Источник:
// Алтай.- 1975.- № 3.- С. 72-76.
Беленький Е.
"Всему живому брат и друг…": фрагменты статьи
Home

Вот Вяткин у вас поэт! Читаешь его
стихи, и так хорошо на душе. Очень
родные стихи.
М. Горький

Его жизнь трагически оборвалась в 1941 году и, казалось, в Лету канула память о нем и его творчестве. Лишь в конце 50-х годов вышла тоненькая книжечка "Стихи", напомнившая: на земле сибирской много и долго творил поэт яркого дарования и высокой культуры - Георгий Андреевич Вяткин.

Ему и при жизни не очень везло на внимание критики. Были крохотные рецензии в газетах, лестные упоминания в обзорах, добрые слова в письмах... Но не удосужились собратья по перу сколько-нибудь обстоятельно собрать сделанное им, рассмотреть направление его жизненного и литературного пути.

А работал он необычайно много, может быть, во всей Сибири не было литератора столь деятельного и уж, во всяком случае, столь разностороннего, как Вяткин.

Когда-то Илья Эренбург сказал о себе: "Я плодовит, как крольчиха". Слова эти мог бы с полным правом повторить Г. Вяткин. "За 36 лет литературного труда,- признавался он,- написано так много стихов, рассказов, очерков, статей, рецензий и заметок, что если бы собрать "Полное собрание сочинений", то, вероятно, составилось бы десятка два объемных томов" . Правда, тут же он отмечал неравноценность написанного и заметил, что "60 процентов произведений стоят вне подлинно Художественной литературы". Но если даже согласиться с такой преувеличенно суровой самооценкой значительной части опубликованного, оставшегося все же с лихвой достаточно, чтобы он по праву занял заметное место в литературе Сибири.

Он автор пятнадцати книг, из коих особенно следует выделить сборники "Стихотворения" (1907), "Грезы севера" (1909), "Под северным солнцем" (1912), "Опечаленная радость" (1917), "Алтай" (1917), "Чаша любви" (1923). И книги прозы - "Вчера" (1933), "Алтайские сказки" (1926) и опубликованный в "Сибирских огнях" роман "Открытыми глазами" (1936). Но книги не вобрали многое из того, что было написано им и опубликовано в периодике, десятки его рассказов и множество стихов, в том числе высоко оцененную М. Горьким поэму "Сказ о Ермаковом походе". Он печатался во всех сколько-нибудь прогрессивных сибирских изданиях и в журналах столицы: "Русское богатство", "Вестник Европы", "Журнал для всех", "Нива", "Современник", "Летопись" и многих других.

Его имя еще до Октября приобрело определенный вес. Его участием гордились сибирские издания. Редактор газеты "Омское слово" называет молодого "беллетриста Вяткина" рядом с именем почтенного Г. Н. Потанина в числе наиболее авторитетных своих сотрудников . Безымянный рецензент столичного журнала "Сибирские вопросы", весьма уничижительно отзываясь о сибирской поэзии, все же делает одну оговорку: "Приятным исключением... как был, так и остается один, кажется, Г. Вяткин" .

И современные мемуаристы свидетельствуют о большой популярности поэзии Вяткина. ‹…›

‹…›Видное место в пейзажной поэзии Г. Вяткина занимает природа Алтая. Его перу принадлежит сборник стихов "Алтай". Во вступительной статье А. Высоцкого к сборнику Г. Вяткина "Стихи" "Алтай" ошибочно датируется двадцатыми годами: "Стихи Г. Вяткина двадцатых годов преимущественно лирические... Поездка на Алтай породила цикл стихов, в которых преобладает обращение к природе, к ее красотам и величию". В действительности стихи об Алтае писались летом 1915 г. Впервые подборка "Из цикла "Алтай" публиковалась в журнале "Сибирские записки" и вышла отдельным изданием в Омске, в 1917 г., в только что организованном А. Новоселовым издательстве "Сибирское солнце". В 1925 году Вяткин заключил оставшийся нераспространенным тираж в новую красочную обложку, выполненную преподавателем Омского художественно-промышленного училища Клодтом.

Недолго пробыл на алтайской земле Г. Вяткин, но доброй памятью останется его "Алтай". Живущим на "золотой горе" он по-своему открывает ее "царственную ширь", не бывавших здесь будет манить к нетающим ее белкам и бурным рекам. Поэту удалось сочетать пластичность словесной живописи с лиризмом влюбленного в край человека, топографическую точность со свободой нескованного чувства. Иногда он видит весь край как бы с вершин его самых высоких белков:

Осыпаются листья,
уходит мечта за мечтой...
В эти грустные дни,
в сентябре,
Весь Алтай - золотой,
золотой,
А вершины его
в голубом серебре.

А иногда выбирает какую-нибудь особенно впечатляющую точку на карте и дает ее крупным планом. Так вырисовывается перед читателем величавая Бобырган - "гора, одиноко стоящая в преддверии Алтая со стороны Бийской долины", как поясняет в сноске автор. И здесь строгая и в то же время поэтичная топография

Как привратник, стоит
с незапамятных пор
Бобырган у подножия гор.
Одинок и угрюм, величав
и могуч,
Он вознесся вершиной до туч.
Перед ним - неоглядная
ровная степь,
А за ним только горная цепь.
Только горы одни -
и вблизи и вдали -
Как застывшие вздохи земли

Но поэт не ограничился впечатляющим рисунком горы, завершенным удивительно инструментированной последней строкой. Он сумел как бы перевоплотиться в коренного алтайца и его чувствами измерить величие и значение горы. Бобырган - страж народных интересов, приветствующий друзей и охраняющий от недругов:

Он нахмурил чело,
зорко смотрит вокруг:
- Кто ты, странник?
Наш недруг иль друг?
Если друг - будет путь твой
и светел и тих
В беспредельных скитаньях
твоих.
Если недруг - от гроз
и дыхания бурь
Над тобой почернеет лазурь. -
Дик и чуден Алтай.
Справедлив и суров
Бобырган, повелитель
ветров.

Гора как бы воплотила в себе народную мудрость, нравственность, гостеприимство и настороженность алтайцев. А вот стихотворение "Катунь". Сейчас уже немало стихов сложено об этой реке - чуде горного края. Нам известно, в частности, одноименное стихотворение Аржана Адарова, переведенное Ильей Фоняковым. Но, думается, четырнадцатистишье Вяткина остается непревзойденным поэтическим словом о Катуни. Чтобы не быть голословным, приведем его полностью:

Царица рек, в немеркнущей
короне,
Рожденная неведомо когда
В снегах вершин,
в их непорочном лоне,
Светла Катунь,
быстра ее вода.

Меж диких скал
в несокрушимой броне,
Под шум лесов,
немолкнущий года,
Летят ее бесчисленные
кони
И отдыха не знают
никогда.

Вспененные, с мятущеюся
гривой,
То тяжело,
то ласково-игриво,
Сбежав к степям,
шумят у берегов.

А там, вверху,- там новые
родятся
Вздымаются и прыгают и мчатся
В алмазах брызг и в пене
жемчугов.

Поэт выбрал строгую, дисциплинирующую строфику сонета. Соблюдается вся скрупулезная регламентация классической формы: не только деление на два четверостишия и два трехстишия, но и канонический пятистопный ямб, но и усложненное чередование созвучий: оба четверостишия переплетены одинаковыми рифмами, перекликаются окончания заключительных строк трехстиший. И в этом, казалось бы, до предела сжатом русле легко и привольно несет свою "быструю воду" непокорная Катунь. Найдено удивительно точное и емкое сравнение, передающее динамику и ритм ее движения: она подобна коням, сбегающим с горных вершин в степные долины и вновь возникающим на ее гребне, "вспененные, с мятущеюся гривой".

Он полюбил не только алтайскую землю, но и ее народ, выразил ему свою нежную симпатию. Неназойливо, мягко сказано об этом в стихотворении "В июле":

Ни ветерка в лощине
раскаленной.
Слепящий зной, спокойствие и
лень.
Вхожу под своды юрты
закопченной,
Приветствую хозяина:
- Езень!

И вместе со стариком-хозяином он пьет дружелюбно поданный "напиток дня: душистый и манящий, чуть опьяняющий кумыс". Его другом становится проводник - "певец былин - кайчи", поющий "про чудеса былые", оживляя давно минувшие времена:

Он будет петь и плакать
и качаться,
Склоняясь ниц седою головой,
И станет нам еще живым
казаться,
Что умерло и поросло
травой.