Она
всегда казалась мне немного странной, диковатой, непохожей на всех остальных. В
ней как будто бы сочетается несочетаемое - как ее белые локоны с монгольскими
глазами, так и жизнеутверждение и разруха в ее стихах. Есть
такие люди, которые приходят в этот мир уже как будто что-то зная о нем, о его
правде и трагизме, несмотря на их видимую молодость и легкость. Есть у
нее такие строки: Это
все - не в начале жизни. Это
все - двадцать лет спустя. Она как
бы отстаивает право на собственный голос, при этом - говорит резко, упрямо,
противоречиво. Она - бесспорно, сильная и вольная натура, и я охотно приемлю
такие ее строки, как, например, эти: В
небо белое голос вылью. Небо
выдержит, если сможет. У нее
есть острое и притягательное сочетание какой-то глубокой мудрости,
вековечности, устремленности в туманные дали, с одной стороны, - и
современности, молодежности, ироничности, с другой. Это есть и в ней самой: ее
журналистские метания, легкость на подъем, спортивная одежда и молодежные
тусовки - и разговоры «о главном», задумчивость и ее голос «с надломом», когда
она поет. Это все есть и в ее стихах. Шаг
по осени вдоль проспекта, От
Октябрьской до других... Свежим
пивом, холодным ветром Топит
молодость молодых. и другое
- Зачем
ты говорил, что Бога нет, Когда
такое небо под ногами? И все это
дает ее образу и противоречивую остроту, и пространство. Я знаю ее
стихи с ее восемнадцатилетия. Уже тогда по ее кричаще-откровенной манере было
ясно, что стихи для нее - не просто способ самовыражения, не волна мимолетной
сентиментальности, а сердцевина жизни, способ мироощущения, главное, для чего
она пришла сюда, в этот мир. И начинала-то она - не о любовных переживаниях, не
о минутной печали, а так: Хочу
сама - без знаков и намеков, Без
спроса незапамятных корней Писать
стихи о жизненных уроках, Писать
стихи о старости детей... Я знаю,
что для Тани стихи - это всерьез. Что она живет и дышит этим, а не
притворяется. Она никогда не говорит об этом прямо, но из ее строк так и рвется
ощущение себя поэтом. Это - не дерзость, а дерзновение, в котором есть что-то
от понимания своей внутренней сути, своей потребы, своей жажды жизни и стиха. И
деваться ей от этого, как от себя самой, некуда. - ...И
я не пишу стихов, А
только они меня. Для нее
играть по правилам, быть как все - губительно. Но во всех ее неожиданных
проявлениях, странных выходках и поворотах стиха есть своя особенная логика,
своя глубинная правда. Счастье
для таких людей не может быт сытым и обыденным, их смысл - в горении, в порыве.
И мне хочется верить, что голос ее не стихнет, что она никогда не успокоится,
что стих ее будет нервным, горячим и острым, как сама жизнь. |