| * * * День осенний - глаза совы... Эхо взвалено мне на спину... В ясный полдень среди листвы нелегко отыскать калину. Вечер выкрашен в тон веселью... Ночью будет пожар глазниц... С криком кружатся карусели непростившихся с нами птиц. Отлетающим - нимб опальный... Жезл державный - для сторожей... Над речной тишиной зеркальной не ожить чертежам стрижей.   БЕЗБИЛЕТНАЯ ЛУНА Луна формат окна покинет не спеша... В тот час, когда я сплю, что делает душа? Лишь ангелы мои, которых я не знал, останутся со мной, ведь я для них - вокзал.   И сны, как поезда, прибудут вне пути, вне времени и мне останется - войти. Вот мой вагон. Купе. Формат окна в ночи... Над столиком - в окне - лимон луны горчит.   СОСТОЯНИЯ ПРОСТРАНСТВА Ветер сшивает просторы Земли... Где-то по морю идут корабли, где-то в горах пламенеют цветы, стынут орлы в плоскостях высоты, рожь колосится меж весями звонко, косы плетет на крылечке девчонка, сохнет белье в городах на балконах, взрыв - и солдат задыхается в
  стонах, гости к кому-то под вечер пришли... Ветер сшивает просторы Земли...   В НОЧНОМ За селом на лугу, как на площади, грациозно пасутся три лошади. Маршал тихо сидит у костра до утра.   Там, где лес зеленеет полоскою, притаилось засадное войско - то туман поджидает ветра до утра.   А трава, как невеста на выданье, скрылась в темень - не слышно, не
  видано... Не отыщешь цветов у ковра до утра.   На реке, упиваемой
  далями, отражается месяц медалями. К горизонту сбегает пора до утра.   Хорошо, что вода в реке пресная, ее пьют даже звезды небесные - их рождают сушняк и кора до утра.   Маршал тянется алой ладошкою угостить жеребенка картошкою - он сидел, тот стоял у костра до утра.   * * * Александру Паку Внезапный ветер наизнанку сад вдруг в полдень вывернул, и осень наступила.   * * * Забока приготовилась к апрелю: на вербах догорают парики пахучего закрученного хмеля, листву несет течение реки, крутой обрыв осыпался за лето, тропинку обрезая, как на взлет... И выбирает лужи для портретов листвы спасенной первый тонкий лед.   * * * Лес по холмам - словно войско спешно сбегает к реке... Лодка, что свечка из воска, держит луну на крючке.   Эти ночные дозоры - дремлющей родины рать. Звездные неба узоры можно в реке собирать.   Мягкий костер возле ивы множит вдоль берега блеск. Тихие звуки пугливы - шорох, шуршание, треск...   Хочется полночи вечной. Жаль, что обманчива блажь. Даль не туманна, а млечна. Алый восход - не мираж.   Перебираючи краски, пишет картину восток... Ночью рождаются сказки и завершаются в срок.   * * * Сплошь под облаками - без границ - в тающем порядке стаи птиц. А с холмов посмотришь -                                          и село поднимает осень на крыло. Эхо, если крикнуть у реки, берега хватает за грудки. Лишь в лесу желтеющем                                         без слов паучки рыбачат меж стволов. На ветру остыла красота - выказала осень все цвета. Скоро на постель                             во всю Сибирь сядет полыхающий снегирь. До весны морозы и снега, а потом уж лето и стога... Вновь под облаками -                                    без границ - в тающем порядке стаи птиц... | СВЕТ ЛЮБВИ Ночью небо, самовозгораясь, тлеет что оставленный костер. Месяц, одиноко озираясь, не рога, а руки к нам простер. Весь размах виниловой пластинки онемел над осью бытия, потому дороги и тропинки не видны -
  скрутились, что змея. Как не знать приливов и отливов, что толкают бездну и пески, если сердце планетарной сливой гонит кровь в запястья и виски?! И летит полярною совою чувство на окаменевший лик, чтобы там - за снегом и листвою - молодость почувствовал старик. Потому востока розовеет лепесток и к западу летит, что любовь преграды не имеет и что жизнь никто не запретит.   * * * Все большей жертвы требуют года, хотя уже у сил пора исхода - так льдинами тиранится вода, когда она во власти ледохода...   Воспоминанья - как вода в песок. Но каждый день был чем-то очень
  важен. ...Спокойно! Надо плыть наискосок. Ориентир - знакомые пейзажи.   В минуты напряженья говорю себе о том, что надо быть отважным, что я не просто реку покорю, а вынесет меня теченье дважды.   Все это станет опытом моим. Я берега соединил собою. Жизнь - как заплыв, что был
  необходим для испытания души судьбою.   ПРИЗНАНИЕ Выпало родиться на Земле, печь картошку в тающей золе, быть порой с друзьями во хмелю... Боже мой, как я тебя люблю! Листопады, снегопады мчат... Каблучками часики стучат. Жизни быть иною не велю... Боже мой, как я тебя люблю! За зимою, знаем, хлынет март - будет дан весне желанный старт. Я уже поверил февралю... Боже мой, как я тебя люблю! Детскими глазами окрылен, в женщину земную я влюблен. Я ее небесно восхвалю... Боже мой, как я тебя люблю! ...У картошки теплой нежный вкус. У костра сижу. Не дую в ус. Захочу - дровишек наколю... Боже мой, как я тебя люблю!..   * * * Луну и звезды некому стеречь, их поутру рассвет сбирает в
  горсть... О чем душа поет - о том и речь. Кого позвали в гости - тот и гость. Все ярче, жарче оживает печь небесная над зимнею Землей... О чем душа поет - о том и речь. Что прогорит - то назовем золой. В высоком полдне вся и все видней, урок черчения теней не завершен... Ты всех мне ближе. Ты мне всех
  родней. Я навсегда тобой одной заворожен.   ДОРОЖНАЯ ЭЛЕГИЯ Памяти Николая Шипилова ...Вдоль железной дороги путейцы -
  как гроздь облепихи. Деревенька мелькнула - скворечников
  серый квартал... Я в купе. Я один. Нет попутчиков.
  Грустно и тихо... Так и в жизни, в которой размашисто
  я заплутал. Может, это и к лучшему? - мне ни к
  чему разговоры. Я и так из-за них неудачами часто
  сражен. ...Закрываются степи стеною
  соснового бора, разрезаются горы реки синеватым
  ножом... Тихий чай. И молчит по-японски со
  мной проводница. Вместе мы на минуту, а после я
  снова один. ...Ранним утром в окно просочится
  рассвета водица, а потом брызнет солнце - над миром
  святой господин... Домоседы мечтают: вот мы бы, вот
  нам бы, вот там бы!.. Но они не оставят уютных домов и
  квартир. Я пойду покурить в сквозняком
  продуваемый тамбур - там от близости ветра реальнее
  чувствуешь мир.   ПАМЯТЬ Там опять на закате октябрь
  избывает истому по листве, что уходит в две тысячи
  первый вираж. Тихо пишет ранет на стене
  деревянного дома, кадр за кадром теряя, графически четкий пейзаж.   А за домом подсолнухи бывшие, став
  частоколом, умоляют срубить и последним костром
  увенчать. Огород вспоминает, что был он все
  лето глаголом, и бугрится землей, до весны
  неспособной зачать.   Белорядной зимою сугробы там были по крыши - лишь по дыму узнаешь, где улицы и
  калачи. Солнцу ярому виделись мы словно
  юркие мыши, и охота на нас прекращалась в
  упавшей ночи.   То село на Земле для меня - материк
  в океанах. Я к нему подплываю все чаще и чаще
  во сне. Там все окна залиты зарею, как вина
  в стаканах, а калитки заборам хозяева дарят к
  весне.   Я забыл эти лета, а вспомню, то
  снова забуду, чтобы было чем жить и о чем иногда
  вспоминать... Моя память пунктирна, дарована мне
  словно чудо, мне лишь надо ее всю - до строчки -
  успеть записать.   * * * Я луга не вижу, но вижу коней на лугу. Чем дальше, тем ближе - я даже узнать их могу.   Они молчаливы. Копыта в траве не стучат. Плакучие ивы у речки вечерней молчат...   Круг памяти ниже. Летать я уже не могу. Я луга не вижу. Но вижу коней на лугу. |