|
ЦЕЛУЮ РУКИ
Я тень перешагну свою,
В былое кану.
Но все, что в жизни воспою,
Как капля камень
Проточит к чьим-то душам путь,
Осядет дрожью.
Плечами смерть пожмет - а пусть,
Себе дороже:
На волю выпустит меня -
Вам на поруки.
...Присевшим
с книгой у огня,
Целую руки!
* * *
Томиться тем, что правды нет -
Ну не пустое ли занятье?
Не проще отыскать ответ
В березе, что, примерив
платье,
Вдруг отразилась бирюзой
В волне прибрежной, вся в
сережках,
А над медвяною травой
Прицеливаясь, осторожно
Шмель голос точит молодой.
Не лучше ли сказать себе:
Гляди, как росы востекают,
Как туча грозовая тает,
Как ветер захмелел в гульбе!..
Уймется сердце, отойдет
От суеты, молвы, печалей,
И озареньем обнесет:
Вселенской
правды - здесь начало!
ПРОРЫВ
Дорога по меже струится,
На ней телега чуть видна.
На мокрых спицах и ступицах
От трав осели семена.
Возница править позабыла -
Конь не заносист,
не свернет,
Здесь - не простор необозримый -
Он, пыль
взметнув, не понесет.
Жизнь нрав обоим усмирила -
Она жестокая была:
Коню подковы источила,
Возницу с бедами свела.
...Но не всегда дороге длиться -
Просвет откроется едва,
Телега станет колесницей,
А конь закусит удила.
И этот гибельный порыв,
Как тетивы свистящий выстрел,
Возница примет за прорыв
Из дня
тягучего - в искристый.
НОСТАЛЬГИЯ
К моей душе придвинулось тепло,
Когда вошла я в домик этот низкий,
Без прежнего смятения и риска.
И время незаметно потекло.
Снимались книги с полок стеллажа,
Варился кофе из дробленых зерен,
Был колченогий
столик в угол вжат,
И пол для танго старого просторен.
Трещала в печке желтая хвоя.
Мы в
никуда смотрели просветленно.
И тихо кот мурлыкал, посвященный
В ту жизнь, где прежде были ты да
я.
Печали отходили, без следа.
Я в этот вечер вряд ли понимала,
Что завтра - в путь обратный,
навсегда,
За сотни
верст, если считать по шпалам.
ЛИК
Медно-желтая краска сомкнулись и
кисть.
Вся в пометинах
куртка не светского кроя.
Молодой, отбывающий срок колонист
Тороплив, оттого и рука беспокойна.
Вот уже обрамлен проступающий лик,
Пряди черных волос по щекам
ниспадают,
Вот зрачок, тоже черный, в
глазнице возник.
Ловкий штрих и глубокий зрачок
оживает.
Он, как сильный ожог, он горяч и
пытлив,
Он библейской слезою ресницы не склеет.
Но художника взгляд неуступно темнеет,
А душа принимает азарта прилив...
Не пытайся, художник, себя
вдохновлять,
Не натруживай руку, дубленую адом:
Для того,
чтобы лики святых рисовать,
Самому изначально быть праведным
надо.
Погляди, как лукаво смеются глаза,
Как извилисто губы к холсту
прилепились.
Твои помыслы в жестких чертах
отразились.
И змеится усмешка. И это - ты сам.
...Грех помножен на грех - он
опасней вдвойне.
Он мощеной дорогой уводит от Бога.
Медно-желтым пятном лик на темной
стене,
За
решеткой двойной в лес дремучий дорога.
|
МОЛИТВА
Я не прошу такого друга,
Чтоб безрассудно был он смел,
А чтоб из замкнутого круга
Спокойно вывести сумел.
Чтоб я, ему
доверив душу,
Не пожалела бы потом,
Чтоб он мое молчанье слушал
И понимал - молчу о чем.
Чтоб нрава был он не крутого,
Со мной бы мыслил заодно.
Пошли мне, Господи, такого.
В любом
обличье - все равно.
СЫНОВИЙ ДОЛГ
Даже если соберешь росу,
Наклоняясь над листом, былинкой
В непролазном, утреннем лесу,
До краев наполнишь ею кринку,
Матери заваришь чай с травой -
Долг не возвратишь сыновий свой.
Тесто замесив, собьешь его,
Выдержишь, чтоб гладкое оно
Раскаталось, превратилось в круг,
И, презрев перед огнем испуг,
На ладони испечешь лепешку -
Долг лишь поубавится немножко.
Только разве жертвы ждет она,
Разве для того тебя растила,
Надрываясь, и теряя силы:
Чтобы после выпить боль до дна?
От тебя ей нужно так немного:
Не была б
кривой твоя дорога!
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Из-под земли пошел протяжный гул,
И затрещала под ногами почва...
Оно пришло нежданно, среди ночи -
Природы необузданный разгул.
Притихли опустелые дома,
Все двери настежь, как в деревне
прежде.
Бежали люди на пустырь в надежде.
И хохотала в спину им зима.
Какой-то миг людей соединил,
Забыты разом все различья были:
Бомж принял богача под плащ свой
пыльный,
Тот панибратский жест бомжу
простил...
Оно ушло, не обметав края
Глубинных швов под ненадежной
сушей.
И первобытный страх покинул души,
И все
вернулось на круги своя.
ДРЕВО ЖИЗНИ
А ты, сегодняшняя знать,
К каким себя причислишь предкам?
Кого на древо нанизать
Сумеешь: бойкую субретку
У края платья госпожи,
Разбойника с шальной дороги,
Того, кто ножкой виражи
Выделывал пред ликом строгим,
А после смачно предавал,
Сжигая душу неминуче;
Того, кому вдруг выпал случай,
И он из грязи князем стал?
Не про тебя богатыри,
Мыслители тебя бежали,
Нет родовых имен в скрижалях,
Что к славному
- поводыри.
Чем будешь на исходе дней
Утешен? Тайною казною?
Но ей не подпитать
собою
Давно нежизненных корней.
Без соков древо упадет,
И не взовьется отзвук в небо.
Народ не вспомнит - был ли, не
был:
Он
летопись свою ведет.
ОЖИВШАЯ ДУША
Вспугнула птица всполошенная
Шмеля с качели травяной,
Осыпалась над головой
Листва, зарею подпаленная.
Таился воздуха порыв,
Чтоб это подхватить движение:
Шатнул ветвей переплетение,
Их грани четкие размыв.
Пошла в нарушенной тиши
Глухая перестрелка сучьями.
И устремилась тень летучая
Наперерез моей души.
Очнулась та не сразу, медленно,
Усталым взглядом повела,
И через силу ожила.
...День
обещал быть ясным, ведреным.
|
|
* * *
Любви неомраченной нет:
Она и тьма, она и свет,
Который сходит к нам с небес.
Но там же сторожит всех бес.
Он тьмой владеет и, приметив
Своих рабов, готовит сети.
А несказанный свет их рвет.
Но часто
ль верх над тьмой берет?
ПО МОЛОДОСТИ...
Как по молодости все просто:
Сам хорош, высокого роста,
И в карман не лезет за словом,
И характера-то крутого.
Я глаза на него истратила,
Впопыхах представила матери,
А она ждала не такого.
После я привела другого:
Не красавец и не уродина,
Но опять с достоинством, вроде бы,
Кулаки, как гири пудовые,
И рубашка с брюками - новые.
Мать меня отвела в сторонку,
Из косы изъяла гребенку,
И коса, по пояс, упала.
Мать задумчиво мне сказала:
«Волос длинный, а ум короткий...»
Я была из девчонок кротких,
Повела и его к воротам.
А в избушке, за поворотом,
Жил ну просто обычный парень.
Мать довольно сказала: «Пара.
Он тебя больше жизни любит,
Он изменами не погубит,
Он попреками не обидит,
Он тебя королевой видит».
Я уже подросла немного.
И хоть мать была очень строгой,
Посмеялась: «Еще и скромен.
Только ростом мы с ним - вровень.
Мне ж высокий,
веселый нужен».
Вот и стал мне такой мужем.
Он меня занимал речами
За пустым, без пряников, чаем,
Забывал возвращаться к ночи.
Я сердилась потом очень...
А в хоромах, за поворотом,
С капитаном речного флота,
Что ходить не любил налево,
Проживала
не королева.
СВОБОДА
Какая это благодать -
Не слышать голоса сухого,
И взгляда в спину затяжного
Стоически не принимать!
Кружить по маленькой избе,
Менять цветы в нехитрой вазе,
И - нет хозяина тебе,
Ну, пес у подворотни, разве.
Пиши, марай пером листы,
Читай, что раньше не успела.
С утра до вечера чисты
Все дни от суетного дела:
Сушняк искать, кормить очаг,
Чтоб рдяно полыхало пламя.
И обмирать - теплу никак
Пространство не согреть меж нами.
Свобода! В кои-то века
Пришла внезапно воздаяньем!..
Но - тянется к скобе рука,
Но - сердца слышу ликованье.
Стучат! А пес дрянной
молчит,
Как проглотил кусок приманный.
...На краешке скамьи сидит
Свобода гостьей нежеланной
|
ДВОЙНИК
Однажды сшиблись:
небо и земля.
А все вокруг сказали хором: пара!
И странно - не припомню в далях
дня,
Чтоб рядом нас не обдавало жаром.
И не припомню ночи без любви,
Тоски грызущей, если мы в разлуке.
Чего уж избежали - это скуки:
Горючий порох был у нас в крови.
Как после бури ясен небосклон!
Мы жить с тобою заново учились.
Но души всё медлительней
сходились,
Их глуше становился перезвон.
Когда бы знать, что это все -
игра,
Что молодость тому виной, гордыня,
Что впереди - суровая пора,
И у меня она тебя отнимет.
Когда бы знать - ценили б каждый
миг.
О, как он равен промелькнувшей
жизни!
...Не небо и земля, а мой двойник:
Я поздно
поняла - уже на тризне.
БАБЬЕ ЛЕТО
Еще тут бродят сновиденья лета,
И луч летучий греет желтоцветы,
Росу насквозь пронзает - для
забавы,
А та в испуге прячется под травы.
Туман пока загустевать
не хочет,
Еще он робок в утренних набегах.
Еще родник не пахнет первым
снегом,
А запах луга манит и морочит.
Голубоглазо небо, хоть с прищуром
Глядит на землю, вычисляя время.
И муравей, от напряженья бурый,
На кочку тянет клеверное семя.
Но нет уже той радости беспечной,
Когда кузнечик, опоенный зноем,
Всю живность выкликал из
травостоя,
И буйный праздник длился
бесконечно.
Теперь поймать бы теплое дыханье,
Что в синеве вечерней проплывает,
Не пропустить бы легкое шуршанье
Листа, что роща дальняя роняет,
Хоть и шумит уже вершинный ветер,
Дождь студеной,
неровен час, нагрянет,
Тогда на зябком, пасмурном
рассвете
Трава в
свой прежний рост уже не встанет.
* * *
Для чего мне эта зрелость,
Проплутавшая в пути -
Чтобы боль взошла в груди,
Что не мною песня спелась
Об удачливой судьбе?
Все равно бы захотелось
В жизнь горькую - к тебе!
Может быть она к забвенью:
Все, что тяжесть - опадет,
И небес благословенье -
За терпение - сойдет?
Но еще б продлились сроки
Мне на этом свете быть,
Жизнь переворошить,
И
наполнить светом строки
|
|
***
А стрелы метко в грудь летят мою,
И не пойму - с земли иль с
небосвода.
Передо мной гремит река без брода,
Я беззащитной на юру стою.
Зимой и летом - одинаков хлад...
Не узнаю моей души природу:
Ценившая любое время года,
Душа зашлась и просится назад,
В весну, где ей дарован был
порядок,
В тот мир - без потрясений,
неполадок,
Где не всходила горькая слеза.
Но... уж давно те рухнули устои,
Из прежнего
- лишь в небе бирюза.
И черным
стало белое, святое.
***
Уж не верю, что далече ад,
За жизнью где-то: здесь он и -
сегодня.
И опадает плод, и гибнет сад,
Дитё уже мадонне не угодно.
Да и мадонна - женщина в тряпье,
С куском засохшим, взятом на помойке.
Ей места нет в порядочной избе,
А сыщется,
так на тюремной койке.
Не тороплюсь ее к суду призвать:
Она была задумана, как мать,
Но тоже стала неугодна власти.
И чьи-то дети власти - в горле
кость,
Она сегодня здесь, а завтра -
гость.
Нет для народа большего несчастья!
|
***
Не всяк - садовник, даже если он
Надел имеет
и засеял землю.
Бывает, не взрастит простую
зелень.
А, значит, свыше он не одарен.
Так и правитель - зарастет страна,
Коль вместо дела выберет науку:
Держать в кармане царственную руку .
Полезет тотчас сорная трава.
Ей нет предела, выручил бы яд,
Но не подъемен и на это взгляд,
И вот уж гибнут розы близь
крапивы.
Но и опять не шевельнет перстом.
Под задернелым
скроются пластом
Не только
розы - золотые нивы!
|