!..
Ах, как
эта зимушка бела!
Ах, как
неоглядна и смела!
Но
бунтует то, что лета просит
в ледяном
спокойствии ствола...
***
Засмолю
янтарною смолою,
на замки
пудовые запру
все, что
было пережито мною,
но чего с
собой не заберу.
Все мои
сердечные остуды
подороже будут янтаря!..
Если мне
и было в жизни худо, -
то самой
себе благодаря.
***
Какая
осень затяжная –
как
неудавшийся прыжок.
Но я-то
знаю, я-то знаю:
всему
свой срок!
А я
запуталась навечно
в
тончайших стропах паутин
и тщетно
дергаю колечко –
исход
один...
И, воздух
каменный глотая,
цежу
сквозь зубы, как пою:
«Какая
осень затяжная
в моем
обветренном краю!»
***
Елене Безруковой
Напитаюсь,
как снеги, студеной водой.
Вешним
звуком и цветом, и вешним значеньем.
Этот
вечер украшен луной золотой,
как
надежды мои – поднебесным свеченьем.
Жаль, от
глаз и до глаз - не достанет небес!
От звезды
до земли – высота роковая...
В нежном
марте снега, как душа, на разрез...
И вода,
как беда, - непременно живая.
***
Татьяне Баймундузовой
Дай руку
мне. Как пальцы холодны!
Но как обречено растаять тело!
Ах, этого
ли посреди зимы
твоя
весна заблудшая хотела?
Подходит
время таянья снегов,
пора
костров и солнцеповорота...
Но если
нет у счастья берегов, -
так,
значит, их придумывает кто-то.
Ты
потерпи, Снегурочка моя, -
стихи,
как крылья, пронесут над бездной.
Над
жадной пропастью небытия,
над этой
болью злой и бесполезной.
***
Это
осень, осень, осень,
это все
ее проказы, -
взять вот
так – и в зиму бросить...
И не
пожалеть ни разу.
Не
понять, что не хватает
солнца на
моем подворье...
Не сказать,
что в небе тает –
то ли -
время, то ли – горе?..
***
Это
смутное чувство, что все не впервой...
Эта
странная оторопь – все уже было!
То же
небо цвело над моей головой,
ту же
землю я так же когда-то любила...
Но
зачем-то опять повторяется быль,
и зачем-то
опять эти нервные токи...
Если я –
это ноль, если жизнь – просто пыль, -
то
задумано все это кем-то жестоким...
Так зачем
же опять я молю невпопад,
чтоб мои
узнавания длились и длились,
чтобы
день уходящий был новому рад,
чтоб
незнанья мои были строго навырост.
***
Не
исцеляй меня любовью:
Меня
ничем не исцелить.
Наполни
лучше душу новью,
Чтоб мне о новом говорить!
Не
исчисляй меня годами –
Не в них
значение и суть...
Я, словно
рубаи Хайяма, -
Еще не
истина, но – Путь!
В ПОЕЗДЕ
Читать
стихи, листать полей страницы,
за окнами
шуршащие едва...
И комом
слез восторженных давиться,
не находя
достойные слова.
И под
колесное сопровожденье
освобождаться
от убогих чувств...
И сердцем
ощущать преодоленье
и
расстояний, и времен, и уз.
***
Придумаю,
придумаю – как прежде –
веселую,
беспечную страну.
И, чуть
помешкав, руку протяну
доверчивой,
заждавшейся надежде...
Пойдем
вдвоем. Хотя бы на часок.
Как
раньше, бесшабашно поплутаем
с
улыбчивыми рыжими котами –
по
солнечной тропе наискосок.
***
Этот
месяц – словно нарисованный –
я таких не видела давно!
Вот иду
упруго и раскованно,
в жилах
бродит терпкое вино.
Я сама
сегодня словно вышита –
жалко,
что не гладью, а крестом...
Сколько
звезд на небо нынче вышло-то!
Ни одной,
наверно, на потом.
Мне
сегодня не о чем печалиться.
Все
вокруг ликует и поет...
Это все
теперь во мне останется,
даже если
утром хмель пройдет.
В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ
Прошедший
день скатился по стеклу
и в
сумерках нечаянно растаял.
И
разлилась, как масло, по столу –
от месяца
заплатка золотая.
И зашуршала
тихо ель во мглу
о том,
что одиноко ей и жарко...
А я
сидела Золушкой в углу
и все
ждала чудесного подарка.
***
С.В. Горловой
Вздохну –
и немного отпустит...
И камень
с души упадет.
И
нежности вечные гусли
вздохнут
о былом у ворот.
И зримыми
станут картины
до боли
родной старины.
И стайкой
года-пилигримы
вернутся
из дальней страны.
И станут
кружить белокрыло,
и будут
гортанно трубить
о том,
что я напрочь забыла
все то,
что преступно забыть...
***
Нет ни
тучки в небе чистом,
в чистом
поле – ни столбца...
Только
травушка росиста,
только
песня голосиста
поднебесного
певца!
Я запомню
эти ноты,
эту даль
и эту высь,
чтобы
спеть и сделать что-то
поднебесного
полета –
значимого, словно жизнь!
***
Цветы
ладонями своими -
Такими
белыми, резными -
Покачивали
на столе...
Какое им,
казалось, дело,
Что я –
как в юности – робела
На много
видевшей земле?
Они
ладонями качали
И нас ни
в чем не уличали:
Они
желали нам любви!
Но ни
они, ни мы не знали,
Что мы
нашли, что потеряли
На зыбком
краешке земли!
***
Между
створками земли и неба
я –
моллюск.
Выпав из
небесного ковчега,
я молюсь.
Я прошу,
смирив сердечный морок,
не дыша,
чтобы -
как песчинка между створок -
душа...
|