1 Виктор Иванович Верещагин родился 15 октября (ст. ст.) 1871 года в селе Турны Валдайского уезда Новгородской губернии, в семье священника. Отец его увлекался сбором народных пословиц и поговорок, за что был удостоен медали Императорского Русского географического общества. Семья была достаточно просвещенной: две дочери и старший брат учительствовали, средний служил топографом; младший, Виктор, окончил духовное училище, затем духовную семинарию в Новгороде, но уже будучи без пяти минут священнослужителем, сдал экзамен на аттестат зрелости при одной из петербургских гимназий и в 1892 году поступил на отделение естественных наук физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Его не остановило то, что отец, обремененный большой семьей, помогать ему не мог. Средства для жизни и учебы студент Верещагин зарабатывал репетиторством. Лишь на четвертом курсе ему стали выплачивать небольшую стипендию. Что же побудило семинариста Верещагина сделать столь крутой поворот в жизни и начать все сначала? Ответ, полагаю простой: любовь к природе, особенно к растительному ее миру. С детских лет не было для него занятия интересней, чем бродить по окрестным полям и лесам, наблюдать, как по весне пробивается первая травка, распускаются почки на деревьях, как все это растет, цветет, плодоносит, а осенью, закончив жизненный цикл, пышно увядает, чтобы следующей весной чудесным образом возродиться. Еще в университете он был введен в кружок «маленьких ботаников», основателями которого являлись профессор Владимир Леонтьевич Комаров, будущий президент Академии наук СССР и основатель ответственной научной школы ботаник-географ Андрей Николаевич Бекетов, дед поэта Александра Блока. Уже на 4-м курсе Виктор Верещагин выступил на заседании местного отделения Русского географического общества с сообщением «Некоторые дополнения к флоре Новгородской губернии». В 1897 году Верезагин окончил университет с дипломом первой степени, но первые два года работал переводчиком с немецкого языка в книжном издательстве «Знание» и некоторое время в Главном управлении почт и телеграфа помощником столоначальника. В 1899 году, узнав, что Барнаульское окружное училище приглашает преподавателя естественной истории (теперь мы говорим: естествознания), он без раздумий оставляет столицу со всеми ее культурными и прочими благами и отправляется в «каторжную» Сибирь. Что же побудило Виктора Ивановича совершить новый крутой поворот в жизни? Любовь к природе. Еще в студенческие годы он основательно познакомился с трудами ученых-путешественников Палласа, Ледебура, Лаксмана, Брэма и других, в разное время побывавших на Алтае, а потому знал, что, во-первых, Барнаул – центр Алтайского горного округа, целое столетие занимающего первое место в России по выплавке серебра, второе – по меди и третье – по золоту, сибирской глушью не является, в нем есть любительский театр, библиотека, музей и общество высокообразованных горных инженеров. «Я был поражен, найдя Барнаул столь цивилизованным городом», - писал Карл Ледебур. Ему вторил Альфред Брем: «Здесь живут все наиболее образованные чиновники Западной Сибири, поэтому он (Барнаул – В. Г.) остается центром духовной жизни всего генерал-губернаторства. А во-вторых, и это, может, явилось самым главным для Верещагина, Алтай, по описаниям тех же путешественников, был настоящим раем для ботаника. Верещагин знал, куда ехал. В июле 1899 года он был уже в Барнауле. И остался здесь навсегда. Алтай стал его второй родиной…
2 К его приезду лучшие времена для Алтайского горного округа уже прошли. С годами истощались рудники, и сказывались техническая отсталость заводов, а с отменой крепостного права и, стало быть, заменой «обязательного» (подневольного) труда более дорогим – вольнонаемным – производство стало убыточным. К январю 1896 г. были закрыты все пять сереброплавильных заводов и оба железоделательных. Лишь Сузунский медеплавильный продержался до 1914 года. Округ перестал называться горным. Большинство горных инженеров, задававших тон в общественной и культурной жизни города, покинуло Барнаул. Все это отразилось и на судьбе окружного училища. Оно было – же при Верещагине – преобразовано в реальное. По сравнению с гимназией реальное училище давало бóльший объем знаний по математике, физике, ботанике; вместо древних языков изучались немецкий и французский. В училище было шесть классов и седьмой – дополнительный. Лицам, успешно закончившим шесть классов, выдавался аттестат, дающий право на поступление в коммерческие и технические учебные заведения; а окончившие семь классов могли поступать в высшие учебные заведения. Дети чиновников учились бесплатно. Освобождались от платы и дети наиболее бедных родителей, им даже помогали учебниками, одеждой, обувью. Судя по документам, В. И. Верещагин, кроме преподавания естественной истории, привлекался к приему экзаменов по немецкому и французскому языкам, иногда замещал учителей-иностранцев. В 1903 году он был даже направлен за границу на курсы по усовершенствованию во французском языке. Но на курсы почему-то опоздал и, воспользовавшись случаем, в течение июня-июля посетил Берлин, Париж, Вену, Женеву, Лозанну, интересуясь там главным образом музеями. В советские годы В. И. Верещагин указывал в анкетах, что немецкий и французский языки знает слабо, а по-английски лишь читает со словарем. Видимо, он просто скромничал. Кто бы его со слабым знанием языка принял переводчиком в столичное издательство «Знание»? Могла быть и другая причина такой записи в анкете. В те «окаянные» (по И. А. Бунину) годы лица, владевшие каким-либо иностранным языком, состояли на особом учете в органах НКВД и были вполне вероятными кандидатами на арест как иностранные шпионы. Признаваться в знании иностранного языка, тем более немецкого – языка нашего вероятного противника тогда было не безопасно. А Верещагину – особенно. Он и без того числился в органах как «социально-чуждый элемент». За время работы в реальном училище В. И. Верещагин неоднократно избирался секретарем педагогического совета; дослужился до чина статского советника (соответствует полковнику), был награжден орденами. Но настало время, когда чин и ордена, заслуженные честным и добросовестным трудом на ниве народного просвещения, обернулись для него компроматом. В. И. Верещагин стал последним директором реального училища перед его закрытием в 1920 году.
3 После свертывания горнозаводского производства большинство горных инженеров покинуло Барнаул. Но общественная и культурная жизнь в городе не замерла. Свеча, как говорится, не погасла. В Барнауле и на Алтае никогда не было недостатка в людях, готовых послужить городу и краю. Яркий пример тому – домашний учитель Василий Константинович Штильке, основавший в 1884 г. «Общество попечения о начальном образовании в Барнауле». За первые 18 лет деятельности Общества им были открыты, в основном, на добровольные пожертвования: две бесплатные начальные школы, в которых училась треть барнаульских школьников, в основном дети бедняков. Это были первые в городе смешанные, то есть общие, для девочек и мальчиков, школы. В них не только бесплатно учили, но и обеспечивали горячими завтраками, а особо нуждающихся – учебниками, одеждой, обувью; наиболее способным помогали продолжить образование; две воскресные бесплатные школы для взрослых, тоже очень нужные, ибо в городе половина мужчин и около 77 процентов женщин были неграмотными; две школьные и одна городская общественная библиотеки (ныне – краевая имени В. Я. Шишкова); первый в городе книжный магазин. Ранее учебники, тетради, карандаши и прочее приходилось заказывать в Томске и даже в Петербурге или самим туда ездить; любительский театр, пользовавшийся большой популярностью у горожан. Устраиваемые им спектакли при малой входной плате приучали к театру самые широкие слои барнаульцев, знакомили их с лучшими произведениями отечественной и зарубежной драматургии. Спектакли были в то же время и важнейшим источником доходов Общества. Народный дом с залом на 1000 мест, сделавший бы честь любому губернскому городу (ныне в нем краевая филармония). В Барнауле к концу XIX века проживало всего около 30 тысяч человек. Но в нем нашлось достаточно людей, горячо поддержавших доброе дело своими знаниями и опытом. Все они, включая В. К. Штильке, трудились на общественных началах, а купцы и другие состоятельные люди помогали рублем. И не только рублем. Барнаульские купцы заслуживают того, чтобы сказать о них доброе слово. Не было в городе ни одной школы, больницы, церкви, которые они обошли бы своими посильными добровольными пожертвованиями. Нагорной и Зайчанской школ Общества попечения о начальном образовании в Барнауле; всем миром, как говорится, строили Народный дом, проект которого петербургский архитектор Иван Павлович Ропет (прослышав о добрых делах барнаульцев) выполнил бесплатно. Вряд ли он был богачом, да и среди барнаульских купцов очень богатых, подобно нынешним олигархам, не было. Но они любили свой город, как любят родной дом и за великую честь считали что-то сделать для его благополучия и процветания. Много ли таких среди нынешних бизнесменов?.. Общество попечения о начальном образовании в Барнауле получило признание как одно из лучших в Сибири. И не только в Сибири. В 1900 году его деятельность была отмечена серебряной медалью на Всемирной выставке в Париже! Умели патриоты родного города при малых возможностях добиваться впечатляющих результатов!.. В. И. Верещагин вступил в Общество любителей исследования Алтая в марте 1900 года, то есть вскоре после приезда в Барнаул. Дело нашел себе вполне по душе – в отделе природы музея, где по существу заново создал ботанический отдел, все годы поддерживал его в образцовом состоянии и периодически пополнял. Музей стал его судьбой. В нем прошла вся его оставшаяся жизнь со всеми ее радостями и печалями. До 1923 года он трудился в нем на общественных началах, и лишь после ему стали начислять небольшую зарплату – от 14 до 25 рублей в месяц. Такой она была и у большинства сотрудников музея и вряд ли соответствовала прожиточному минимуму, впрочем, как и теперь. Многие не выдерживали полуголодного существования. Стоически держались лишь подлинные энтузиасты музейного дела. К ним в первую очередь относились Виктор Иванович Верещагин, Андрей Петрович Велижанин, Евгений Георгиевич Родд. Эти люди – слава и гордость Барнаульского (теперь Алтайского) краеведческого музея. А. П. Велижанин был врачом по образованию и должности, а по призванию – талантливым орнитологом; Е. Г. Родд – главный лесничий земельного управления проявил себя как прекрасный энтомолог.
4 Работая в реальном училище, В. И. Верезщагин каждый год, дождавшись летних каникул, отправлялся в ботанические экскурсии, чаще всего – в Горный Алтай, оказавшийся на самом деле раем для ботаника. Маршруты выбирал по самым малолюдным и труднодоступным местам. Он первый из путешественников прошел через грозные бомы среднего течения реки Чулышмана, оттуда вышел в долины Башкауса, Чульчи, Шавлы, в которых до В. Верещагина никто из путешественников не бывал… Такие экскурсии требовали немалого мужества и физических сил. Вот, как описывает сам Верещагин один из эпизодов этой поездки: «Тропа вдруг сходит на нет, а к Чулышману вплотную подошли горы и образовались в его бурные воды крутыми скалами. Из верхнего Сеп-бома необходимо сойти с седла, так как Сеп-бом можно пройти только пешком и притом босиком. Сначала приходится идти по доске, перекинутой с одного выступа скалы на другой над бурным потоком, а затем, за поворотом скалы, надо карабкаться, цепляясь руками за неровности скал, но беда в том, что они округлены и гладко отшлифованы и сорваться с них можно легко. Лошадей приходилось пускать вплавь, придерживая на канатах…» Сколько подобных преград довелось преодолеть отважному путешественнику, знал, наверно, только он сам. Начиная с 1905 года, В. И. Верещагин, отправляясь в экспедиции, почти каждый год брал с собой 12-15 учеников старших классов реального училища. Расходы оплачивали родители, за беднейших учеников – училище. Такие экспедиции Верещагин называл «образовательными экскурсиями». Их цели и задачи он определял так: «Ознакомить учащихся с природою и отчасти бытом местного населения, с приемами коллекционирования по ботанике, зоологии (главным образом – энтомологии) и петрографии, порядком пользования барометром и пращ-термометром». Первая экспедиция в Горный Алтай с учениками состоялась летом 1905 года. В. И. Верещагин рассказал о ней в статье «Алтай как район ученических экскурсий» (журнал «Естествозание и география», 1912 г.). Интересными, познавательными, непохожими одна на другую были все другие «образовательные экспедиции» В. И. Верещагина. Среди них особенно выделяется, на мой взгляд, экскурсионная поездка на Кавказ летом 1910 г. В ней участвовали 15 учеников старших классов. Поездка была рассчитана на 45 суток, фактически проездили 47. Путевые расходы определены были в 80 рублей с человека, из расчета 1 рубль 70 копеек в день. Шестеро беднейших учеников поехали за счет Родительского комитета, еще трое – за половинную плату. И на сей раз реалисты ехали не любоваться красотами природы Кавказа и Крыма, а учиться, потому и захватили с собой примерно такое же снаряжение, как и при поездке в Горный Алтай в 1909 г. Некоторые взяли с собой даже учебники по географии России. «Такая работа, - по словам В. И. Верещагина, - не только заставляет ученика внимательнее присматриваться к окружающему миру, ставит его ближе к природе, но и дает ему возможность делать целый ряд открытий (неизвестное растение, насекомое), которые доставляют высокое наслаждение юному натуралисту». В этом В. И. Верещагин видел главную пользу «образовательных экскурсий».
7 К сожалению, после восстановления советской власти В. И. Верещагин уже не смог провести ни одной «образовательной экскурсии», хотя и продолжал работать в школе. В любимый его сердцу Горный Алтай ездить стало опасно: он тоже был охвачен гражданской войной, а с 1920 года там заполыхали крестьянские мятежи. Ну, а главная пожалуй, причина – это небывалая разруха и всеобщее обнищание, порожденные двумя войнами. Не до экскурсий стало. Верещагину лишь одному – и в основном за свой счет удалось съездить в 1925, 1926 и 1927 годах для ботанических сборов в район Семипалатинска, Мало-Красноярска, Катон-Карагая. На этом его поездки закончились. Собранный им материал он всегда обрабатывал сам, делая его доступным для широкого пользования. Качество обработки высоко оценено специалистами. В его публикациях об итогах экспедиций наряду с ботаническими есть немало ценных геологических, этнографических, географических и других сведений, уточнены названия встреченных горных хребтов, речек, озер, переправ, селений, что послужило основанием для некоторых исправлений в географических картах. Значительная часть его сборов, кроме Алтайского краеведческого музея, находится в Гербарии имени П. Н. Крылова при Томском государственном университете, Гербарии Ботанического института Российской Академии наук (г. Санкт-Петербург) Омском сельскохозяйственном институте.
8 До революции в Барнауле, кроме реального училища, были учебные заведения: - мужская гимназия (с 1912 г.); - женская казенная гимназия (с 1900 г.); - женская гимназия М. Ф. Будкевич (с 1908 г.); - женская прогимназия Н. Н. Красулиной (с 1914 г.); - Народная гимназия Общества попечения о начальном образовании в Барнауле (с января 1917 г.); - торговая школа (с 1911 г.); - механико-техническое училище имени И. И. Ползунова (с 1916 г.); - духовное училище (с 1868 г.); - Нагорная (с 1885 г.) и Зайчанская (с 1912 г.) начальные школы Общества попечения о начальном образовании в Барнауле; - Учительская семинария (с сентября 1915 г.) для подготовки учителей начальных классов; - пять (?) Высших начальных училищ (ВНУ); - церковно-приходские школы. Учебные заведения имели разное предназначение и, следовательно, разные программы и сроки обучения, а также разный размер оплаты (там, где она была введена). Таким образом, и родители, и дети имели возможность выбирать, что им больше по наклонностям и достаткам. Но, вот, 15 февраля 1920 г., сразу после восстановления советской власти в Барнауле и на Алтае, губернский отдел народного образования (губоно) первым же своим постановлением закрыл все учебные заведения в Барнауле, за исключением учительской семинарии* и механико-технического училища имени И. И. Ползунова.* Вместо них была введена Единая трудовая школа (ЕТШ) первой (1 – 5 классы) и второй (6 – 8 классы) ступеней.
*Они тоже просуществовали недолго. Учительская семинария в 1920-м же году была преобразована в педагогические курсы, а механико-техническое училище – сначала в механический, а в 1924 г. – сельскохозяйственный техникум, и наименование его в честь И. И. Ползунова было утрачено.
Столь революционная реформа народного образования мотивировалась тем, что якобы в царской буржуазной школе учебный процесс был построен на зубрежке, в советской же основой обучения и воспитания станет труд. По-революционному поступили и с учителями. Тем же постановлением губоно они все до единого были уволены, однако им сразу предложили написать заявление о …приеме на работу и одновременно заполнить анкету, где высказать свое отношение к советской власти вообще и к Единой трудовой школе в частности. Революционный лозунг: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…» был осуществлен даже в изменении названия работников народного образования. Всю жизнь их называли учителями, преподавателями, педагогами, теперь же для них вполне официально было установлено другое: школьный работник или, по моде тех лет на сокращения: Шкраб. Похоже на кличку, не правда ли?.. Для тех шкрабов «старой школы», кто не мог самостоятельно осилить особенности педагогики в ЕТШ (как воспитывать трудом, а не зубрежкой) были организованы краткосрочные курсы, «самокурсы». Не избежал проверки на «профпригодность» и В. И. Верещагин. В 1920 г. (месяц и число не указаны) он вот что писал в губно: «Ввиду того, что с наступлением экскурсионного периода я предполагаю продолжить работу по сбору материалов для Алтайского музея по изучению флоры, а с приездом в Барнаул экспедиции по изучению вредителей сельского хозяйства в Алтайской губернии, предполагаю принять участие в работе этой экспедиции, прошу экспертную комиссию освободить меня от участия в самокурсах по подготовке преподавателей, а для определения моей квалификации как школьного работника принять две последние мои работы: а) «Материалы для ботанических экскурсий в окрестностях Барнаула» и б) «Алтай как район образовательных экскурсий». Последняя работа войдет в виде отдельной главы в мою книжку «Очерки Алтая», которая будет печататься Алтгосиздатом и заключает в себе довольно много материала, полезного для руководителей алтайских общеобразовательных экскурсий. Педагогический стаж – 21 год. Зав. учебной частью 4-й сов. школы (В. Верещагин)». Новая власть хоть и вынуждена была держать в школах учителей, доставшихся от «проклятого царского режима» (за исключением священнослужителей – преподавателей Закона Божия, те были сразу изгнаны); оставляя же остальных, новая власть не скрывала, что явление это временное, ибо полной веры им нет. Был сразу распущен Учительский профсоюз, вместо него создан новый – «Союз работников просвещения и социалистической культуры», но принимались в него (во всяком случае – поначалу) только члены РКП(б) и «сочувствующие». Так называли тогда кандидатов в члены РКП(б). Были сразу же приняты меры по подготовке «пролетарских» учительских кадров. В марте 1920 г. в Барнауле открылись шестимесячные «Курсы красных учителей». Задача им ставилась такая: «Приготовить из недр рабоче-крестьянской массы сознательных и активных красных учителей для новой трудовой школы, которые будут в то же время активными работниками социалистического строительства и сознательными борцами за мировой коммунизм». В том богатом реформами году возникло еще одно неожиданное препятствие на пути развития школьного образования в Барнауле. Когда губнаркобраз закрыл все учебные заведения в городе, а новые школьные коллективы скомплектовать не успел, опустевшие школьные здания заняли части 26-й Златоустовской стрелковой дивизии вошедшей в город 13 декабря 1919 г. А несколько раньше, 10 декабря, в Барнаул вступил 7-й полк «Красных орлов» партизанской армии Ефима Мамонтова. Тем и другим нужна была крыша над головой (все же декабрь на дворе), а в городе после страшного пожара, случившегося 2-го мая 1917 года, жилья и без того, ох, как не хватало!.. Выселить военных из школьных зданий оказалось делом непростым. Да и куда их выселять?.. В результате к осени 1920 г. была открыта лишь небольшая часть школ 1-й ступени, но и в те принимали в первую очередь детей членов профсоюзов, то есть работающих пролетариев. Наверно, излишне напоминать о бедственном положении с учебниками, тетрадями, отоплением, освещением школ и т. д. Писать дети учились (я не выдумываю!) палочкой на ящике с песком, гвоздем на гладко выструганной доске. Чернила делали из сажи, вместо бумаги использовали старые газеты и книги, если их удавалось достать. Не менее бедственным было и положение учителей («шкрабов»). Заработная плата их в то время состояла из трех частей: вещевой, продпайка и «дензнаков». Впрочем, «дензнаки», то есть деньги, тогда, в разгар небывалой инфляции, существенной роли не играли (ими впору было стены оклеивать). В таких тяжелейших условиях учителя, родители учащихся, руководство города старались делать все возможное для спасения школы. Родители нередко прибегали к самообложению (в основном мукой) на ремонт школы, ее отопление и освещение, а порой и на добавку к скудной учительской зарплате. Плата за обучение взималась также мукой – полтора пуда (24 килограмма) в год. От платы освобождались дети беднейших родителей, красноармейцев, инвалидов, но не более одной четверти от общего числа учеников. В декабре 1921 года горисполком выделил каждой школе по три десятины земли под огороды. Были разрешены частные школы разумеется, платные. В 1922 году в Барнауле действовало 12 таких школ, но училось в них всего 120 человек, так что существенной роли они не играли. Большим подспорьем служила периодически проводившаяся в городе «Неделя помощи школе». В одну из таких «недель», 1 – 7 февраля 1922 года, рабочие Главных железнодорожных мастерских например, постановили отчислить двухдневных денежный заработок и по одному фунту муки ежемесячно вплоть до 1-го сентября. Служащие горисполкома, губчека, кожевенного, овчинного и других заводов – ежемесячно однодневный заработок до конца года. В ту же неделю силами родителей-добровольцев был проведен не терпящий отлагательства ремонт школ, исправлены печи; союз транспортных рабочих подвез и распилил дрова, задача эта была далеко не простой: дрова школам выделялись… бревнами, которые находились на берегу Оби. За ту же неделю сумма пожертвований вместе с другими сборами (от спектаклей и пр.) составила 324.864.746 рублей. Так вот, всем миром, как говорится, одолевали беду… Все, что выпало на долю других учителей, не миновало и Виктора Ивановича Верещагина. Чтобы как-то прокормить семью, он вынужден был работать в нескольких учебных заведениях (учреждениях) одновременно. Вот где трудился он после закрытия реального училища: 01.1920 – 01.03.1922. Заведующий ботаническим отделом Алтайских губернских мастерских наглядных пособий. 01.01.1923. Заведующий отделом фитопатологии станции защиты растений. 01.02.1923 – 01.09.1923. Преподаватель естествознания и заведующий учебной частью 4-й советской (так!) школы. 15.07.1923 – 01.09.1924. Преподаватель естествознания в Барнаульском рабфаке* (до его закрытия). 01.07.1924 – 01.09.1927. Преподаватель естествознания в педагогическом техникуме.
*Барнаульский рабочий факультет (рабфак) – общеобразовательное учебное заведение для взрослых. Открыт 17 августа 1921 года. Готовил в вузы рабочих и крестьян. Осенью 1924 г. переведен в Омск. Ныне функции рабфаков выполняют подготовительные отделения вузов.
01.10.1924 – 04.02.1933 и с 04.06. по 16.07.1933 – преподаватель ботаники, зоологии, а с 1927 года – геологии с основами минералогии и кристаллографии в зоокормветтехникуме. (Позже переименован в техникум животноводства и молочного хозяйства, затем – в сельскохозяйственный.) 01.10.1932 – 02.1933 – преподаватель естествознания на высших педагогических курсах. 01.11.1899 – 02.1933 (до ареста) – научный сотрудник краеведческого музея. (До 1923 г. – на общественных началах). И везде он трудился с полной отдачей сил. По-другому не умел. Вот, какую характеристику дал ему 14 мая 1928 г. заведующий сельскохозяйственным техникумом Журавлев (инициалы не указаны), где В. И. Верещагин проработал около десяти лет: «…Несмотря на слабое здоровье,* проявил себя с самой лучшей стороны не только как аккуратный и безупречный педагог, но и как организатор-методист в деле постановки нормальной педагогической работы техникума.
*В 1928 г. из-за сердечной астмы (миокардита) В. И. Верещагин был признан инвалидом третьей группы. В заключении медкомиссии говорится: «Способен к легкому случайному (?) труду».
Являясь по натуре исследователем, тов. Верещагин со свойственным ему жаром и увлекательностью внес творческий дух исследователя в повседневный обиход педагогического процесса техникума и широко способствовал выявлению у слушателей критического мышления с их творческо-индивидуальным оформлением. Признавая неотъемлемые труды тов. Верещагина на поприще научно-исследовательской работы и большую занятость в области общественно-педагогической деятельности, коллектив преподавателей техникума горячо поддерживает ходатайство т. Верещагина и осмеливается выразить надежду, что герою культурного фронта, отдавшего всю свою жизнь на борьбу с темнотой и неграмотностью в одном из отдаленных провинциальных уголков нашего обширного Союза, в тяжелые дни старческой жизни будут оказаны должное внимание и помощь». Речь идет о назначении 57-летнему В. И. Верещагину персональной пенсии в связи с инвалидностью. Это ходатайство поддержало правление Томского государственного университета, основываясь на отзыве, данном В. И. Верещагину профессором П. Н. Крыловым, выдающимся ботаником, организатором и бессменным руководителем Ботанического сада и Ботанического музея при университете. Вот этот отзыв: «Состоя на службе в Барнауле с 1899 года в качестве учителя и отчасти инспектора в бывшем реальном училище, имея возможность летом делать экскурсии на Алтай и в прилежащие к нему места, где и собирал ботанические и другие естественно-научные материалы. Все это время (около 30 лет) он был постоянным и ревностным корреспондентом Гербария Томского университета, доставляя ему дубликаты собранных им растений и оказывая тем большую помощь автору «Флоры Алтая Томской губернии»*, а затем и «Флоры Западной Сибири»*, в составлении этих этих признанных, имеющих важное значение книг.
*Автор обоих трудов – П. Н. Крылов.
В. И. Верещагин за указанный период сделал на Алтае и прилежащих к нему местах (преимущественно на свои средства) 17 экспедиций продолжительностью в среднем около двух с половиной месяцев каждая, изъездив в общей сложности по меньшей мере 20000 верст пути, преимущественно по горным верховым тропам. Им было собрано на Алтае около 2000 видов растений (включая, кроме высших, некоторые споровые растения); из этого числа – свыше 50 видов новых для Алтая, ранее его там не находимых и 5 видов совсем не известных ранее – новых для науки. Кроме ботанического, им был собран также обширный зоологический материал (преимущественно по энтомологии). К заслугам В. И. Верещагина следует отнести также создание им ботанического отдела в Барнаульском музее, где он работал в течение 28 лет, равно как и в Алтайском отделе РГО, которого он состоит почетным членом. В честь его названы именем 5 видов из представителей растительного и животного царства. Из его учеников – воспитанников бывшего Барнаульского реального училища, принимавших участие в его научных экспедициях и работах, один (Н. Плотников) состоит в настоящее время ассистентом при кафедре ботаники Сибирской сельскохозяйственной академии в Омске и производит уже самостоятельные ботанические исследования; другой – так же в Сибирской сельскохозяйственной академии специализируется по геологии; третий работает ассистентом при кафедре зоологии во Владивостокском университете. В. И. Верещагин напечатал в разное время девять работ, касающихся Алтая. Простудившись прошлым летом во время своих ботанических работ в белках Нарынского хребта, он серьезно заболел астмой и этой зимой не мог посещать службу в школе 2-й ступени, почему и нуждается в пенсии. 12 марта 1928 года П. Н. Крылов. Увы, эти ходатайства не помогли. Персональную пенсию местного значения в размере 300 рублей в месяц была назначена ему лишь 21 октября 1942 года решением Алтайского крайисполкома.
12 Но это было еще не самое страшное. В 30-е годы вслед за чистками и увольнениями начались массовые беспричинные аресты «бывших людей». Жертвой политических репрессий стал и Виктор Иванович Верещагин. К категории «бывших людей» он подходил сразу по нескольким признакам: сын попа, бывший кадет, при царе имел довольно крупный чин статного советника и три ордена, при Колчаке избирался гласным в Городскую думу. Неважно, что отец его умер еще в 1905 году и был вовсе не мироед, а добрый совестливый сельский батюшка из небогатого прихода, прекрасный отец и семьянин. Чин статского советника и ордена В. И. Верещагин получил за выслугу лет и беспорочную, как тогда говорили, службу на педагогическом поприще. При всех режимах он занимался одним и тем же благородным делом: учил детей ботанике, а точнее – любви к природе, ко Отечеству. В партию кадетов он вступил, можно сказать, за компанию с другими. «Все вступают, и я вступил», - признавался он позже сотруднику музея Н. А. Камбалову. В партии просто числился, никакой работы не вел. А после 1917 года эта партии прекратила свое существование. Что касается Городской думы, то в 1918 г. В. И. Верещагин действительно баллотировался в нее, но по числу голосов стал лишь кандидатом в гласные. А когда через некоторое время ему предложили заменить одного из выбывших, он наотрез отказался, и на этом его политическая карьера закончилась. Чем же провинился перед советской властью старый ботаник, один из лучших в городе преподавателей? Повод нашелся. Органам ОГПУ стало известно, что в доме садовода-селекционера Давыдовича Николая Ивановича нередко собираются: бывший мировой судья Васильев Афанасий Афанасьевич, бывший кадет, заведующий городской больницей Велижанин Андрей Петрович, бывший меньшевик, преподаватель географии, русского языка и литературы Казанский Порфирий Алексеевич, бывший колчаковский офицер, преподаватель сельскохозяйственного техникума Сабардин Сергей Кондратьевич. Все они были уже в преклонном возрасте, знакомы не один десяток лет, а Давыдович с Сабардиным и Васильевым даже состояли в родстве. Бывал на таких «сборищах» и В. И. Верещагин. В своем кругу старики отводили душу в откровенных разговорах. Позже, на допросе, А. А. Васильев показал, что они «на основе глубокого анализа правительственной политики» пришли к таким выводам: - Демократия в стране подавлена бюрократическим аппаратом. - Свободы слова, свободы печати нет. Всякая мысль, хотя бы она была направлена на пользу страны, если она не совпадает с идеями коммунизма, рассматривается, как контрреволюционная. - Выборы органов управления происходят под партийным нажимом. Люди, способные к управлению, но беспартийные, оттираются. Мы теперь хорошо знаем, что Васильев говорил истинную правду. Но мы знаем и то, что полагалось тогда за такую правду. А «бывшим» - тем более. На их счастье, ежовско-бериевские времена еще не наступили, и отделались они довольно легко. «За антисоветские разговоры» Васильев, Давидович и Сабардин были сосланы на три года каждый из Западной Сибири в Восточную, Велижанин приговорен к пяти годам лагерей (условно), а Казанского и Верещагина вообще освободили после соответственного внушения. 5 февраля 1933 года дошла очередь и до В. И. Верещагина. Вместе с ним были арестованы два внештатных сотрудника Барнаульского краеведческого музея: Вторых Николай Михайлович и Грейлих Василий Васильевич. В тот же день все трое были этапированы в Новосибирск, в ОГПУ. А уже 9-го февраля датированы «чистосердечные» признания В. И. Верещагина, причем он собственноручно их написал, его красивый каллиграфический почерк ни с чьим другим не перепутаешь. Написал-то сам, но очень похоже, что под диктовку чекиста-следователя, человека, по всей вероятности, малограмотного, но набившего руку на фабрикации подобных дел. Ряд речевых оборотов в «признаниях» В. И. Верещагину совсем не свойственны. Судите сами, читатель. «Встав на путь чистосердечного признания и раскаиваясь перед советской властью, считаю необходимым по существу предъявленного мне обвинения показать следующее: Лебедев Валентин Петрович, сын попа; Вторых Николай Петрович, сын судебного пристава; Няшин Григорий Дмитриевич, сын атамана казачьей станицы; Казанский Парфирий Алексеевич, сын попа. (На самом деле – чиновника тюремного ведомства – В. Г.); И я, Верещагин Виктор Иванович, сын служителя религиозного культа. <…> Признаю свою вину перед советской властью в том, что я состоял членом указанной контрреволюционной группы, сложившейся вокруг Барнаульского музея и проводившей определенную контрреволюционную работу. Более подробные показания дам дополнительно. Записано мной собственноручно». Вот и все следствие! Хоть бы один факт, одна улика!.. И тем не менее, «более подробных показаний», то есть второго допроса, не последовало. Надо полагать, чекисту С. И. Погодаеву оказалось вполне достаточно того, что написал под его диктовку старый учитель. Как он этого добился: уговорил, угрозами, а может, даже «физическим воздействием» принудил, мы можем только гадать. Сам же Виктор Иванович, насколько известно, никогда и никому об этом не рассказывал. Верещагину же, можно сказать, повезло. Не исключено, что кто-то замолвил за него словечко. Ведь к тому времени он был уже хорошо известен в научных кругах Сибири, и не только Сибири. Так это или не так, но он был направлен отбывать ссылку в заповедник «Столбы» Красноярского края, где все пять лет занимался научно-исследовательской деятельностью наравне с другими сотрудниками. Эти пять лет для него, как для исследователя природы, не были потеряны. Вернувшись в Барнаул, В. И. Верещагин еще около года потратил на обработку собранного в госзаповеднике «Столбы» материала. В 1940 году в Москве вышла его книга «Инвентарь флоры Государственного заповедника «Столбы». Работать над нею В. И. Верещагину пришлось в полуподпольных условиях. Его долго не прописывали в Барнауле, не принимали на работу и даже грозили снова посадить. Он вынужден был скрываться то у сына в селе Павловском, то у немногих друзей, уцелевших после массовых арестов, подвергая их немалому риску. Несколько лет жил он на грошовую зарплату сотрудника-консультанта краеведческого музея, а точней сказать – на иждивении у жены-учительницы, а зарплата учителей что тогда, что теперь всем известна. Лишь в 1944 году, в разгар Великой Отечественной войны, ему дозволили, наконец, преподавать ботанику в сельхозтехникуме, а позже – сельскохозяйственном институте, созданном на базе эвакуированного из Ленинградской области Пушкинского сельхозинститута (ныне Алтайский государственный аграрный университет). С 15 июня 1944 года В. И. Верещагин стал ассистентом кафедры ботаники, с 15 октября 1945 года – и. о. заведующего этой кафедрой, а с 1 июня 1946 года – доцентом. В 1947 году, по ходатайству руководства института, поддержанному рядом сибирских ученых, Виктору Ивановичу Верещагину за выдающиеся заслуги в изучении сибирской флоры была присуждена – без защиты диссертации – ученая степень кандидата биологических наук. Вот лишь когда пришло признание – в 76 лет! Начиная с 1907 года, сорок его работ были опубликованы в различных сибирских сборниках и журналах. 15 работ опубликованы до сих пор. Его именем названо семь видов растений и два вида насекомых. Имя выдающегося ботаника и краеведа носит одна из улиц Барнаула. Виктор Иванович Верещагин скончался 10 октября 1956 года от образования тромба в сердечном сосуде. Похоронен на Булыгинском кладбище. Начиная с 1907 года он регулярно публиковал в сибирских журналах, сборниках и отдельными изданиями результаты своих научных исследований, привлекая внимание к прекрасной природе Алтая. Он автор более 40 научных работ, из которых 12 не опубликованы до сих пор. Деятельность В. И. Верещагина отмечена: в Большой советской энциклопедии (1951), Биографо-библиографическом словаре «Русские ботаники» (1947), Сибирской советской энциклопедии (1929), «Летописи Барнаула» (1996), энциклопедии Алтайского края (1997) и другой справочной и специальной литературе. 24 ноября 2005 года в краевой библиотеке имени В. Я. Шишкова состоялась конференция под названием «В. И. Верещагин и образовательные экскурсии. (К 100-летию детского туризма на Алтае)». Многолетняя подвижническая деятельность Виктора Ивановича Верещагина – выдающегося исследователя природы Алтая, прекрасного педагога, зачинателя детского туризма на Алтае оставили прочный след в истории нашего края, заслужили всеобщее признание и благодарность потомков.
|